Моя желанная студентка

— А что мы скажем? — задаю логичный вопрос, пока мы поднимаемся на лифте.

— Что примерные детки исключительно ради науки будут жрать весь вечер пиццу и изучать в каком процентном соотношении этанол наиболее вреден для клеток человеческого мозга.

— Ты моей смерти хочешь?

— Нет. Хочу узнать, на что ты способна, когда пьяная, — смеется он, за что получает кулаком по руке.

— Ай! Я же шучу.

— Ни слова об алкоголе! — шикаю на него и отворяю дверь в квартиру.

Вначале мне кажется, что дома никого нет, но пока мы копошимся у двери, из гостиной выходит мама. Она молча поправляет очки и пытается разглядеть того, кто стоит спиной к ней и не может избавится от ботинок.

— Блин! — говорит наш гость. — Что за напасть такая? — И наконец-то снимает застрявшую обувь.

— Андрей?! — удивляется мама и смотрит на меня почти восторженно. Я уже знаю, что творится в ее голове: дочь поумнела и нашла себе достойного молодого человека. Правда, при виде кожанной куртки и потертых джинс она недовольно хмурится. Ну вот откуда в ней столько ханжества?

Почему, если человек не в рубашке и брюках, то он либо нищий, либо не умеет вести себя в “приличном обществе”? О том, что сама выходец из деревни, мама благополучно забыла.

— Здравствуйте, Алла Васильевна. — Андрей протягивает ей руку, и та пальцами сжимает его ладонь. При этом во взгляде столько снисхождения и благодушия, что мне остается лишь гадать о причине ее перепадов настроения.

— Как давно ты у нас не был! Проходи в кухню. Ника, переоденься и присоединяйся к нам. Ты голоден? — обращается снова к Вишневскому.

— Если честно, да.

Я оставляю их на несколько минут одних, а когда выхожу из своей комнаты, стол уже оказывается заваленным едой. Андрей сидит в кресле, но на его лице читается неловкость. А пока он пытается свыкнуться с мыслью, что его сейчас вкусно накормят, мама вовсю шинкует зелень для салата.

— Ника, плов разогрелся. Накрой.

Немногим позже, когда тарелки пустеют, и мы расслабляемся, Андрей рассказывает немного о новостях из своей жизни, словно невзначай упоминая куратора.

— Кстати, кого вам назначили? — интересуется мама.

— Графа! — простодушно заявляет наш гость, вызывая ужас в глазах моей родительницы.

— Как? Почему именно он? Должен же быть Островский или в крайнем случае Буров!

— Но приказом сверху решили поставить Графа, — говорю ей строго. — И он весьма компетентен, мам.

— Ну конечно! Знаю я его компетентность. За последнее десятилетия одна ересь. То ли дело Бутков. Еще четвертый десяток не разменял, а уже прорыв в науке!

— Сомнительная слава, — прерывает ее речь Андрей.

— Отчего же?

— Насколько мне известно, Бутков увел жену у Графа. И хоть он ничем выдающимся в это время не занимался, а только протирал штаны в институте биоинженерии, его научный прорыв выглядит очень подозрительно. Еще мне известно, что команда Графа и Бурова хотела кое чем удивить научное сообщество, но… они не выступили. Понимаете, к чему я веду?

— Вздор! — Мама машет рукой и встает со стола. — Я очень хорошо знакома с Аней, она не смогла бы так поступить с мужем. Хоть тот и мудак.

— Женщина, которая, не развелась прежде, чем совершить измену, тоже далеко не святая.

Видя, что этот разговор может привести к скандалу, я перевожу тему в более мирное русло.

— Мам, а я сегодня впервые села на мотоцикл. Непередаваемые ощущения!

— Надеюсь, о защите ты позаботилась?

— Конечно. Андрей мне все предоставил.

— Кстати! — Вишневский косится на меня. — Наша группа этим вечером собирается в пиццерию, надо отпраздновать начало учебного года. Может, и ты придешь, Ник?

Я умоляюще смотрю на мать, и замечаю, как поджимаются ее губы.

— Вы же не против, Алла Васильевна? — невинно уточняет гость.

— Если обещает, что с университета не поступит никаких жалоб по поводу плохой успеваемости, то пусть идет.

