Его позывной - "Антей"

В своем дневнике генерал Каманин запишет:

«6 февраля 1971 года.

Сегодня я дважды беседовал с Шониным - один на один и при свидетелях. В обоих случаях поведение его показалось мне очень странным. Он был каким-то судорожно напряженным, на его лице и руках выступал обильный пот, на мои вопросы отвечал торопливо, путано, часто повторяя: «Во всем виноват только я один, никого другого я в это дело впутывать не буду». Он настойчиво повторял, что никогда больше не будет пить, просил последний раз поверить ему, но тут же произнес фразу, которая меня насторожила: «Снимите с меня звезду Героя, снимите погоны полковника, но только пошлите в космический полет!» Такое мог сказать пьяный, но в момент разговора Шонин был трезв. Такое мог сказать дурак, но я знаю Шонина одиннадцать лет и, как и все его друзья, всегда считал его разумным и очень способным человеком.

8 февраля 1971 года.

Сегодня в 9.00 без предварительного звонка ко мне в кабинет явились космонавты Алексей Леонов и Георгий Шонин. Сначала я долго говорил один на один с Леоновым и еще раз убедился, что он пока еще неважный руководитель и воспитатель. Леонов недостаточно требователен к себе и своим подчиненным, с провинившихся не взыскивает, а пытается защитить от «ярости» начальства, сглаживая любой их проступок. Он очень инициативен, знает дело и работает с большим желанием, но часто проявляет излишнюю торопливость и горячность.

(Участие Алексея Леонова в «разборе полетов», учиненном генералом Каманиным, легко объяснимо: с 1970 по 1972 год Алексей Леонов был начальником Первого управления НИИ ЦПК, т.е. начальником Георгия Шонина – С.Ч.).

Потом я беседовал с Шониным. Он был абсолютно трезвым и внешне выглядел свежим и здоровым, но разговор у меня с ним снова не получился. Шонин не отдает себе отчета в том, что он натворил, думает, что может отделаться легким взысканием, и продолжает надеяться на свое участие в предстоящем космическом полете.

Мишин узнал о происшествии с Шониным и сегодня наговорил мне по телефону кучу глупостей: «Ну что, Шонин спился? Его и Хрунова надо гнать немедленно, я их в полет не пущу». На мое предложение заменить Шонина Шаталовым он ответил: «Шаталов плохо подготовлен, в первый полет на ДОС-7К я буду предлагать Елисеева, Кубасова и Рукавишникова и буду отстаивать их кандидатуры перед правительством».

После разговора с Мишиным я говорил с Керимовым, который, как всегда, поступил очень разумно, предложив при встрече разобраться с этим случаем, и решить, как быть дальше.

15 февраля 1971 года.

Целую неделю с большой группой офицеров проверяли состояние дел в ЦПК и в полку.

Врачи направили Шонина в госпиталь имени Бурденко. Они уверяют, что он находится в «реактивном» состоянии, что у него наблюдается «психический сдвиг». Я несколько раз беседовал с Шониным, во время бесед он был, безусловно, трезв, но в его поведении было много необычного: он молчал, когда надо было обязательно отвечать, и говорил тогда, когда надо было слушать, причем часто говорил совсем не то, чего мы все от него ожидали.

Если у Шонина и есть какой-то психический сдвиг, то вызван он нарушениями режима космонавта и скрытыми пьянками. Установлено (и признано самим Шониным), что после успешного космического полета в октябре 1969 года он часто скрытно выпивал (иногда до полной потери работоспособности). О случаях запоя и нарушения режима Шониным знали Леонов, Никерясов, Аржанов, Крышкевич, Кузнецов и другие товарищи, но ни один из них ничего не сделал для того, чтобы помочь ему прекратить выпивки, - больше того, все они настойчиво рекомендовали его на роль командира первого экипажа ДОС-7К. Скрывая случаи недостойного поведения Шонина, они считали, что тем самым они «спасают» его.

Я отстранил Шонина от подготовки к полету на ДОС-7К: для космонавта отстранение от космического полета - самое суровое наказание. После возвращения Шонина из госпиталя будем решать вопрос о его дальнейшей службе и, по-видимому, разберем его поведение на парткоме в присутствии всех летчиков-космонавтов».

