В ритме сердца

О! Неужели я начинаю возвращаться обратно в тело? Да, я снова в нём и чувствую, как мощно оно пульсирует в районе паха от магической энергии, активно циркулирующей по венам и окутывающей чем-то мягким и тёплым все мои мышцы, кости, органы, нервы. А кожа… В ней нет больше невыносимого жара. Теперь там то самое вибрирующее, до сладостной щекотки приятное урчание моего кровожадного монстра. Только сейчас язык не поворачивается назвать его так. Скорее он милый, сытый до отказа питомец, получивший наконец то, что требовал так долго, за что безмерно благодарен своей дикарке.

Лина…

Контролировать своё тело у меня по-прежнему не получается, но при воспоминании о ней ко мне постепенно начинает возвращаться зрение. Я напрягаю веки, фокусируя взгляд, и благоговейно выдыхаю: я сижу на пятках, а моя кошечка лежит передо мной с широко расставленными ножками, нежась в постели с блаженной улыбкой на губах. Всё её тело, в особенности щёчки, обрело розовый, как летний рассвет над морем, оттенок; аппетитная грудь, что так и манит накинуться на неё языком, поднимается и опускается в учащённом ритме, а тонкие пальцы водят по впалому, всё ещё сокращающемуся от наслаждения животу, неосознанно размазывая на себе следы моего оргазма.

Эта картина шикарна настолько, что я готов кончить ещё раз.

Хотя какой нахрен кончить? Это был не оргазм, а настоящее перерождение души и тела, полное обнуление, сброс до заводских настроек. Это было охрененно, в прямом смысле улётно. Гораздо глобальнее и эпичнее, чем я представлял в своих фантазиях, пока так долго воевал с этой строптивой дикаркой. Но оно того стоило. Всё того стоило! Готов воевать с ней целую вечность, лишь бы испытывать это снова и снова. Отправляться в рай, и Лину туда же посылать беспрерывно. Хочу видеть её удовлетворённое, румяное, изумительно красивое лицо, её сияющие восторгом глаза вместе с потрясающим чувственными изгибами фигурки, которые даже сейчас, когда я ни черта не понимаю, не прекращают сводить меня с ума. А вот этот её смех… которого я до сих пор не слышу, лишь вижу её трясущиеся плечи и уголки сочных губ, ползущие вверх и оголяющие белые зубки, действует на меня, как на кота валерьянка. Готов всё на свете отдать, лишь бы она никогда не прекращала смеяться.

Любуюсь ей в полном неадеквате, внезапно ощущая, что начинаю сильнее телом содрогаться. Пара секунд уходит на то, чтобы понять, что, оказывается, я тоже начал смеяться.

Смеюсь и что-то говорю. А что говорю — не имею и малейшего понятия. Но мои слова резко что-то меняют. И меняют совсем не в хорошую сторону: её улыбка постепенно становится вялой, между бровями появляется хмурая складка, а глаза загораются недоумением и страхом, пока её губы активно шевелятся. Она что-то говорит. Или спрашивает. Мать твою, что она спрашивает?

На короткое мгновенье я прикрываю глаза и сильно концентрируюсь, желая наконец вернуть себе слух и способность двигаться.

— Адам… повтори, что… — её настороженный голос с трудом прорывается сквозь крайне громкое урчание моего зверя, но тем не менее мне удаётся что-то расслышать. — Повтори, что ты только что сказал мне?

А что я сказал? Я не знаю. Ни единой мысли нет в голове. Но почему-то мой рот начинает двигаться без моего ведома и произносит в хлам пьяным лепетом:

— Моя невезучесть определённо переплюнула твою, дикарка… Стопроцентно переплюнула… — Что? О чём я вообще говорю? — Ведь какова была вероятность… что единственная девушка, которая… способна отражать мою способность… — Стоп! Адам! Заткнись! Ты не должен говорить ей об этом! — единственная, кто может позволить мне ощутить весь кайф своей силы… окажется такой… упрямой и проблематичной? — Ну молодец, кусок идиота! Теперь она знает о своём влиянии над тобой! — Я же везунчик, каких ещё поискать, Лина, тебе так не кажется? — спрашиваю я и продолжаю смеяться, как последний придурок, без единой возможности остановится, даже несмотря на то, что с лица дикарки в одно мгновенье сходит всё веселье и свет.

— Так значит в этом и заключается вся моя особенность? — сдавленно произносит она, глядя на меня глазами, неумолимо наполняющимися влажным сиянием.

