Страница 5 из 6
Хит понимал их скепсис. У него была прибыльная частная психиатрическая практика на Парк-авеню и штатная должность в Колумбийском университете. Нью-Йорк был землей обетованной для американской психиатрии. По сравнению с ним Тулейн был заштатным городишком, отсталым и без всяких научных традиций. Там даже не было собственной кафедры психиатрии. Во всяком случае, пока.
Но Хит также понимал, что Тулейн дает ему шанс осуществить свои грандиозные планы. Новый декан медицинского факультета Макс Лэпем был человеком-торнадо, стихией, которую невозможно удержать на привязи. Лэпем был одержим идеей вывести свой университет в высшую лигу. Он регулярно говорил о создании «южного Гарварда», для чего в первую очередь потребуются ученые-новаторы. Ему были нужны жаждущие молодые люди (и немного девушек), которые вцепятся в деньги, пространство и свободу ради воплощения новых идей.
Во время отпуска в Атлантик-Сити Лэпем наткнулся на психиатра из Колумбийского университета, который упомянул в качестве одной такой восходящей звезды своего молодого коллегу Роберта Хита. Хит был дипломированным неврологом, а также психиатром. Он был известен усердной работой в лаборатории. Но интерес у Лэпема вызвало сообщение о характере Хита. Психиатр сказал, что Хит обладает необыкновенной энергией и харизмой. Он тот, кто сможет зажечь людей – включая СМИ – идеей своих исследований.
Лэпем решил взглянуть на Хита лично. В Манхэттене с ним поздоровался высокий, элегантный, почти красивый мужчина, который легко прошел бы кастинг «Metro-Goldwyn-Mayer». От него исходило внутреннее спокойствие, что было нехарактерно для столь молодого человека. Психиатр быстро понял, что Хит по праву получил свою репутацию человека, который естественным образом завораживает всех присутствующих, едва войдя в комнату. А еще он был неожиданно резок. Он не только был уверен в своем знании мозга и психики, но и не боялся спорить – и убедительно, – отстаивая свои оригинальные идеи. Это был тот человек, которого Лэпем мечтал видеть у себя на факультете.
Лэпем сумел заманить Хита и его жену Элеанор с визитом в Новый Орлеан, но не успели они приехать, как на город обрушился ураган. В следующие несколько дней жизнь в городе замерла. Лэпем не мог поверить в свое невезение. Он не сомневался, что эти две изнеженных натуры с упорядоченного Севера готовы отклонить его гостеприимное предложение о переезде на растрепанный Юг. Но Хит только посмеялся и признался декану, что влюбился в это место.
Как впоследствии он рассказывал одному из своих интернов, дело было не в видах и звуках Нового Орлеана. Напротив – когда ему показывали город, его провели по аллее, напрямую соединявшей медицинский факультет и Благотворительный госпиталь, и он обнаружил то, что было для него настоящей золотой жилой: заживо разлагающихся сифилитиков в бреду, психических больных в кататонии, окаменевших, словно нескладные живые статуи, меланхоликов, полностью погруженных внутрь себя и неспособных самостоятельно встать с постели, беспокойных параноиков, которых приходилось привязывать, чтобы они не воплотили в жизнь свои бредовые видения и не навредили себе или другим. Мятущиеся, истерзанные души. И фантастический «клинический материал».
Тайной страстью Хита была шизофрения, ужасная и загадочная болезнь, которая поражала молодых людей, уродуя и омрачая остаток их жизни. «Самое калечащее заболевание, которое у нас есть, – объяснял он студентам на лекциях. – Любой, кто намерен заниматься медициной, должен интересоваться шизофренией».
Но что это была за болезнь? Никто не мог найти изменений в структуре мозга шизофреников или даже биохимических нарушений, которые могли бы объяснить ее. Действительно, возникло предположение, что это вообще не болезнь, а чисто психологическое расстройство – «суперневроз», как успокаивающе говорили психиатры. На пороге 1950-х годов психиатрия на практике была синонимом психоанализа. После Второй мировой войны учение Фрейда и небольшая армия его учеников просочились на каждую кафедру психиатрии в США. Независимые институты психоанализа без эгиды университета возникали направо и налево, и частный рынок «лечения разговорами» рос на глазах.
