Страница 63 из 78
«Сколько миль до Вавилона? — пробормотала я. — Шестьдесят миль и десять.»
«Ш-ш-ш, — сказал голос. — Тебе нужно помолчать. Больше никаких рифм. Больше никаких слов.»
«Ты сможешь добраться туда при свечах?» — о чем она говорит? Слова и туман-вот все, что у меня было.
«Очнись от этого!» — она прошептала и ударила меня. Я замерла. Иногда он бил меня, когда я пела песни, которые ему не нравились. Я никогда не знала, какие песни заставят его ударить меня, пока они не будут спеты, и будет слишком поздно, чтобы взять их обратно. Однажды, когда я пела песню о женщине по имени Джанет и белом коне, на котором ездил ее любовник, он начал бить меня и почти не останавливался. После этого я несколько часов истекала кровью в тумане, и на пальцах у меня, как рубины, блестела яркая кровь.
Мне не нравилось, когда он бил меня. Было больно. И это смутило меня, потому что, как бы я не ненавидела его, я не хотела, чтобы он останавливался. Когда он наносил удары, туман рассеивался настолько, что я могла начать постигать концепции, лежащие за пределами мира, который я знала, вещи более сложные, чем туман и полузабытые песни. Поэтому я съеживалась от ударов и вспоминала, что их вызвало, чтобы заставить его сделать это снова, когда захочу. Всякий раз, когда я была готова рискнуть болью ради здравомыслия. Когда он избивал меня, я ненавидела его. Когда он останавливался, я ненавидела себя за то, что ненавижу его.
Но я всегда заставляла его бить меня снова.
Боли больше не было. Открыла глаза. Туман опустел, медленно кружась. «Привет? — туман поймал мой голос и отбросил его, заглушая песни. — Привет?»
Никто не ответил. Я обхватила себя руками, дрожа сильнее. Это было неправильно: я никогда не была одна. В тумане всегда был кто-то, готовый наказать или успокоить. Они никогда не оставляли меня в покое. Что-то может причинить мне боль. Что-то может меня напугать. Что-то может …
Можно …
Кто-нибудь может меня разбудить.
«Сколько миль до Вавилона? Шестьдесят миль и десять…» — прошептала я. Я вспомнила, что кто-то еще говорил то же самое: женщина с темными волосами и глазами, похожими на туман. Она вложила мне в руку свечу и сказала, Как пройти туда и обратно; она обещала, что свеча защитит меня. Да, опасность есть, всегда, но есть дорога, по которой я могу идти. Я вспомнила маслянистый блеск ее кожи, заостренные ногти, которые так естественно изгибались в когти. …
Луидэд.
Задохнулась, мое сердце колотилось о ребра. Луидэд. Она дала мне свечу и указала на дорогу, которая ослепляет Майкла. Я была в безопасности, пока держала свечу и оставалась на тропинке. Я была в безопасности, пока… о, корни и ветви, что я наделала? Что еще важнее, что я делаю сейчас? Попыталась встать и упала, зацепившись за стул.
«Что ж, это сработало лучше, чем я ожидала,» — насмешливо произнес голос у меня за спиной.
Замерла, перебирая возможные варианты и отбрасывая их. Наконец спросила: «Акация?»
«Это я, а теперь тише. Мне нужно, чтобы ты встала, — ее руки крепко лежали на моих плечах. — Я не позволю тебе упасть.»
«Где я?» — я слышала ее, но не видела; туман закрывал все.
«Личные залы моего мужа, — она помогла мне подняться на ноги. — Все будет хорошо, но тебе нужно двигаться.»
«Ничего не вижу.»
«Ты заколдована — у него есть планы на тебя, и они не включают в себя твой побег. — В ее голосе звучало мрачное веселье. — Закрой глаза.»
Я сделала, как мне было сказано, и она провела мягкой влажной тряпкой по моим векам. Когда давление ослабло, я открыла глаза, щурясь от яркого света. Туман исчез. Мы оказались в маленькой комнате, заваленной сломанной мебелью и грудами гобеленов. Пол был покрыт толстым слоем пыли, и следы вели к креслу, где я сидела. Окон не было, дверь была приоткрыта и не запиралась. Они держали меня в плену, и им даже не нужны были железные прутья, чтобы сделать это, потому что покорилась им. Идиотка.
