Страница 61 из 78
У стены стоял старый бочонок с водой. Я забралась на него, зажав свечу между зубами, стараясь не слишком сильно прикусывать, и начала искать опоры для рук. Был один очевидный путь, ряд мелких углублений, ведущих по стене. В этом был смысл. Дети всегда находят выход, но в землях Слепого Майкла это не означает, что им удастся сбежать. Им также нужен был путь назад.
Восхождение было медленным, болезненным, и одним из самых нервных в моей жизни. Бежать было некуда, если меня найдут до того, как я перелезу через стену; если меня поймают, можно считать что я труп. Порезы на моей руке горели, когда я хваталась за камни, колени болели от борьбы с гравитацией, и горячий воск забрызгивал мою щеку и шею каждый раз, когда я двигалась. Но я справилась. Добралась до верха стены, моя свеча все еще горела ровным голубым светом, и никто не поднял тревогу.
Детский зал расстилался подо мной неподвижным лоскутным одеялом из тишины и теней. Дети ушли, вероятно, все еще разыскивая меня в «реальном» мире. Это был хороший знак. В нескольких футах слева от меня висел гобелен, прикрепленный к стене ржавыми металлическими петлями. Он выглядел таким же разрушенным, как и все остальное в королевстве Слепого Майкла, но сойдет. Медленно продвигаясь вдоль стены, я схватила гобелен, намереваясь осторожно спуститься вниз.
У разлагающейся ткани были другие планы. Она порвалась под моими руками, и я упала, хватаясь за менее изодранный кусок гобелена. На этот раз я все сделала правильно. Ткань растянулась, но не порвалась, и я ударилась о стену достаточно сильно, чтобы выбить воздух из легких, чуть не раскусив при этом свечу. На мгновение замерла, часто дыша через нос. Убедившись, что не упаду, начала спускаться.
Гобелен заканчивался футах в трех над полом. Отпустив его я приземлилась, посадка была достаточно жесткой. Я находилась в холле, детей не было, хотя, рассчитывать что это на долго не стоит. Мне нужно двигаться дальше.
На полу валялось несколько самодельных игрушек. Палки, камни и кости, которые я старалась не рассматривать слишком пристально; плюшевый мишка без головы и кукольная голова без тела; обломки дерева и пластика. Ни одна из них не выглядела так, будто ее часто использовали, разве что в качестве оружия. Я искала, пока моя свеча не стала еще короче, и не нашла ничего, кроме мусора.
«Черт побери, где она?» — прошептала я. Темнота не ответила. Где бы она ни была, ее здесь не было, пора было двигаться дальше.
Гобелен, который я использовала, чтобы смягчить падение, выглядел так, будто мог удержать меня. Зажав свечу в зубах, я ухватилась за нее и начала карабкаться вверх. Это заняло не так много времени, как в первый раз; страх и неудача ускоряли мои действия. Я перебралась через край стены, потянув за собой гобелен и повесив его снаружи здания. Это было доказательством того, что я была там; это не имело значения, за-то я не сломаю себе шею.
Из гобелена получилась отличная лестница. Я беззвучно опустилась на бочку с водой. Один раз вниз — легко — и еще раз.
Конечно, самое трудное я оставила напоследок.
Ночь становилась все холоднее. Мне приходилось красться от здания к зданию, останавливаясь перед еще одним ориентиром, в котором была уверена: конюшней. Крики, окружавшие ее раньше, исчезли, сменившись ржанием и ржанием. Дети, которых мы не спасли, больше не были детьми. Я вздрогнула, когда проскользнула внутрь, прячась за тюком сена. Вряд ли кто-то станет искать меня там. Что за идиот прячется в тюрьме? Черт бы все это побрал. Сколько родителей оплакивают детей, которых больше никогда не увидят? Эти дети не сделали ничего плохого — они были просто людьми которые находились в не том месте и не в то время. Это должно было закончиться. Я собиралась спасти Карен, а потом убить Слепого Майкла. Изначальный он или нет, но он умрет за то, что сделал.
Звуки лошадиных копыт растворились став фоновым шумом, и под топотом копыт и шелестом сена стал слышен новый звук. Звук, который я не хотела слышать. Плачь.
Я повернулась и посмотрела на ближайшее стойло. Оно, как и остальные, было сковано колючками и проволокой, но что бы ни скрывалось за дверью, ничего не изменилось. Пока. Подкравшись ближе я прошептала:«Привет?»
