Нежна и опасна

В гос­ти­ной пах­ло до­роги­ми фран­цуз­ски­ми ду­хами. На ма­лино­вом ди­ване с ко­жаны­ми под­ло­кот­ни­ками си­дела ру­мяная Ма­ша. Сле­ва от неё при­мос­ти­лась Свет­ла­на — в умо­пом­ра­читель­ном платье с лю­рек­сом, а спра­ва — взвол­но­ван­ный Олег. Ки­рилл сто­ял по­зади ди­вана, улы­ба­ясь во все трид­цать два зу­ба.

— Па­ша, Аня, по­дой­ди­те! — вос­клик­ну­ла Ма­ша, уви­дев нас на по­роге.

Её го­лос зву­чал так бла­гого­вей­но, на гра­ни вос­торга и слёз, что я под­бе­жала и при­села у её ног:

— Что слу­чилось?

Она взя­ла мою ру­ку и при­ложи­ла к жи­воту.

— Чувс­тву­ешь?

Я за­мер­ла и ощу­тила лёг­кий тол­чок пря­мо в ла­донь. Я ис­пу­ган­но от­дёрну­ла ру­ку, а Ма­ша за­ливис­то зас­ме­ялась:

— Не бой­ся, это на­ша Анют­ка тол­ка­ет­ся. Рез­вая де­воч­ка. Па­ша, иди сю­да.

Он по­дошёл, Ма­ша по­тяну­ла его к се­бе:

— Пос­лу­шай, пер­вые тол­чки. Это та­кое чу­до, та­кое не­ре­аль­ное счастье…

Ти­хие быс­трые слё­зы по­тек­ли по её ще­кам, она неб­режно их смах­ну­ла, и од­на сле­зин­ка упа­ла мне на ру­ку. Обож­гла до мя­са, как рас­плав­ленный ме­талл.

Как же боль­но!

Мол­ча­нов при­сел ря­дом со мной, — Олег так и не ус­ту­пил ему мес­то ря­дом с Ма­шей, — и при­ложил ру­ку к жи­воту. Его ли­цо ис­ка­зилось в гри­масе бо­ли и ра­дос­ти, стра­дания и люб­ви. Он спро­сил, за­пина­ясь:

— Ты ска­зала… «Анют­ка»?

— Ну да! Мы с ма­мой хо­дили се­год­ня на ма­никюр и пе­дикюр. Си­дели там, бол­та­ли с мас­те­ром, и вдруг мне в го­лову приш­ла за­меча­тель­ная идея: а по­чему бы не наз­вать на­шу доч­ку Аню­той? В честь Анеч­ки, ко­неч­но. Это чу­дес­ное имя: прос­тое, неж­ное, биб­лей­ское, к то­му же прек­расно под­хо­дит к от­чес­тву и фа­милии. Ан­на Пав­ловна Мол­ча­нова. Ска­жи, кра­сиво зву­чит?

Ан­на Пав­ловна Мол­ча­нова.

Ан­на Пав­ло­ва-Мол­ча­нова.

Я не вы­дер­жа­ла и, гло­тая слё­зы, от­ня­ла ру­ку от жи­вота, где тол­ка­лась моя кро­шеч­ная тёз­ка. Мол­ча­нов кри­во улыб­нулся Ма­ше:

— Кра­сиво.

По­том пос­мотрел на ме­ня, и я чуть за­мет­но по­кача­ла го­ловой. Он поб­леднел, на ску­лах взду­лись жел­ва­ки, и я ус­лы­шала, как он скрип­нул зу­бами. Я по­дави­ла рву­щий­ся из гор­ла всхлип и ещё раз кач­ну­ла го­ловой, бо­лее нас­той­чи­во. Это оз­на­чало — «нет».

Нет на­шему пла­ну.

— Де­воч­ки, ну что вы всё ры­да­ете, как ма­лень­кие? — жа­лоб­но спро­сила Свет­ла­на, вы­ужи­вая из зо­лото­го клат­ча бу­маж­ный пла­точек и ос­то­рож­но про­маки­вая нак­ра­шен­ные рес­ни­цы. — Врач ска­зал: зап­ре­щено вол­но­вать­ся, пла­кать и ис­пы­тывать не­гатив­ные эмо­ции. Нуж­но бе­речь се­бя!

