Искусственная ночь (ЛП)

«Ты уйдешь без этого, — он вытащил из жилета знакомый хрустальный шар и поднял его, чтобы показать мне бьющуюся бабочку, пойманную в ловушку. — Разве она не прелесть? Она прошла мимо меня в ночи, и я забрал ее. Интересно, как долго она протянет?»

Карен. О, корни и ветви, Карен.

«Отпусти ее!»

«Остаться со мной.»

Я застыла, глядя на него: «Что?»

Он снова улыбнулся: «Поставь свечу. Остаться со мной. У тебя нет времени спасти ее и сбежать, но если ты останешься по своей воле, я отпущу ее.»

«Почему?»

«Потому, что однажды ты обманула меня; это произвело на меня впечатление, но я не оставлю тебя в покое, чтобы ты сделала это снова. Потому что твое существование оскорбляет меня, дочь Амандины, — он развернул сферу, заставив бабочку взмахнуть крыльями в отчаянной попытке удержаться на ногах. — Ты останешься. Она уходит.»

«А Кэти?»

«Ты не имеешь на нее никаких прав, — он покачал головой. — Пожертвуй собой, чтобы спасти одного или потеряй обоих. Выбор за тобой, дочь Амандины. У тебя осталось не так много времени.»

Я посмотрела на свечу. Он был прав: время ускользало, и я не была уверена, что справлюсь одна, не говоря уже о детях. Черт подери!. Прости меня, Луидэд, но ты была права. Я действительно сбежала, чтобы умереть.

«Понятно,» — сказала я, поднимая глаза.

Слепой Майкл улыбнулся: «Сделка состоится?»

Вздрогнула, еще раз взглянув на свечу. Она не будет гореть вечно; если я буду тянуть слишком долго, я окажусь в ловушке, и Карен окажется в ловушке вместе со мной. Если я соглашусь на его сделку, по крайней мере один из нас уйдет.

Я не хотела никого подводить, не хотела оставлять Кэти одну. По крайней мере, она забудет, что была кем-то кроме лошади в конюшне сумасшедшего, а Квентин молод — он переживет, что бы ни произошло. Любить смертного глупость. Ты каждый раз обжигаешься. Он просто должен усвоить этот урок немного раньше, чем я.

Знаю, что оправдываю то, что собираюсь сделать. Это не забота. Другого выхода нет.

«Если я останусь, — медленно проговорила я, — ты отпустишь Карен. Никаких фокусов, верно?»

«Конечно, — обиделся он. — Мое слово — мой залог. Разве я не рожден от Фейри?»

Это был аргумент. Он родился в Волшебной стране, такой древней, что только Изначальные помнили ее. Наше слово всегда было нашей связью, а его кровь была старше моей. Его слово будет более обязательным.

«Обещай мне,» — сказала я.

«Если я пообещаю, ты останешься. Ты присоединишься к моей охоте и будешь принадлежать мне вечно.»

Последний шанс. Я все еще могла сказать «Нет»; я могла бы убежать и вернуться, чтобы спасти их всех, если бы действительно верила, что смогу добраться туда и обратно при свете свечи. Воск таял все быстрее, стекая вниз и покрывая мои пальцы. Сколько миль до Вавилона?

Слишком много.

«Если ты пообещаешь, я останусь, — сказала я. — Даю слово.»

«Это все, что мне нужно, — Слепой Майкл встал и отвесил короткий насмешливый поклон.»

«Клянусь кровью моей матери и костями моего отца,» — сказал он певучим голосом, который эхом разносился по всему миру. Поежилась, мне хотелось бежать. Слишком мало и слишком поздно. Я упустила свой шанс, и мне придется жить с последствиями.

«Клянусь дубом и ясенем, рябиной и колючкой. Корнями и ветвями, розами и деревьями, цветами, кровью и водой я обещаю тебе: твоя Спящая принцесса и ее братья и сестры будут свободны от моих земель, и я никогда больше не прикоснусь к ним. Моя охота не будет преследовать их, мои охотники их не тронут. Даю тебе слово.»

Его слова были пеплом и пылью; я вдохнула их силу и почувствовала, как холодею. Дети разразились радостными криками. Он сделал это. Обещание было дано, и даже Слепой Майкл не мог освободиться от собственных пут. Карен выйдет на свободу, а я останусь. Квентин и остальные должны были освободить Кэти. Этот бой больше не был моим. Моя борьба закончилась.