Последовала пауза. Затем слишком знакомый голос произнес:«П-привет.»
О, дуб и Ясень.
«Кэти?»
«Что?» — звук ее голоса казался рассеянным. Я бы тоже растерялась, если бы меня похитил сумасшедший, намеревающийся превратить меня в лошадь.
«Как ты сюда попала?» — я ведь спасла ее, наверное, нет точно спасла…
«Квентин сказал, что нам нужно идти. Он вывел меня на улицу, а потом… — в ее словах не было эмоций, как будто она читала сценарий. Что-то внутри нее сломалось. — Они снова привезли меня сюда.»
«Я тебя вытащу. Не волнуйся,» — я проклинала себя за то, что солгала. Когда-то мне не удалось уберечь ее; с чего я взяла, что смогу сделать это сейчас? А потом появился Квентин. Где же он? Когда они пришли за Кэти, они забрали и его?
По крайней мере, остальные были в безопасности в Тенистых холмах; охотники не могли войти во владения Луны. Но дети Митча и Стейси, дети Тибальта…
«Кэти, ты была одна?»
«Они сказали, что на меня не рассчитывали. Что они имели в виду? — в ее голосе послышались истерические нотки. — Ты сказала, что я могу идти домой! Что со мной происходит?!»
Слепой Майкл разрушил мои чары. Которые притупляли ее боль, он хотел, чтобы ей было больно.
«Все будет хорошо. Обещаю,» — я ведь уже ей солгала. Что еще раз?
Она не ответила.
«Кэти? — я взглянула на свечу. При той скорости, с которой она уменьшается, у меня оставалось часов шесть, а может, и меньше. Не успею. — Кэти, я вернусь.»
Ответа по-прежнему не было, и в конце концов я встала и пошла прочь. Больше ничего не могу сделать.
Удача покинула меня. Мне не следовало удивляться, когда грубые руки схватили меня сзади, пока я выходила из конюшни, и потащили в тень. Я сопротивлялась, пытаясь вырваться, и была вознаграждена резким ударом по голове.
«Тише, шавка, — прошипел чей-то голос. — Мы отведем тебя к нему.»
Моя свеча горела ярко-красным пламенем, предупреждая меня, но было слишком поздно; меня поймали. Они протащили меня через деревню, туман отступал перед нами, и мы оказались на широкой поляне, заполненной всадниками и уродливыми детьми. Дети смеялись и кричали, танцуя вокруг огромного костра, который окрашивал небо в малиновые и золотые тона. Мы продолжали идти, не обращая внимания на крики и смех, пока не вышли на открытое пространство перед камином. Затем всадники, державшие меня за плечи, отпустили меня и растворились в толпе. Я споткнулась и посмотрела вверх, уже зная, что там, уже боясь увидеть это.
Слепой Михаил сидел на троне из слоновой кости, и на его незрячем лице было написано веселье, когда он повернулся ко мне.
«Итак, — сказал он. — Ты вернулась.»
«Ты сжульничал, — огрызнулась я. Интересно, когда-нибудь я научусь держать язык за зубами. — Ты сказал, что я могу освободить детей Митча и Стейси. Ты не сказал мне, что у тебя есть Карен.»
Он откинулся назад: «Ты тоже. Ты забрала детей, которых я не соглашался отдавать.»
«Я никогда не говорила, что не буду.»
«Я никогда не говорил, что расскажу тебе, какие дети у меня есть, или что не заберу тех, о которых мы не договаривались. Дети, которых ты честно выиграла, твои, а остальные мои, если я захочу, — он улыбнулся. Меня передернуло. В этой улыбке было что-то такое, чему я никогда не хотела знать названия. — Конечно, мы всегда можем заключить еще одну сделку. Мне понравилась наша последняя.»
«Чего ты хочешь? — спросила я. — Ты не можешь держать меня здесь. У меня есть благословение Луидэд.»
«О, я понимаю. Мои подданные проявили излишний энтузиазм, когда привели тебя ко мне. Прошу прощения, — я почему-то сомневалась, что кто-то будет наказан за свой энтузиазм. — Пока ты держишь свечу моей сестры, ты можешь уйти в любое время. Но.»
«Но?» — повторила я. Тут был подвох. Подвох был однозначно.