Клевета

Когда они добрались до кельи Магдален, он открыл дверь и любезно освободил сестру Терезу, сидевшую у колыбели. Остановившись у люльки, он поглядел на спящего ребенка.

— Вы все еще продолжаете ее кормить?

Было что-то зловещее в этом вполне пристойном вопросе, что-то, от чего Магдален охватила паника. Взглянув на кузена, склонившегося над Авророй, она почувствовала, как у нее холодеет в желудке.

— Да, — ответила она. — Осторожно, не разбудите девочку. Он отвернулся от колыбели и цинично оглядел ее.

— Ну, что ж, кузина, мне поручено сделать вас членом нашего семейства, преданным делу де Боргаров.

— Никогда!

— Я уже потратил на вас кучу времени, — заметил он. Никогда бы не подумал, что на женщину надо тратить столько сил и времени.

Он двинулся к ней, и, Магдален, собрав всю волю, заставила себя стоять, не шелохнувшись, понимая, что если она обнаружит свою слабость, то сделается еще более беспомощной.

— Если бы вы только знали, как долго я дожидался этого мгновения, — сказал он вкрадчиво, почти прикасаясь к ней своим телом. Глаза Магдален не отрываясь смотрели на ястреба-перепелятника, вышитого на его камзоле. Птица, казалось, выгибалась и наклоняла голову при каждом его вздохе и выдохе. — Знаю, что вы не сохранили непорочность вашего брачного ложа, но теперь вы будете спать только с теми, кого мы вам определим.

— Вы хотите сделать из меня шлюху?! — ее голос сорвался от возмущения.

— Вы рождены шлюхой, мадам, — сказал он. — И эта шлюха, надо сказать, в совершенстве знала свое дело.

Он провел пальцем по ее щеке, и, вновь почувствовав ее отвращение, схватил рукой за плечо.

— И вы, кузина, в совершенстве владеете этим ремеслом. Вы это доказали, сумев в одно и то же время удовлетворять и супруга, и любовника. Вы волшебница соблазна, Магдален Ланкастерская. Вы дочь своей матери, и мы сумеем использовать эту силу на благо нашей семьи и Франции. И с вашей помощью мы отомстим Ланкастеру за убийство Изольды!

Он внезапно прильнул к ее рту, грубо разжав ее губы; одно мгновение — и его язык дотронулся до ее языка. И тут же Магдален со всей силой отчаяния вцепилась в его щеку, расцарапывая ее до крови. С отвратительным ругательством он отпрянул назад, и в этот момент проснулся ребенок и криком наполнил комнату, оповещая весь мир, что он проголодался.

Магдален кинулась было к колыбели, но рука на ее плече сжалась сильнее. Д'Ориак поглядел на нее сверху вниз, и эти секунды показались ей часами.

— Посмотри, что с ней! — сказал он, наконец, отрывисто, ослабив пальцы.

Магдален поспешила к малютке. Она взяла ребенка на руки, пытаясь успокоить его. Под холодным взглядом Шарля д'Ориака, она сменила пеленки и накормила Аврору, отвернувшись в сторону от незваного надсмотрщика, и закрываясь рукавом в надежде пробудить в нем хоть какое-то чувство скромности, но Шарль неотрывно глядел на нее горящим взором.

Сытая девочка была расположена поиграть. Она устроилась на коленях у Магдален и, пока та застегивала платье, с любопытством оглядывала комнату. Обнаружив присутствие Шарля д'Ориака, Аврора вытаращила на него свои круглые серые глазки.

— Положи обратно, — тем же отрывистым тоном приказал он.

— Но она не хочет спать, — возразила Магдален. — Она ведь только что проснулась.

Следы от ее ногтей на его щеке успели побагроветь и в глазах появилась холодная ярость.

— Убери ребенка! — он быстро подошел к двери и настежь распахнул ее: там стояли те же двое стражников, что сопровождали Магдален к Бертрану и обратно.

Шарль кивнул на Магдален: — Заберите у нее ребенка.

— Что?… Куда?… Не дам! — запинаясь на каждом слове, она встала, и все крепче прижимая девочку к себе, стала отступать по мере того, как стражники приближались.

— Отдай ребенка сестре Терезе. Вряд ли ты захочешь, чтобы он попал туда же, куда и ты.

Монахиня зашла в комнату вслед за солдатами, ее лицо оставалось таким же непроницаемым, как и раньше. Никогда еще Магдален не было так страшно.

