В ритме сердца

— Почему дура? — от поцелуев меня отвлекает приглушённое бормотание дикарки, что, тихо постанывая, обхватывает мою шею руками, чтобы не упасть. Но я всё равно чувствую, как её ножки начинают подкашиваться, и потому сгребаю её в объятья, начиная удерживать на весу.

— Из всего, что я тебе сказал, ты услышала только это? — хрипло смеюсь я, прижимаясь к её лбу своим.

— Если честно, да… Мне кажется я уже ничего не слышу, не вижу, не чувствую, кроме нестерпимого жара под кожей, — растерянно лепечет Лина, с каждым вдохом и выдохом обмякая в моих руках всё сильнее. Наши дыхания вновь переплетаются, и это ощущается так правильно, горячо, необходимо, что меня окончательно накрывает. Я хочу её. Но ещё больше хочу прекратить её мучения. И мне не нужны больше никакие признания и просьбы, чтобы сделать это и победить в нашей тупой, вымышленной игре. Я уже выиграл. Она — моя. Она и есть моя победа. И ничего больше мне не нужно.

Но стоит мне только ощутить себя абсолютным триумфатором лишь потому, что крепко прижимаю её невинное тельце к себе, как вселенная в очередной раз решает проявить свою иронию во всей красе.

— Я больше не могу терпеть это, Адам… Я сдаюсь. Сдаюсь. Я сделаю всё, что ты пожелаешь, только возьми меня… умоляю. Пожалуйста! Я умоляю! Я хочу тебя, — её жалобный скулёж полностью заполняет мой разум, но вместо долгожданного ликования всю душу мне в клочья разрывает.

— Нет, маленькая моя, молчи. Не говори ничего больше, — я мягко накрываю её губы поцелуем, ощущая металлический привкус её крови на своём языке, а вместе с ним — жгучее желание набить себе морду за то, что был таким мудаком, который замучил нас обоих. — Я всё сделаю. Всё сделаю… и сделаю так, чтобы максимально облегчить твою боль, — обещаю я, бережно укладывая её обратно на кровать, нависая над ней сверху. Она тут же широко расставляет свои ножки, мутным взглядом призывая меня поторопиться. Но я не могу торопиться. Она не знает, что её ожидает. И потому её нужно подготовить.

— Адам, пожалуйста, — в нетерпении стонет Лина и, кое-как приподнявшись на локти, обхватывает мой член ладошкой, пропуская череду молний по моему кровотоку. — Что сделать? Говори. Я не могу больше ждать.

— Ничего не надо, Лин… Просто расслабься. Я сделаю всё сам, — прерывисто выдавливаю из себя я, содрогаясь от её скользящих движений по моей плоти, отчаянно пытаясь сохранить рассудок, чтобы не причинить ей боль, которую она просто-напросто выдержать не сможет.

— Я не боюсь боли, Адам, — шепчет чертовски проницательная малышка сквозь протяжный стон, вызванный прикосновением моих пальцев к её горячим складкам. — Давай же, сделай это, умоляю, иначе я сознание потеряю, пожалуйста, Адам, — скулит она, призывно толкаясь бёдрами навстречу моему паху, даже не понимая, о чём сейчас просит. Сознание она потеряет, если я пойду на поводу своей всепоглощающей жажды и войду в неё прямо сейчас. Причём в прямом смысле отключится. Не от кайфа, а от непереносимой боли, схожей с препарированием без наркоза.

Да, когда я говорил, что моя сила обостряет до предела чувствительность женских тел к любым сексуальным ощущениям, я в самом деле подразумевал это. И потому лишение девственности, что и так является процессом довольно болезненным, со мной ощущается в многократном объёме, который женщины не способны вытерпеть настолько, что от болевого шока чаще всего теряют сознание. Потому-то я и избегаю этого. Потому-то я и хочу всё сделать правильно с дикаркой, чтобы не заставлять её испытывать на себе подобное. Хватит с неё мучений. Хватит. Она этого не заслуживает.

— Я войду в тебя, но перед этим тебе нужно кончить, Лина, — произношу я, едва скрывая волнение в голосе. Глядя в самые прекрасные на свете глаза, наклоняюсь к её губам, мягко накрываю их своими, втягиваю в себя её сладкий язычок, что тут же начинает порхать в моём рту, проникая всё глубже и глубже.

— Нет, я хочу тебя, — сквозь поцелуй жалобно протестует дикарка, продолжая интенсивно поглаживать мой член.

