Хасидская мудрость

Молодые люди знакомятся – и зять богача передает бедному сторожу связку священных рукописей, причем просит его, если возможно, посвятить и его в тайну их содержания. Исраэль соглашается, но с тем условием, чтобы тот никому об этих занятиях не говорил, и чтобы перед людьми между ними были прежние отношения господина и слуги. Так они учились вместе довольно долгое время по ночам, никем не замеченные. Но так как жизнь в синагоге часто нарушала их уединение и мешала им заниматься, то товарищ Исраэля нанял себе особый домик за городом и взял к себе туда Исраэля в качестве как бы компаньона.

Занятия продолжались довольно долго и благодаря им, несколько изменилась репутация Исраэля в городе. Хотя никто не подозревал, какие вещи творятся в таинственном загородном домике, однако, сам факт близости бедного синагогского сторожа к зятю первого богача внушал некоторое уважение к забытому юноше-чудаку: видели, что он изучает Талмуд вместе со своим «господином», и полагали, что он образумился, сделался степенным, и потому пора его женить, ибо по тогдашним понятиям считалось большим грехом быть холостяком в 17-18 лет. За невестою дело не стало: живо отыскали добрые люди подходящую особу и сочетали ее браком с Исраэлем.

Недолго, однако, суждено было Исраэлю жить с этою женою: вскоре после свадьбы она заболела и умерла.

Между тем подходил конец и каббалистическим занятиям Исраэля в загородном домике. Предание рассказывает, что в последнее время товарищ Исраэля, не довольствуясь теоретическими занятиями, упросил последнего показать ему некоторые каббалистические опыты, на что Исраэль согласился. Сначала дело шло довольно хорошо, но потом совершили они один очень трудный опыт, который для Исраэля прошел безвредно, но стоил жизни его непосвященному товарищу. Лишившись, таким образом, и жены, и товарища, а вместе с тем и материальной помощи, которую последний ему оказывал, Исраэль решил оставить родной город и искать счастье где-нибудь в другом месте.

Ему было тогда приблизительно лет двадцать от роду. Он направился в большой галицийский город Броды и поселился неподалеку от города в каком-то местечке. Здесь он стал меламедом – учителем юношества. Несмотря на это скромное положение, он вскоре приобрел в новом своем местожительстве всеобщее расположение: кротость нрава, честность и известная житейская мудрость, приобретаемая часто безродными, заброшенными людьми, привлекли к нему внимание окружающих. И часто случалось, что в разных тяжбах и препирательствах его выбирали третейским судьею, как человека беспристрастного, мягкого и не склонного к резким решениям. Как-то раз случилось, что в числе тяжущихся был отец известного бродского раввина Гершона Кутовера, Авраам. Мудрое решение, принятое Бештом по его делу так понравилось ему, что он разговорился с молодым человеком о вопросах духовных, ближе познакомился с ним и, узнав, что он вдов, предложил ему в спутницы жизни свою дочь, разведенную с первым мужем. Исраэль согласился, но с тем условием, чтобы брак был отложен на неопределенное время и чтобы о самих условиях брака, которые они тут же заключили между собой письменно, никто не знал до поры до времени.

Вскоре после этого, Авраам, возвращаясь домой в Броды, по дороге заболел и скончался. Сын его, бродский раввин, разбирая спустя несколько дней бумаги покойного отца, нашел в них письменное условие предстоящего брака между его сестрою и неким Исраэлем; удивленный таким неожиданным документом, он сообщает об этом сестре, но и та ничего не знает, – и оба решают, что вероятно, покойный отец выбрал своей дочери кого-нибудь в мужья, но вследствие внезапной смерти не успел об этом сообщить. Проходит некоторое время – и вот в одно прекрасное утро является в дом бродского раввина человек с очень простой наружностью, в коротеньком тулупе, опоясанном широким ремнем, и по своей фигуре напоминающий грубоватого деревенского еврея.

Раввин был поражен видом этого человека: он не ожидал, чтобы покойный отец выбрал себе в зятья такого простака, каким казался ему Бешт. Он призывает сестру и передает ей печальную весть. Сестра, после некоторого раздумья, отвечает, что, так как такова была последняя воля ее покойного отца, то она считает грехом противиться ей, поэтому должна выйти за Исраэля.

