Семь порочных дней

8) Рил — быстрый шотландский танец.

9) Обсидиан — вулканическое стекло, чей цвет обычно темный: черный, бурый, серый и т. п.

Глава 4

Как она сказала? «Сюрприз»?

Несомненно.

Первой приятной неожиданностью стала сладость. Из этих уст Пэйн слышал столько колкостей, но поцелуй их оказался сладким. А еще свежим, с едва уловимым оттенком легкой переспелости, словно созревшая на солнце слива в зените лета, готовая упасть в ладонь, стоит ее чуть подтолкнуть.

И Минерва упала. Прямо Колину в руки, когда прильнула к его губам поцелуем. Это было вторым сюрпризом. Пэйн еще крепче обнял ее за талию и привлек к себе. Тела их встретились.

Нет, это неверное слово. «Встретились» их тела еще несколько месяцев назад, той ночью в Саммерфилдском парке, а сейчас знакомство лишь возобновилось. Ощущение, что он уже давно и хорошо знает эту девушку, налетело стремительно, изумив Пэйна. Исходящий от ее волос аромат жасмина словно взвел курок глубоко внутри, разбудил какую-то память не разума, но крови.

И это стало третьей неожиданностью.

Колина охватили удовольствие и ликование. Проклятье, он и не подозревал, как ему недоставало Минервы в его объятиях! Он скорее лег бы в могилу, чем признал это. Но какая-то часть его существа давно и отчаянно хотела такой близости. Через этот поцелуй он не узнавал о мисс Хайвуд нечто новое, а, скорее, убеждался в том, о чем давно подозревал. Что при всех ее неподходящих для леди интересах и образовании, глубоко внутри она — настоящая женщина: не колючая и упрямая, а горячая и уступчивая, и что роскошные формы ее тела так податливы под его натиском.

А еще он убедился в том, что может заставить ее таять, вздыхать, трепетать, и что ему недостаточно лишь пригубить ее уста.

Его язык скользнул по сжатым губам Минервы, ища вход. Пэйн сто лет не целовался с девушкой только ради поцелуев и уже подзабыл, как кружит голову это невинное удовольствие. В свежей сладости этих уст хотелось утонуть, опьянеть, омыться, безнадежно в ней затеряться.

«Откройся. Откройся мне», — мысленно твердил Колин.

Минерва издала тихий звук, напоминающий писк, но губ не разомкнула.

Он предпринял новый заход, медленно и деликатно проведя языком по ее губе до уголка рта — Пэйн знал, что женщинам приятно, когда их так ласкают, причем почти по всему телу.

Наконец губы упрямицы разжались, и виконт ощутил ее вкус. Боже, эта девушка была такой сладкой и свежей! Но она, замерев, не шевелилась и даже не дышала. Пэйн прервал исследование ее рта, чтобы собрать еще немного меда с пухлой нижней губы, а затем попробовал чуть глубже протолкнуть в ее рот свой язык и, повращав им, опять отступил.

Легкий вздох Минервы коснулся щеки виконта. Этот вздох был признанием, сказавшим ему о двух вещах.

Во-первых, эта девушка не имела ни малейшего представления, как поцеловать его в ответ.

Но, во-вторых, она этого хотела. Она тоже ждала их поцелуя.

Однако, разомкнув уста, оба ощутили нереальность происходящего.

— Зачем?.. — Минерва крепко прижала ладони к животу, избегая смотреть в лицо собеседнику, а потом договорила, понизив голос. — Ну зачем вам было это делать?

— Что вы имеете в виду? — спросил виконт, коротко рассмеявшись. — Вы же сами меня поцеловали.

— Да, но к чему вы… — она скривилась, — делали все остальное?

Колин замер.

— Может быть, потому что именно так взрослый мужчина целует женщину?

Минерва уставилась на него.

«Ради всего святого, она не может быть такой наивной!» — подумал Пэйн и произнес: — Я знаю, что ваш опыт вряд ли велик, но, определенно, кто-то ведь должен был вам рассказать про естественные взаимоотношения между полами? — Он простер руки, словно готовясь прямо сейчас все разъяснить, и, прочистив горло, начал: — Видите ли, это происходит так. Когда мужчина любит женщину очень-очень сильно…

Минерва ударила Колина кулаком в плечо и еле удержалась, чтобы не врезать ему еще раз.