— Чёрт… Лина, — шиплю я от разрывающей потребности войти в её жаркое, узкое лоно, но вместо этого проникаю в него средним пальцем, оглушая пространство спальни нашим одновременным громким стоном. — Пиз*ец, какая тугая, — из-за обрушившегося на меня пламенного смерча у меня получается прошептать лишь одними губами, которые Лина ловко ловит своими, посасывает, жадно целует, стонет, массируя моей член своей ладошкой, заставляя испытывать меня настоящие адские муки. Но вот я как раз таки их заслужил. Однозначно заслужил, поэтому буду терпеть, сколько потребуется, лишь бы только ей не сделать больно.

Собрав все остатки своей воли, я начинаю ритмично двигать пальцем, умирая от ощущения тугих нежных стенок, сжимающих меня так плотно, что даже страшно представить размер катастрофы, если бы я без подготовки проник в неё членом.

— Дура, Лина! Ты невероятная дура. Тебе нужно было сразу мне сказать, — с тяжелыми выдохами ругаюсь я, чувствуя, как кровь со всего тела вместе с огненным сплавом неумолимо устремляется к паху. — Остановись, — сдавленно приказываю я, накрывая ладонью её руку на члене. — Я должен выдержать до момента, как ты кончишь, чтобы сразу же войти. Тогда ты будешь чувствовать меньше.

— Что? Нет… я хочу с тобой, Адам… С тобой, — её сиплые томные просьбы с усиленной хваткой на члене лишь добавляют сложности моим и так минимальным резервам выдержи, но я твёрдо намерен повременить свой собственный оргазм.

— Лин, так надо. Послушай меня хоть раз, — сцепив зубы до скрежета, проговариваю я, ещё раз порываясь оторвать её от себя, но дикарка неожиданно резко схватывает свободной рукой мои волосы, приподнимается вплотную к моему лицу и рычит, точно разгневанная тигрица:

— Послушай и ты меня, Адам Харт! Я не отпущу твой член, пока ты не кончишь со мной вместе! Потом делай со мной всё, что хочешь… Но сейчас… Боже!.. Я хочу… С тобой… Вместе… — её злостное рычание плавно угасает, превращаясь в пронзительные стоны от скорого приближения оргазма, от беспредельной силы которого я ей даже не отвечаю. Просто не могу. Язык полностью отказывается меня слушаться. Я пиз*ец как остро чувствую момент её освобождения. Не только непрерывно проникающим в неё пальцем, что с каждым толчком лишь плотнее сдавливаются горячими тисками, но и всем своим сверхъестественным началом. Этот оргазм будет мощнее, разрушительнее, фееричнее, чем был в машине. Он не оставит после себя ничего, сотрёт всё подчистую — и жар, и сладострастную агонию, и способность чувствовать что-то, кроме всеобщей эйфории. И именно это мне и нужно — чтобы она ничего не чувствовала.

Ещё несколько быстрых глубоких толчков — и её бархатистые стенки начинают ритмично сжимать мой палец, сигнализируя о том, что она дошла до своей грани, а я, прекращая дышать, заворожённо любуюсь, как изящно изгибается её спина, тело усыпается россыпью мурашек, а губы раскрываются в беззвучном крике, пока Лина конвульсивно содрогается в оргазме, затягивая меня в глубину своего морского взгляда.

Вот сейчас! Я должен сделать это сейчас!

Но чёрт!.. Что такое?

Почему я этого не делаю? Почему я не могу подвигаться?

Стоп!

Что-то не так! Совсем-совсем не так.

Почему я вообще не слышу её крика?

Почему перед глазами всё светлеет?

Почему всё тело обретает лёгкость, и я перестаю ощущать жалящий кожу огонь? Зверскую похоть? Страх перед её болью?

Что за хрень со мной происходит?

В полном недоумении, будучи словно под наркотическим трансом, я опускаю взгляд вниз и внезапно понимаю, что Лина так и не выпустила меня из прочных уз своей ладони.

И всё! Это последние, что мне удаётся увидеть перед тем, как мой дух начисто выбивает из собственного тела каким-то мощным, неземным, прошивающим всё естество живительной энергией взрывом.

А дальше невыразимая нега заполняют всю мою сущность — и я улетаю. Куда? Не знаю. В астрал? На небо? Или же, с лёгкостью пробив собой стратосферу, прямиком в бескрайний космос? Не важно. Сейчас ничего не имеет значения. Главное — я парю. Освобождаюсь. Расщепляюсь на песчинки. Становлюсь невесомым, как воздух. Может, даже умираю. Меня будто нет, и в то же время я нахожусь повсюду. Не вижу, не слышу, ничего не понимаю. Только впитываю в себя пары небывалого кайфа, который дарует мне безграничное чувство свободы, охватывающее каждую жилку в моём теле.