Не понял. Она что ли сейчас плакать собирается? От счастья? От шока? От чего, бля*ь?! Чёрт! Когда меня уже полностью отпустит, и мозги заработают?

— Не будем сейчас тратить время на разговоры, мне нужно войти в тебя, пока твоё состояние после оргазма до конца не утратило своё действие, — вот, вроде заработали — тут я в самом деле вещи говорю. Нужно трахнуть её как можно скорее, и мой член, нисколько не опустившийся после крышесносного финиша, полностью со мной солидарен.

— Стой! — у неё же, по всей видимости, вновь другие планы: Лина шустро приставляет ногу к моей груди, когда я накрываю её бёдра ладонями в стремлении притянуть к себе ближе. — Сначала ответь мне!

— Лин, я же сказал: сейчас не время для этого, — мой голос становится более звучным и чётким, а блаженное онемение в теле с каждой секундой всё сильнее сменяется живительной силой, что обостряет все рефлексы до предела. Всё! Больше ждать нельзя!

Я обхватываю ладонью основание члена, направляя к её входу покрасневшую от нового притока возбуждения головку, но вместо ошеломительно приятного чувства проникновения в её узкие объятия я начинаю задыхаться от сдавленных ощущений между рёбер.

— Ответь мне! — шипит эта драная кошка, спрыгивая с кровати, пока я заваливаюсь на бок от боли, вызванной сильным, точным ударом женской стопы по моему солнечному сплетению.

— Ты совсем больная?! Что на тебя нашло?! — рычу я, покашливая. — Какого хрена ты вытворяешь?!

— Я сказала: ответь мне, Адам! — приказывает она, срываясь на крик, что молниеносно смывает с меня вызванный крышесносным оргазмом морок, тут же затмевая всё сознание гневом.

— Ты сказала?.. Ты, бля*ь, сказала? — глухим шёпотом повторяю я. Превозмогаю остатки боли, вскакиваю с кровати и в два шага достигаю вконец обнаглевшую девку, накрывая ладонью ей шею. — Нет, Лина, ты не говоришь! Ты кричишь, дерёшься и приказываешь. А я всего этого не потерплю. Никогда. И ни от кого! Поэтому ты сейчас же сделаешь так, как Я скажу: ты вернёшься в кровать, мы доведём всё дело до конца и будем до утра упиваться этим нереальным кайфом, что позволяет ощутить моя сила. Ясно?

— Ответь мне. Сначала просто ответь, — дрожащим голосом она продолжает стоять на своём, будто абсолютно не слышит, что я ей говорю. — Всё дело только в этом? Ты ко мне так прицепился только потому, что я каким-то образом позволяю тебе испытать свою силу на себе? Или есть что-то больше? — спрашивает она, пронзительно глядя на меня своими синими, манящими, как оазисы в пустыне, глазами. Хочу окунуться в них, искупать всего себя в их пучине, а затем испить до дна, до последней капельки, до последнего издыхания. Хочу этого, даже невзирая на неимоверную злость от её непозволительного поведения и буйного нрава. Хочу, бля*ь, до помутнения. Но не буду. Не буду! Потому что не хочу потонуть во всём этом сентиментальном, полном ненужных чувств дерьме с головой.

Я уже не раз повторял: мне это нахрен не нужно! Мне достаточно сексуального дурмана, которым она меня опутывает, лишая способности здраво мыслить и контролировать себя в постели. В жизни я этого сделать ей со мной не позволю.

Она особенная. Но только в пределах моей спальни. За ними — она не будет иметь надо мной никакой власти!

— Ну же, давай! Ответь! Чего молчишь опять? Вопрос простой. Есть что-то больше или нет, Адам? — её тон вновь набирает громкость, а в тот самом слезливом блеске её глаз начинают танцевать языки бессильной злости. Она отрывает мою руку со своего горла и делает большой шаг назад, в тревожном ожидании поджимая губы.

Я чётко вижу в её влюблённой синеве давно известную мне глупую женскую надежду, которую я погашу ещё в самом начале, чтобы избежать очередных проблем и любых недопониманий.

— Нет, Лин, кроме сверхъестественного желания, что ты отражаешь на мне, больше ничего нет. Только это, — произношу твёрдо, уверенно, ни одна нота в интонации не колеблется в сомнении, пока сердце превращается в хаотичность пульса, в нервную аритмию, сдавливающую грудь болезненными судорогами. Но так нужно. Так правильно. Я не собираюсь ничего менять в своей жизни, и пусть она сразу это поймёт и примет.