— Я вовсе не это имела в виду, и вы это знаете. — Бросив взгляд на девушек, которые в это время входили в «Рубин королевы», по-прежнему поглощенные беседой, она добавила уже тише: — Зачем вы так поступили со мной? Простого поцелуя было бы достаточно. О чем вы только думали?

— И в самом деле. — Пэйн провел рукой по волосам, задетый ее обвиняющим тоном. — Я мужчина. А вы вдруг начали тереться об меня всей своей, хм, женственностью. Так что я ни о чем не думал. Я отреагировал.

— Отреагировали?

— Да.

— На… — Она переступила с ноги на ногу. — На меня.

— Это естественный отклик. Раз вы ученая, то должны понимать. Любой полный жизни мужчина отозвался бы на такое возбуждающее воздействие.

Она шагнула назад, опустила подбородок и взглянула на собеседника поверх очков. — Так вы находите меня возбуждающей?

— Не то, чтобы я… — Колин проглотил остаток фразы, решив, что единственный способ прекратить этот нелепую беседу — просто замолчать.

Глубоко вдохнув, он расправил плечи и на пару мгновений закрыл глаза. А открыв их, посмотрел на Минерву. Внимательно. Так, словно впервые с ней встретился. Он увидел густые темные волосы, аккуратные очки, сидящие на мягко очерченном носу, а за линзами — умные, широко расставленные темные глаза. И еще этот чувственный рот с пухлыми губами.

Пэйн скользнул взглядом ниже. Его охватило порочное желание узнать, какое соблазнительное тело скрывается под скромным муслиновым платьем, почувствовать под ладонями его формы, изучая их всеми своими нервными окончаниями.

Их тела встретились. Более того — начали знакомство друг с другом.

Разумеется, дальше этого Колин идти не собирался — у него были свои правила. А что касается Минервы, он ей не нравился, и она даже не пыталась изобразить обратное. Но эта особа заявилась посреди ночи, строя планы, в которых чисто умозрительная логика смешалась с безрассудным авантюризмом. Потом она первая поцеловала Пэйна, даже понятия не имея, что последует потом.

— Пожалуй, — осторожно начал виконт, — я действительно нахожу вас возбуждающей.

Минерва подозрительно прищурилась.

— Не думаю, что должна счесть ваши слова за комплимент.

— Считайте их чем вам угодно.

Она посмотрела в сторону «Рубина королевы». Стайка девушек уже скрылась внутри.

— Будь всё неладно! Не думаю, что кто-то заметил этот поцелуй!

— Я заметил. — Колин ребром ладони потер губы, на которых все еще ощущался вкус спелых слив, и почувствовал странную жажду.

— Так когда мы уезжаем? — спросила Минерва.

— Уезжаем куда?

— В Шотландию, разумеется.

— В Шотландию? — Пэйн удивленно рассмеялся. — Я не собираюсь везти вас туда.

— Но… — Она прожгла его яростным взглядом. — Но только что там, в таверне, вы сказали, что выбрали меня.

— Чтобы станцевать с вами.

— Вот именно! Вы перед всеми пригласили меня на танец, а затем, прижимая к себе неприлично близко, вывели наружу, чтобы поцеловать посреди улицы. Зачем же вы все это делали, если не собираетесь со мной бежать?

— Насчет последнего: вы сами меня поцеловали. А что касается остального… Я сожалел о том, что случилось прошлой ночью в замке, и чувствовал, что задолжал вам извинения.

— О! О нет! — Минерва прижала руку к груди. — Вы хотите сказать, что это был танец из жалости и поцелуй из сострадания?

— Нет, нет, — вздохнул Колин. — Не совсем. Я просто подумал: вы заслуживаете того, чтобы чувствовать, что вас ценят по достоинству, вами восхищаются у всех на глазах.

— И теперь, во второй раз за эти два дня, вы признаетесь, что это было лишь обманом, чтобы я при всех ощутила себя отвергнутой и униженной? — Глаза ее покраснели. — Вы не можете поступить так со мной снова!

Черт побери! И как он попал в такую переделку? Ведь у него были только добрые намерения.

«Твои хорошие намерения — словно пушечные ядра», — вспомнились слова кузена.