Я посмотрела ему в лицо и увидела конец света.

«Твоя очередь», - сказал он.

«Я…» — мне нечего было сказать. Нравится мне это или нет, но я дала слово.

«Ты можешь добраться туда и обратно при свете свечи», — сказала Луидэд, и она была права: свет привел меня в земли Слепого Майкла и держал меня в безопасности, пока я находилась на них. Это была моя дорога домой, и пока она у меня была, мои обещания не имели значения. Пока я не отпущу свечу, у меня еще есть шанс.

Не говоря ни слова, я разжала руку и уронила свечу.

Охотники наблюдали, а Слепой Майкл смотрел через них. Когда пламя наконец погасло, он улыбнулся. Победа, будь он проклят навеки. Победа была за ним. Я выпрямилась, стараясь сдержать слезы. Когда я находилась под защитой Луидэд, земля была не очень гостеприимной, но теперь, без моей свечи, она была ужасающей.

Я смутно понимала, что хочу к маме.

«Остаюсь,» — сказала я.

«Да, — сказал слепой Майкл, — ты знаешь.»

Что-то ударило меня по коленям, сбив с ног. Я попыталась поднять голову, но мир погрузился во тьму, наполненную ледяным шепотом потерянных детей слепого Майкла. Дуб и Ясень, что я наделала?

«Вот идет свеча, чтобы сжечь тебя в постели», — скандировали они. Я чувствовала, как они приближаются ко мне, но я не могла заставить свое тело повиноваться и уходить.

Луидэд, прости меня… в отчаянье подумала я.

«А вот и вертолет, чтобы отрубить тебе голову, — пророкотал Слепой Майкл. — Взять ее.»

Что-то тяжелое ударило меня в основание черепа, и мир рухнул.

Глава 27

Мир был соткан из тумана и наполнен обрывками песен. Я подпевала, когда знала слова. Больше ничего не было: только музыка, туман, и я. Иногда какие-то люди проходили мимо, не говоря ни слова, но это не имело значения. Ничто не имело значения, пока музыка согревала меня. Было время, когда мир был чем-то большим, чем туман и полузабытые песни, но то время было давно и далеко; то время прошло. Мне было больно, когда я пыталась вспомнить, и я перестала пытаться. Я просто сидела в темноте и ждала. Чего именно я ждала, я не знала.

У меня была надежда, даже в туманной темноте. Если мне повезет и я буду вести себя хорошо, он может прийти. Он был большим, как небо, и ярким, как Луна. Когда он шел, туман рассеивался, и я видела равнины, которые простирались под сумеречным небом. Я бы все для него сделала. Я бы умерла за него. Иногда я думаю что скажу ему об этом когда-нибудь. Помню его руку на моих волосах и его голос, глубокий и широкий, как океан, грохочущий: После этого я долго плакала. Не знаю почему. Вроде было что-то насчет обещаний.

Время шло. Не знаю, сколько, мне было все равно: время не имело реальной ценности. Все, что имело значение, — это туман и надежда, что он скоро вернется.

Когда туман рассеялся настолько, что напомнил мне о моей физической форме, я поняла, что кто-то одевает меня. Что-то приближалось, что-то столь же важное, как луна, которую я видела на фоне… какого-то другого неба. Эта мысль причиняла боль, поэтому я отложила ее в сторону; приближалось что-то важное, и это означало, что он будет там. Все будет хорошо, пока он здесь. Я улыбнулась, позволяя невидимым рукам натянуть сапоги мне на ноги. Это показалось мне невежливым, и я запела: «Поезжай на петушином коне в Банбери-Кросс, чтобы увидеть прекрасную леди на белом коне». …»

«Да, да, конечно, — сказал кто-то, погладил меня по волосам, откинул их назад и заколол. Голос был почти знакомым, как и лица, которые я иногда видела во сне. — Уже почти пора. Я собираюсь вытащить тебя отсюда. Не волнуйся.»

«…с кольцами на пальцах и колокольчиками на пальцах ног,» — пропела я, закрывая глаза.

Больно смотреть на туман слишком долго. Он начнет растворяться, если я это делаю, показывая мне проблески мира, который был не совсем правильным. Он был не таким каким должен был быть мир; Мне хотелось кусаться и кричать. Что-то о детях и свечах.