— Куда? — это был даже не вопрос, а всхлипывание. Монахиня забрала ребенка из ее обмякших рук.

— Туда, где ты сможешь поразмышлять на досуге… кузина, — со злобной ухмылкой сказал Шарль. — Уведите ее!

Стражники схватили ее за руки. Магдален с минуту пыталась сопротивляться, пока не осознала бессмысленности этого и не увидела, что д'Ориак наблюдает за ее усилиями с мерзкой улыбкой; багровый след от ногтей еще явственнее обозначился на его лице. Она уступила. Что бы они ни собирались с ней сделать, она все равно бессильна помешать им.

И она побрела, удерживаемая крепкими руками, вниз и вниз по лестницам, пока сырой запах не возвестил, что они уже находятся под землей. Темноту коридоров теперь освещали только смоляные факелы, висевшие кое-где на стенах, скользких и позеленевших от мха. Никто больше не попадался навстречу, и Магдален начала бить дрожь от холода и ужаса.

В конце концов стражники остановились. Магдален увидела под ногами, в каменном полу люк. И теперь, обезумевшая от страха, она поняла: там, внизу подземная темница ее кошмаров.

Отодвинув засов, стражники ухватились за массивное железное кольцо и с трудом приподняли плиту. Под ногами Магдален зияло черное отверстие. Она почувствовала, как сильные руки подхватили ее под мышки, пододвигая к краю. Одному Богу было известно, что ее ждет. Встав на колени, Магдален начала спускаться в непроглядную тьму. Через несколько секунд каменная плита со скрипом закрылась над ней, и пронзительный вскрик вырвался из ее груди. Ее охватили тьма и тишина… и трудно было сказать, что страшнее. Магдален показалось, что сейчас у нее сердце выскочит от страха. Что впереди? Может быть, она стоит на краю шахты, бездонной ямы, в которую полетит, если сделает хоть шаг? Магдален отпрянула назад и почувствовала спиной что-то холодное и сырое, но, по крайней мере, твердое. Она протянула руку вперед и наткнулась на ледяной, склизкий, замшелый камень, а затем ее пальцы нащупали стальное кольцо. Магдален откинулась назад, и по ее лицу потекли слезы облегчения, оттого что вокруг твердая, прочная поверхность. В ушах стучала кровь, заглушая тишину, и она не сразу поняла, что ноги у нее промокли. Выходит, она стоит в воде? Но насколько здесь глубоко? Магдален различила слабое журчание, но начисто потеряв ориентацию в темноте, никак не могла определить, откуда исходит звук: справа или слева? А может быть, спереди.

Она была погребена заживо, и Магдален показалось, что вся толща земли над головой давит ей на плечи. Воздуха почти не было: как если бы она дышала через кусок бархата. Легкие ее напряглись, хватая с жадностью спертый воздух темницы. Струйки холодного пота текли по спине, и она поняла, что впереди — смерть.

Нет, нет, нет, нет! Ее сюда поместили вовсе не для того, чтобы уморить до смерти.

Медленно, но мысли стали восстанавливать свой обычный ход. И вдруг она словно бы увидела перед глазами слова: «Тебя бросили сюда не для того, чтобы ты умерла». Она слышала их. Они сами собой сорвались с ее языка.

«Аврора в целости и сохранности, и однажды они прикажут освободить ее из подземелья. Но когда? Крысы, змеи, жуки, пауки, мокрицы»… Прежде чем она успела снова взять себя в руки, очередной вопль вырвался из ее груди, а затем опять воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым журчанием воды.

Кортни Дюран, наевшись до отвала, дремал в палатке под стенами Каркассонской крепости. Ему славно заплатили за его работу, и он позволил себе расслабиться. Одной рукой он вяло поглаживал крутое бедро женщины, которая помогла ему скоротать эти длинные сонные часы летнего дня. На языке оставался еще вкус вина, чеснока и жирных тулузских колбасок, и женщина оказалась на редкость полногрудой и страстной, откликающейся на каждое его прикосновение; рот у нее был измазан вином, а от тела крепко пахло потом и мускусом, мало-помалу начинавшим вновь возбуждать его. Она забралась на него, вбирая его своим жадным телом, и на мгновение он увидел пару ее больших, серых глаз, полный, чувственный рот, белизну покатых плеч из-под спущенного платья, за которым скрывались самые очаровательные изгибы.