Каманин был зол на Шонина, но проштрафившемуся космонавту вряд ли грозило отчисление из отряда космонавтов. Конечно, в свое время за нарушение режима подготовки к космическим полетам (в том числе и за пьянство) были уволены некоторые из кандидатов в космонавты: Иван Аникеев, Григорий Нелюбов, Марс Рафиков и Валентин Филатьев. За «политическую неблагонадежность» был отстранен от подготовки Эдуард Кугно – он отказался вступить в члены КПСС. Но это все были всего лишь кандидаты в космонавты, люди, еще неизвестные мировой и советской общественности. Прославленные герои космоса, Герои Советского Союза тоже «залетали» достаточно часто, но их из отряда не выгоняли – именно потому, что они уже были известными всему миру космонавтами. Поэтому Георгию Шонину за его срыв в феврале 1971 года грозило отстранение от непосредственной подготовки к космическому полету на два – три года и, скорее всего, взыскание по партийной линии.

Но 5 марта 1971 года Георгий Шонин вернулся из госпиталя с вердиктом медиков, который исключал любое его наказание. Генерал Каманин вынужден был констатировать:

«Сегодня возвратился из госпиталя Г.С.Шонин с медицинским заключением: «Нуждается в продолжении лечения в санатории». Заключение врачей лишает меня юридической основы для строгого наказания Шонина, хотя я убежден, что фактически они прикрывают его от заслуживаемого возмездия».

Конечно, раз Шонин просто болен, то и наказывать его нельзя – больной человек, себя не контролирует, что с него взять? Взысканий на Шонина не накладывали, но от подготовки к ближайшим космическим полетам он был отстранен окончательно – и теперь уже очень надолго.

Сегодня вряд ли можно точно установить, что именно стало непосредственной причиной того февральского «психического сдвига» Георгия Шонина. Накопившаяся от напряженных тренировок усталость? Или какое-то неизвестное нам личное переживание? Ведь ездил же он 5 февраля к кому-то в бассейн «Москва». Для чего? Чтобы просидеть в гостях меньше часа и выпить пару рюмок водки? Но для этого вряд ли стоило ехать за пятьдесят километров, пренебрегая плановой тренировкой всего за два с половиной месяца до космического полета, нарываясь на крупный скандал в отряде космонавтов и серьезное дисциплинарное взыскание…

А вот, мягко говоря, «нестандартное» поведение Шонина во время бесед с генералом Каманиным, пожалуй, можно объяснить. Рискнем предположить, что в роковой для судьбы Георгия Шонина день 4 февраля 1971 года события развивались следующим образом. Экипажи Шонина и Леонова прилетели с Байконура. Скорее всего, Шонин ненадолго заехал домой и оставил там свои командировочные вещи, а потом появился по месту службы, в отделе военных программ первого управления ЦПК. Тут и состоялась встреча с друзьями – космонавтами. Кто-то из них и предложил собраться в профилактории, чтобы выпить за успешное завершение командировки на Байконур, просто слегка «расслабиться». Среди «расслаблявшихся» в тот вечер 4 февраля в профилактории, были и еще не летавшие в космос кандидаты в космонавты – подчиненные Георгия Шонина.

«Расслабились» хорошо. Поздно вечером большая часть участников вечеринки разошлась домой, а Георгий Шонин явно перебрал и поэтому остался ночевать в профилактории. Утром он просто проспал, забыл пропуск (точнее, пропуск в ЦКБЭМ был у него дома, но туда утром 5 февраля Шонин не заехал).

Когда Шонин понял, что генерал Каманин взялся за разбирательство по его «делу» со всей серьезностью и неминуемо «полетят головы», он и замкнул всю ситуацию лично на себя. Именно тогда в разговоре с Каманиным он и произнес загадочную фразу:

«Во всем виноват только я один, никого другого я в это дело впутывать не буду».

Кого не хотел «впутывать в дело» и подставлять под гнев генерала Каманина Георгий Шонин?