Новая семья после долгих странствий поселилась в деревне между городами Кутовом и Косовом в Галиции. Собственно жила в деревне постоянно только жена Бешта; сам же он по целым неделям и месяцам жил пустынником среди высоких гор, находящихся в окрестностях. Так как у бедных супругов не было никаких средств к существованию, кроме лошади и повозки, то раза два-три в неделю женщина запрягала лошадь в повозку и отправлялась к мужу в горы; тут он копал и нагружал на воз глину, а она возила эту глину в город, продавала ее и на вырученные деньги жила. Сам Бешт почти ни в чем не нуждался, ибо по большей части постился, а когда ел, то употреблял в пищу один только хлеб, который он изготовлял сам, помещая в особенной ямке против солнца месиво из воды и муки и предоставляя солнечной теплоте испечь из этого хлеб.

В дивном уголке земли, который тогда еще был девственным, в этой чудесной местности среди высоких гор, глубоких долин и густых первобытных лесов жил тихой, созерцательной жизнью Исраэль Бешт. Он, свыкшийся с раннего детства с мыслью, что Бог – единственный его защитник, постоянно сосредотачивал все свои помыслы на Высшем Существе, к которому чувствовал нечто вроде горячей сыновней любви. Для него именно здесь присутствие Божие казалось более очевидным, нежели в шуме городов, на базаре житейской суеты. Там, где умолкал голос человеческий, громко звучал в его ушах могучий голос Бога. Вот это и было началом того восторженного, доведенного до крайности, религиозного пантеизма, который составляет одну из существенных черт учения Бешта. "Вся земля полна Богом!» – вот девиз этого учения.

В это время Исраэль жил в глубокой пещере, находившейся в горном ущелье. Ежедневно он совершал омовение в озере, к которому прилегала пещера. Такой образ жизни он вел в продолжение семи лет.

Брат жены, сжалившись над ними, купил им корчму неподалеку от города Кутова, куда Исраэль с женою переселились и зажили новой жизнью. Семейство Бешт оставил в самой корчме, где хозяйничала его жена, а сам же построил себе домик в близлежайшем лесу, на самом берегу реки Прут. И в этом новом уединении проводил он в молитве, изучении Каббалы и ночных бдениях большую часть своего времени. Домой в корчму являлся только по субботам и по праздникам. Дела шли у него в это время довольно хорошо, он порядочно зарабатывал от своего шинка и постоялого двора, и семейство жило не в нужде.

Как ни тщательно скрывал Бешт от людей свои религиозные стремления, однако случалось ему не раз невольно выдавать себя.

Прежде чем Бешт стал действовать открыто, ему пришлось еще раз испытать непостоянство фортуны. Вследствие каких-то обстоятельств, он лишился своей корчемной аренды и вместе с нею своего кратковременного благосостояния. Лишившись своей корчмы, начались его материальные бедствия, приведшие к тому, что "пальцы ног торчали у него постоянно из дырявых сапог». Жил он среди людей по-прежнему чудаком, молился большей частью наедине и с необыкновенным экстазом, совершая частые омовения перед молитвою даже в морозные зимние дни. Мало-помалу люди стали угадывать тайные мотивы его поступков, да и он сам становился менее скрытен. Многие узрели в нем истинного святого человека, способного творить чудеса. Несколько раз к его помощи прибегали больные с просьбой об излечении, но он отказывался, так как до 36-летнего возраста запрещено было ему свыше открываться миру.

Но с 1735года начинается новый период в жизни Бешта – период открытой деятельности и публичной пропаганды, продолжавшийся до самой его смерти. Здесь уже личная жизнь отступает на задний план.

Вначале Исраэль был чудотворцем-целителем. Он лечил больных и предсказывал события, чем и прославился в Польше и Литве.

В 1740 году Бешт поселился в Меджибоже, который становится центром, притягивающим к себе со всех сторон массу просителей, поклонников и пилигримов, и вместе с тем центром тесного, хотя и не малочисленного кружка сподвижников и учеников, которые окружали Бешта в последние 15-20 лет его жизни, а по смерти стали самыми ревностными продолжателями Учителя, самыми энергичными распространителями его учения.