Психоаналитики считали галлюцинации и бред психодинамическими нарушениями, которые можно возвести к травмам детства и, в частности, к плохим матерям. Они ссылались на ужасную «шизофреногенную мать», холодную отстраненную женщину, испортившую психику своего беззащитного чада. Хит полагал, что это полная ерунда. Можно подумать, что все пациенты пережили одно и то же! «Кошка не расскажет вам об отклонениях в своем субъективном опыте, но различный субъективный опыт прекрасно может послужить ключом к пониманию психических заболеваний, – всегда заявлял Хит. – Только люди могут описать нам, что они испытали и что чувствуют».
Хит специализировался на неврологии до того, как вообще начал проявлять интерес к психиатрии, и был убежден, что болезни разума вызваны неправильным функционированием мозга. Как бы иначе они проявились? Когда во время войны Хит работал психиатром во флотском госпитале Нью-Йорка, он представлял себе, что изучение мыслительных процессов однажды объяснит расплывчатые, неясные теории психиатрии о разуме.
И вот, садясь обсуждать условия своего переезда в Тулейн, Хит настойчиво потребовал от своего нового друга и спонсора Макса Лэпема, чтобы создаваемая кафедра психиатрии медицинского факультета обязательно включала в себя неврологию, а он бы возглавил обе специальности. Хит добился своего. В 1949 году, когда Хит приехал, Тулейн был единственным в Америке университетом, предлагающим студентам-медикам подготовку по обеим дисциплинам. Не прошло и года со дня основания лаборатории, как он уже принялся разрабатывать безумную идею по вживлению электродов в мозг своих пациентов.
Хит решил начать с пациентов, к которым питал самую большую страсть, – с шизофреников. Выбор был основан не только на его личном интересе, но и на глубоких наблюдениях, и не в последнюю очередь на конфронтации с величайшим психиатрическим откровением того времени – хирургической лоботомией.
Между 1936 годом, когда португальский нейрохирург Антониу Эгаш Мониш сообщил, что впервые провел фронтальную лоботомию для лечения шизофрении, и 1949 годом, когда он получил Нобелевскую премию, лоботомии подверглось двадцать тысяч американцев.
После войны спрос на такую операцию резко возрос, так как многие ветераны вернулись домой с тяжелыми психологическими травмами. Почти 55 % коек в госпиталях для ветеранов было занято душевнобольными пациентами. Их родственники требовали эффективного лечения – больше никакой гидротерапии или инсулиновой комы. И особенно срочной была необходимость выпустить этих сложных пациентов из переполненных больниц и отправить домой. Неудивительно, что врачи принялись с такой скоростью перерезать и разрушать лобные доли.
Но в определенных кругах росло беспокойство по поводу этого «чудесного лечения». Результаты были слишком неоднозначны. Очень много пациентов получало кровоизлияния в мозг. Да и саму процедуру сочли непозволительно непродуманной. Часто жизненно важные области мозга разрушались без необходимости.
Одним из главных скептиков был Фред Меттлер, ведущий невролог Колумбийского университета. Пораженный количеством солдат, направленных на лоботомию, он заключил соглашение с Министерством по делам ветеранов США и госпиталем штата Нью-Джерси, чтобы запустить проект «Коламбия – Грейстоун». Под эгидой этого проекта команде исследователей было поручено опробовать более «щадящую» процедуру, именуемую топэктомией, при которой удалялись намного более мелкие части лобных долей. Поскольку это было первое исследование такого рода, ученые подошли к проблеме дисциплинированно, по-научному, отбирая подопытных так, чтобы они образовали однородную группу, подлежащую сравнению.
Меттлер назначил Роберта Хита старшим психиатром престижного проекта. Его основной обязанностью было изучение и отслеживание психического состояния пациентов до топэктомии и вплоть до полугода после нее. В Грейстоунском госпитале было более пяти тысяч пациентов, и в качестве подопытных для экспериментального проекта было отобрано 48 человек, страдавших шизофренией или депрессивными расстройствами. Половина представляла собой контрольную группу, не получавшую лечения, а у остальных удалили небольшую часть лобных долей.