Страница 47 из 53
Тогда - последний раз возвращаемся к первым минутам экстремальной ситуации в космосе - у командира экипажа Владимира Ляхова было состояние, способное кого угодно просто парализовать: двигатель недоработал уйму времени, и вот-вот произойдет разделение отсеков, после чего мучительная смерть.
Что могло случиться с двигателем? Что будет с ними? Вопросы бешено прыгали в голове у командира, учащая дыхание и сердцебиение. Но главной мыслью оставалась одна: «Не допустить разделения, пока не отработан нужный тормозной импульс! Тогда - смерть!». И, инстинктивно включая двигатель на 6 секунд, по крохам набирая, таким образом, нужное тормозное ускорение, Ляхов не только сам помнил о недопустимости разделения, но и заставлял Моманда всякий раз подключать термодатчики. Дополнительно подстраховывался, чтобы за 14 секунд до разделения включилась еще и сирена, возвещающая об этом необратимом событии. Страшное напряжение немного спало, только когда Ляхов, наконец, понял, что угроза несанкционированного разделения отсеков миновала. Понял, что они сядут, и это лишь вопрос времени. Любопытно, что в те мгновения командир совершенно не подумал еще об одной проблеме - кислорода в корабле оставалось лишь на двое суток полета. Об этом он вспомнил только через сутки после приземления».
Снова вернемся в утро 6 сентября 1988 года. Только через 5 минут в Центре управления полетом начался переполох. Через какое-то время после доклада командира экипажа из ЦУПа лаконично и многозначительно спросили: «Что ты сделал?». Ляхов прямолинейно и столь же лаконично, явно не по полетной инструкции и, насколько это было возможно в подобной ситуации, ехидно и зло ответил: «Сохранил жизнь себе и Ахаду!».
Владимир Афанасьевич Ляхов вспоминал:
«А я их спрашиваю: «Какую вы уставку на спуск заложили?», и тут выясняется, что кнопка оператора не была отжата, там охнули – и тишина... Потом Рюмин выходит на связь и говорит мне, что спускаться будем на следующем витке, и уже заложили в обе группы уставку на спуск сто два метра. Я ему отвечаю: «Нет уж, давайте мне управляющие слова, я их сам проверю». А он говорит, что не надо, так как получен маркер по телеметрии. А я ему в ответ: «Вы уже один раз заложили!».
Потом руководство полетом все же в полной мере оценило сложившуюся ситуацию и, просчитав, наконец, всю дальнейшую перспективу застрявших на орбите «Протонов», предложило:
- Давайте мы подыщем запасной район для приземления корабля, поскольку в первоначальный «СоюзТМ» уже не попадает…
«А куда мы попадем?» - заинтересовался Владимир Ляхов. И когда отчетливо понял, что на ближайших витках это может оказаться любой из районов, над которыми проходит орбита корабля, то решительно сообщил в Центр управления полетом:
- Э, нет, ребята! Приземляйте нас домой! И только домой!
- Ну, тогда придется еще сутки пробыть на орбите... - в наушниках снова зазвучал голос Валерия Рюмина. - Следующую попытку посадить корабль будем делать завтра. На сегодня - отбой.
- Понял, Валера, переходим в дежурный режим, - ответил Владимир Ляхов.
«После этого в сеансе связи возникла длинная пауза, - позднее вспоминал Владимир Афанасьевич. - Ни они меня не вызывают, ни я их. После этого вышел на связь Рюмин. Я ему говорю: «Учтите – воды нет, есть нечего, асенизационно-санитарного устройства нет». А он мне в ответ: «Ты жирненький, ты и без еды обойдешься!». Я говорю: «Ладно. Без воды перетерпим». А он советует: «В случае чего, в носимом аварийном запасе есть вода и пища». Я отвечаю: «Запас на всякий случай трогать не буду. Обойдемся без еды, а то неизвестно, куда сядем». Как в старом анекдоте: «На самолете пилот говорит штурману: «Включи антиобледенение! Падаем же!», а он отвечает: «Если упадем, то что пить будем?». Я там этот анекдот вспомнил».
Владимир Ляхов отключил микрофон и повернулся к Моманду:
- Придется нам с тобой, дружище Абдул, вспомнить забытое детское искусство писать в собственные штаны.