— Так я же от счастья, ма­ма, — про­гово­рила Ма­ша.

— Всё рав­но не на­до! Ре­бёноч­ку это не на поль­зу. Всё, пой­дём­те пить чай с туль­ски­ми пря­ника­ми! Я спе­ци­аль­но за­еха­ла в рус­ский ма­газин и ку­пила нас­то­ящих рус­ских пря­ников. — Она под­ня­лась и за­маха­ла ру­ками на Ки­рил­ла, Оле­га и Па­шу: — А вам, ре­бята, по­ра ехать, ва­ши цы­поч­ки вас заж­да­лись. Па­па уже там, Са­ша там, бо­дигар­ды там. Со­бирай­тесь — и гоу на маль­чиш­ник!

Мол­ча­нов по­казал мне гла­зами на па­тио.

***

Я лов­ко ук­ло­нилась от объ­ятий Ки­рил­ла — «Где вы так дол­го про­пада­ли? Что ещё за сюр­приз? На­де­юсь, при­ят­ный?» — и зак­ры­лась в ван­ной. Умы­лась хо­лод­ной во­дой, вы­тер­ла соп­ли и при­няла ре­шение — единс­твен­ное, ко­торое не де­лало ме­ня монс­тром в собс­твен­ных гла­зах.

Выш­ла во дво­рик: пус­то. У бас­сей­на то­же ни­кого не бы­ло. Из до­ма раз­да­вались го­лоса Ки­рил­ла и Свет­ла­ны. Они так гром­ко и экс­прес­сивно об­сужда­ли пла­ны на зав­тра, что бы­ло не­понят­но, ру­га­ют­ся они или шу­тят. Го­рячая юж­ная кровь. Я прош­ла вдоль до­ма и за­вер­ну­ла за угол, к не­боль­шой прис­трой­ке с тре­нажё­рами. И тут же по­пала в ру­ки Мол­ча­нова:

— Что слу­чилось, Аня? — про­шеп­тал он и при­тис­нул ме­ня к сте­не.

Те­ло тут же от­клик­ну­лось. Оно не за­было нас­лажде­ние, пе­режи­тое два ча­са на­зад. Кровь ещё бур­ли­ла. Я упёр­лась ла­доня­ми в твёр­дую грудь под бе­лой ру­баш­кой:

— Па­ша, не го­вори ни­чего Ма­ше. Она сей­час та­кая у­яз­ви­мая. Я не про­щу се­бе, ес­ли с ней что-ни­будь слу­чит­ся, и ты то­же не прос­тишь. Мы воз­не­нави­дим друг дру­га. По­том… ког­да-ни­будь… ска­жешь.

— Ког­да по­том? Зав­тра свадь­ба.

— Я не знаю… — я сглот­ну­ла ко­мок в гор­ле и вы­дави­ла: — Не на­до ни­чего ей го­ворить — это жес­то­ко и неп­ра­виль­но. Сей­час са­мое глав­ное — ре­бёнок. Дай ему спо­кой­но по­явить­ся на свет.

— Ты пред­ла­га­ешь мне же­нить­ся? Серь­ёз­но?

Дру­гого вы­хода не бы­ло. Бро­сить бе­ремен­ную не­вес­ту у ал­та­ря — это за гранью доб­ра и зла. По­чему я не по­дума­ла об этом рань­ше? Ку­да де­лись мои моз­ги и моя чуй­ка? Мне ка­залось, всё бу­дет лег­ко и прос­то — или не­лег­ко и неп­росто, но хо­тя бы не так убий­ствен­но! А ког­да я уви­дела Ма­шу, пог­ру­жён­ную в хруп­кое ма­терин­ское счастье, ког­да уви­дела её слё­зы и без­за­щит­ность, на ме­ня об­ру­шилось осоз­на­ние под­лости мо­его по­веде­ния.

Я бы­ла бес­ко­неч­но пе­ред ней ви­нова­та.