Обрадованная этой новостью, я тотчас ее обнимаю, а как только мы проводим Андрея, начинаю собираться. Вообще, для подобного мероприятия следует обуть каблуки и надеть облегающее платье, ну или короткие шорты с топом. Однако под зоркий глаз мамы я “наряжаюсь” обычными джинсами и белым топом. Ну правильно, это же пиццерия! Ничего особенного!

При виде моего унылого вида Андрей смеется.

— Ник, это никуда не годится. У тебя есть кто-то, у кого можно попросить одежду?

— Может, Светка? — предлагаю, думая при этом, как не впасть в отчаяние.

— Звони! В крайнем случае, попрошу знакомых девочек тебе помочь.

— Неужели все настолько плохо? — спрашиваю с надеждой.

— Катастрофа, если честно.

Что ж, надежда умирает последней.

Светка отвечает после первого гудка. У меня создается ощущение, что моего звонка ждали, ведь не успеваю я раскрыть рта, как она просит посидеть этой ночью с ребенком.

— Ника, если я в этом месяце не выйду в смену хотя бы пять раз, придется сократить статью расходов. А куда мне с Диной? У нее то сопли, то горло, то еще что-то…

Я теряюсь с ответом, не зная какие слова подобрать. Она столько раз прикрывала меня перед родителями, что с моей стороны отказ выглядел бы свинством. Поэтому я прошу ее подождать немного, чтобы сообщить о своих мыслях Андрею.

— Ника, я уже забронировал местечко в клубе, да и Оля согласилась передать тебе флаг на втором старте! — громко шепчет одногруппник.

— Но Света…

— Ты ее единственная подруга?

— Нет.

— Тогда не думай. Поехали. Я могу опоздать.

Мое оправдание перед Светой выходит жалким, и брошенная трубка с многозначительным “ясно” мучает совесть настолько сильно, что мне становится тошно от самой себя. В то же время я понимаю: я не раз привозила им лекарства и ночевала вместе с простуженной Диной, пока она исправляла свою финансовую ситуацию. Могу же я хоть раз поступить не в ущерб своим интересам!

Перед тем, как мы трогаемся с места, Андрей набирает свою подругу и, уточнив размер моей одежды, просит достать сногсшибательное платье, идеально сочетающееся с белоснежными кроссовками.

— Извини, туфли не стал просить, у нее сорок второй. Там такие ласты… — смеется он, заводя мотор.

Когда над городом опускаются сумерки, и мы доезжаем, то я чуть не роняю челюсть. Плевать, какой у девушки размер ступни, если у нее ноги от ушей, то все, абсолютно все становится неважным. Настолько красивых и пропорциональных девушек я не встречала даже в стриптиз клубе, а ведь там за ее танец заплатили бы раза в три больше, чем мне.

Понимая, что измеряю внешность людей в гонорарах, я мысленно даю себе подзатыльник. Это не должно становиться привычкой.

Глава 5. О вьюнках и орхидеях

Граф

Мне часто приходится жертвовать своим досугом ради работы. Уже не сосчитать, сколько часов счастья было упущено из-за желания выделиться, придумать то, о чем никогда не догадаются другие и сделать великое открытие. А все почему? Потому что гордость не позволяет быть ниже остальных, а перфекционист, заложенный во мне природой, скрытый в недоступной для изучения части ДНК, не терпит беспорядка. Все должно быть сделано сейчас и непременно в лучшем виде.

— О чем задумался? — спрашивает Серега и делает затяжку.

— Об упущенном времени.

— Только не говори, что была бы твоя воля, то перевернул бы мир с ног на голову и нашел бы панацею от всех болезней. — Смеется он, хотя чья бы корова мычала. Сам такой же, как я — дай волю, месяцами будет чахнуть среди образцов и стеклянных колб.

— Я об Ане думаю. — Говорю ему правду. — Завтра разводимся.

— Жалеешь, что потерял?

— Нет.

Вру.

Серега хмыкает и пускает пару колец дыма.

— Когда Аленка от меня ушла, я тоже винил себя. Женщины, они ведь как цветы. Все разные, но требуют одного — ухода и внимания. Одни любят прятаться в тени и наслаждаться прохладой, другие требуют ласкового солнца и восхищенных взглядов. Кто-то ценит тебя за умение обильно орошать ее листья — неважно чем, ведь у каждой свои требования, — а кто-то вытягивает влагу корнями, иногда оставляя тебя ни с чем.