Акация стояла на коленях передо мной, хмурясь и дразня шрамом на щеке. Она смотрела, как я оглядываюсь по сторонам, и на ее лице было написано беспокойство.
«Ты меня видишь?»
«Да, — ответила я, смотря на нее. — Что он со мной сделал?»
«Он покрыл твои глаза волшебной мазью, приготовленной для того чтобы ослепнуть а не прозреть, — ее улыбка была горькой. — Боюсь, он не очень оригинален, но то, что он делает, он делает хорошо. В том числе и похищает чужие игрушки. "
«Я думала, он бог,» — едва не подавившись словами произнесла я.
«Понимаю, он делает это со всеми, даже с теми из нас, кто должен знать лучшее, — она провела рукой по моим волосам и выпрямилась, сказав, — это канун Дня Всех Святых, и он скоро придет за тобой.»
«Что? — я уставилась на нее. Прошло так много времени? Этого не может быть… но туман был таким густым. На мгновение, я была готова пойти с ней. Потом я посерьезнела и покачала головой. Мысль о свободе была как наркотик, но это не изменит моего обещания. — Не могу.»
«Знаю, что ты дала слово. Что ты обещала?»
«Остаться.»
«Ты никогда не говорила, что станешь охотником. Мои леса — часть его земли. Теперь пойдем со мной. Я не могу освободить тебя, но по крайней мере ты не будешь его.»
Я внимательно посмотрела на нее, прежде чем протянуть руку и позволить ей вывести себя из комнаты.
«Зачем ты помогаешь мне?»
«Потому, что тебе не нужно было забирать у нее мою розу, и потому что его планы на тебя сделают хуже нам обеим. А теперь поторопись.»
Я замолчала, позволяя ей вести меня по коридорам. Мы были на полпути в одном из коридоров, когда Акация ахнула и толкнула меня за спину. Я сгорбилась, пытаясь стать настолько маленькой, чтобы меня не заметили. Я не видела, что ее напугало, но была уверена, что вряд ли это что-то было настроено дружелюбно. В землях Слепого Майкла ни чего дружелюбного не было.
Ноги в доспехах шаркали по полу, и чей-то голос произнес: «Мы не ожидали увидеть вас здесь.»
«Вы сомневаетесь в моем праве пройти?» — требовательно спросила она. Ее голос был холодным и убежденным в собственном превосходстве: таким голосом чистокровки разговаривают со слугами-подменышами.
На стражников Слепого Майкла это подействовало ничуть не хуже. Последовала неловкая пауза, и голос сказал: «Но мы приближаемся к тому времени, когда пора ехать, и я подумал: …»
«Кто сказал, что вы должны думать? — спросила она. — Вы явно не подходите для этой задачи. Какая порода глупцов бросает вызов леди в чертогах ее господина? И я все еще его леди, пока Поездка не закончена.»
О чем она говорит? Я вспомнила руки Слепого Майкла на своих волосах и щеках и вдруг ужасно испугалась, потому что уже догадалась.
«Моя леди, я…»
Лучше бы он промолчал — слишком поздно ее уже не остановить. Я не раз слышала, как вечером делала то же самое; ее слова произвели на меня впечатление, и наверное у нее были на то причины. Акация делала это хладнокровно, не имея ничего, кроме страха. Что сказать навык.
«Я почти готова сказать мужу, что вы сомневаетесь в моем праве ходить по его коридорам! Уверена, ему будет любопытно, узнать, что его охрана делает для его безопасности даже больше, чем необходимо; охраняет его леди от его постели! "
«Пожалуйста! — охранник был в отчаянье, и даже мне стало его немного жаль: догадываюсь, чем это может закончиться, когда о чем-то подобном сообщают Слепому Майклу. — Тысяча извинений!»
Последовала пауза. Когда Акация заговорила снова, ее голос звучал мягче.
«Очень хорошо. Проследи, чтобы меня никто не беспокоил; я не собираюсь танцевать эти па больше одного раза за ночь.»
«Да, Госпожа!» — я слышала, как охранник отполз в сторону, шаги затихли. Несколько минут Акация прижимала меня к стене в ожидании. Никаких сигналов тревоги.
Когда она, наконец, отошла от стены, она посмотрела на меня печальным взглядом.
«Значит, ты знаешь.»
«Почему…»
«Потому что, — ее печаль исчезла, превратившись в горечь, — Ты была бы лучшей игрушкой. Пошли быстрее.»