Она ме­ня под­держа­ла, ок­ру­жила теп­лом и при­няла в семью, а я на­гади­ла ей в ду­шу — из эго­из­ма, лег­ко­мыс­лия и по­хоти. И Мол­ча­нова я под­ве­ла! Я его соб­лазни­ла. Он соп­ро­тив­лялся сколь­ко мог, но я заг­на­ла его в ло­вуш­ку сво­ей без­рассуд­ной и без­жа­лос­тной люб­ви. А те­перь я дол­жна от­крыть две­ри и вы­пус­тить его из пле­на. Выг­нать, ес­ли он не за­хочет ухо­дить по доб­рой во­ле.

— Же­нись, — про­шеп­та­ла я.

Он под­нял мою го­лову:

— Это не­воз­можно, ты же зна­ешь.

— Ещё се­год­ня ут­ром ты со­бирал­ся это сде­лать. Счи­тай, что меж­ду на­ми ни­чего не бы­ло. Мы ошиб­лись, Па­ша. Нет, это я ошиб­лась, а ты был прав! На чу­жом нес­частье…

— Аня, Аня, — пе­ребил Мол­ча­нов, — Ма­ша не зас­лу­жива­ет та­кого уни­жения. Я слиш­ком её ува­жаю, что­бы же­нить­ся из чувс­тва дол­га. Я и так се­бя не­нави­жу. Я ду­мал, что пос­ту­паю как по­рядоч­ный че­ловек, а на са­мом де­ле вёл се­бя как му­дак — с Ма­шей, с Ки­рил­лом, с то­бой…

В его го­лосе бы­ло столь­ко през­ре­ния к се­бе, что сер­дце у ме­ня сжа­лось. Он то­же се­бя каз­нил! Страш­но пред­ста­вить, что с ним бу­дет, ес­ли он рас­ста­нет­ся с Ма­шей, а она по­теря­ет ре­бён­ка. Нель­зя это­го до­пус­тить.

— Нет, Па­ша, ты по­рядоч­ный че­ловек, но ты сам ска­зал: слож­ные об­сто­ятель­ства, так бы­ва­ет. Дру­гого ва­ри­ан­та нет. Иног­да долг важ­нее люб­ви. Ты не мо­жешь бро­сить Ма­шу…

Мой го­лос сор­вался, Мол­ча­нов при­жал ме­ня к се­бе. Я выс­та­вила лок­ти, что­бы удер­жать­ся от объ­ятия, в ко­тором нуж­да­лась боль­ше все­го. Он по­нял, что я нас­тро­ена ка­тего­ричес­ки, спро­сил чу­жим го­лосом:

— Ты хо­чешь, что я бро­сил те­бя?

— Да.

— А ты вый­дешь за­муж за Ки­рил­ла?

На этот воп­рос я зна­ла от­вет:

— Нет. Я уй­ду от не­го, ког­да мы вер­нёмся в Пи­тер. А зав­тра что-ни­будь при­думаю, свадь­бы не бу­дет. Мы не по­едем с ва­ми в Лас-Ве­гас, это… лиш­нее. А ты пос­та­рай­ся на­ладить от­но­шения с Ма­шей. Ещё не­дав­но у вас бы­ло всё хо­рошо.

— У нас дав­но не всё хо­рошо.

— Всё рав­но пос­та­рай­ся. Де­лай что дол­жен, и будь что бу­дет, — про­из­несла я са­мую уны­лую и пес­си­мис­тичную фра­зу.

Он бе­реж­но про­вёл ру­ками по спи­не — от шеи, вдоль ло­паток и до по­яс­ни­цы. Я неп­ро­из­воль­но зад­ро­жала. Он спро­сил, ка­са­ясь гу­бами уха, слов­но це­луя в пос­ледний раз:

— Это твоё окон­ча­тель­ное ре­шение?

— Да, — вы­мол­ви­ла я, ста­ра­ясь удер­жать под­сту­па­ющие слё­зы.

— Ра­ди Ма­ши?

— Ра­ди Ани Мол­ча­новой. — Я боль­ше не мог­ла тер­петь эту му­ку: — Иди, Па­ша, те­бя ждут. И прос­ти ме­ня, ес­ли смо­жешь…