- Не понимаю, - афганец искоса недоуменно зыркнул на него и возмущенно тряхнул головой.
- А тут и понимать нечего, - Ляхов невесело усмехнулся и пояснил:
- Туалет и умывальник где у нас были? В орбитальном отсеке. А что мы с тобой отстрелили три часа назад, а?
Моманд несколько секунд сидел молча, переваривая услышанное, а потом спросил:
- Володя, но где же теперь я буду делать омовение?
Ляхов в ответ только развел руками.
Итак, Владимир Ляхов и Абдул Ахад Моманд еще на одни внеплановые сутки остались летать в маленьком спускаемом аппарате вокруг Земли. Без воды, без еды, без туалета, облаченные в скафандры, поскольку тесное пространство аппарата не позволяло их снять и потом снова надеть.
«Пока летал целые сутки, было время подумать, с чего началась аварийная ситуация, - вспоминал уже потом на Земле Владимир Ляхов. - Ведь заранее было известно, что датчик инфракрасной вертикали ИКВ-1 был в «отказе» на корабле «Союз ТМ-5». И почему мы расстыковались и пошли на спуск на неисправном датчике ИКВ-1 – для меня непонятно. Ведь все получилось один к одному, что было у Соловьева. А если бы сразу ввели запрет на использование ИКВ-1 после построения вертикали и отдали автомату, то спуск бы прошел уже на первом витке, штатно, и никаких бы аварий дальше не было».
… - Нет бога, кроме Аллаха. Аллах велик, милостив, милосерден… - Абдул говорил едва слышным шепотом, но в тишине крошечного пространства спускаемого аппарата его слова звучали ударами колокола.
Владимир Ляхов, закрыв глаза, расслабленно откинулся в кресле-ложементе и попытался уснуть. Но сон не шел, а все мысли вертелись вокруг сегодняшней аварии.
«Если завтра не сядем – все… Кранты… Трое, ну, от силы четверо суток продержимся, не больше…
Умирать-то как не хочется…
Помолиться, что ли, вместе с Абдулом? Но по-нашему, по-христиански, за здравие и счастливое возвращение. Надежда – только на Бога…
А может, я преувеличиваю? На Земле что-нибудь придумают и нас спасут…
Что можно сделать?
Первое, что приходит на ум, – организовать спасательную экспедицию с Земли. В монтажно-испытательном корпусе стоит запасной корабль «Союз». Если его пристыковать к ракете и вывести на орбиту, то у нас появляется шанс на спасение.
Нет, ничего не получится… Сколько суток нужно, чтобы расконсервировать «Союз»? Даже если работать аврально, круглосуточно, – дня два. Заправить топливом – это еще сутки. Потом состыковать корабль с ракетой и вывезти на стартовую площадку, проверить и заправить ракету топливом – плюс пара суток. На запуск и сближение с наши «Союзом» тоже отведем сутки. Итого получается… Шесть суток. Это по самой оптимистической прикидке. Много… Столько мы не продержимся…
Так, второй вариант… А зачем запускать «Союз» с Земли? К «Миру» сейчас подстыкован тот «Союз», на котором мы стартовали с Земли. Сажаем Володьку Титова в корабль и по командам с Земли он сближается с нами. Стыковочного узла у нашего «Союза» теперь нет – он остался на орбитальном отсеке, который мы отстрелили. Значит, состыковаться Титов не сможет… Но он сблизится вплотную с нашим кораблем. Ну, хотя бы до расстояния метров пять… Мы с Абдулом даже в наших легких скафандрах сможем перейти через космос на Володькин «Союз». Титову только потребуется разгерметизировать орбитальный отсек на своем «Союзе» и перебросить нам трос…
Фантастика. В теории красиво, а на практике – один шанс из ста за удачный исход. Как навести на наш корабль Володькин «Союз»? Хватит ли на корабле топлива для такого маневра? Вопросы, вопросы, вопросики… И не на один нет ответа.
Третий вариант… Что еще можно придумать? Гм, американцы готовят к полету свой шаттл. Первый полет после взрыва «Челленджера» в январе 1986 года. Могут они нам помочь? Выйти на орбиту, сблизиться и механической рукой – манипулятором взять наш «Союз» на борт. А из их грузового отсека мы с Абдулом переберемся в кабину шаттла.