Воинство болот

— Как только похороним несчастную фрейлину, немедленно снимаемся и маршем на юг, — бормотала Лучар. — Я не намерена оставаться рядом с этим мерзким строением. Пусть и дальше хранит свои тайны.

— А может, подпалить? — спросил Гайль.

— Неизвестно еще, что полезет из подземелий, когда стены рухнут, а пол обрушится, — сказала принцесса.

Они поднялись на второй этаж, стараясь делать поменьше движений, ибо полы одежды поднимали в воздух клубы гари. Поиски не дали ничего. Ни костей, ни украшений девушки на месте не удалось обнаружить ни на первом этаже, ни на втором.

Маркиз даже забрался на крышу и прошелся по карнизу от одной бойницы до другой. Тщетно, девушка исчезла.

— Где ее видели в последний раз? — спросила Лучар у Гайля. Тот дернул плечом и сквозь зубы сказал:

— Я ночевал на свежем воздухе, а ваших придворных сюда больше не заманишь.

— Что же, мы сделали, что могли, — вздохнула принцесса и тут же пылко сказала барону, который уже начал спускаться вниз:

— Но пока вина не доказана, считать ее шпионкой нет никаких оснований, барон!

— Как будет угодно, — буркнул тот.

Принцесса задержалась на один миг, разглядывая портрет, чудом пощаженный огнем.

На фоне дивного вида леса две дамы сидели на пригорке, и о чем-то беседовали. Одну из них Лучар узнала. Фуала мило улыбалась и что-то нашептывала своей собеседнице, склонившись к самому уху.

— А ведь правда хороша, — грустно вздохнула принцесса.

Собеседница, изящно облокотившись на пригорок, сидела спиной к зрителю, и принцесса не смогла узнать свою фрейлину, как не разглядела и крохотных красных ранок на ее шее.

Еще раз оглядев пепелище, Лучар спустилась вниз. Демонические фигуры, толпящиеся у входа, после происшествия с грифонами, она оглядела с новым чувством.

«Неужели, и эти шляются по ночам?»

Вновь мелькнула мысль уничтожить усадьбу, но принцесса махнула рукой.

Вскоре отряд изгнанников двинулся дальше на юг.

Глава 5

Амибал в дороге

Знаменитый Черный Герцог, именем которого в Объединенном Королевстве с недавних пор начали пугать детей, миновал скальную гряду, поросшую удивительно пышным кустарником и сочным вереском. Отсюда брали начало мелкие ручьи, которые южнее сплетались в полноводную реку.

Еще несколько дней пути, и Амибал, привстав на стременах, с немым изумлением созерцал берега великой южной реки, несущей свои мутные волны в сторону океана.

Сегодня солнце особенно красиво играло на мелких волнах, и сыну Фуалы представлялось, что по саванне струится бесконечный змей, защищенный от всех невзгод и опасностей этого мира сверкающей чешуей.

— Не удивительно, что тебя называют Змеиная Река, — сказал он вслух, словно бы обращаясь к могучему потоку.

При звуках его голоса хоппер шевельнул ушами и нетерпеливо скакнул вперед, но мужчина пригвоздил его к земле повелительным рывком поводьев:

— Подожди, мне нужно осмотреться. Еще наскачешься и напрыгаешься, до Флориды путь не близок.

Ушастый скакун понуро опустил голову и стал с отвращением обнюхивать клок запыленной степной травы, жесткой и лишенной питательных соков. Пока Амибал озирался, благородный зверь пытался заставить себя перекусить, но горькая травяная жвачка пришлась ему явно не по вкусу.

Всадник созерцал дальний берег, похожий на тонкую и неровную зеленую полоску, череду лесистых островков и песчаный берег, на котором мирно дремали кайманы. Амибалу никогда не нравилось море. Он с детства не любил ездить вдоль Лантика, а уж тем более плавать на кораблях. Ему казалось, что природа бросает ему вызов, создав бесконечный и беспокойный простор, в глубинах которых бьется никому не подконтрольная жизнь.

Жалобные крики чаек будили в душе какие-то смутные нехорошие подозрения, и юный дворянин спешил свернуть своего хоппера на лесные тропы, или в сочные луга приморского королевства. Леса и джунгли он знал, понимал их, но тоже не любил. А степи, если задуматься, ничем особенным не отличаются от моря. Разве что на Лантике волны бросают в лицо человека соленые брызги, а с барханов летит сухой горячий песок. И вот сейчас, разглядывая Змеиную, герцог понял, что влюбился без остатка, так, как не любил ни одну женщину. Великая южная река показалась ему созданной для того, чтобы сын Фуалы совершил на ее берегах череду блестящих подвигов.

Дворцы и людные города Д’Алви померкли в его памяти, сделавшись бледными, выцветшими тенями, их заслонило вечное течение беспокойных вод.

— Река бежит к морю, — рассуждал вслух герцог, — ее путь лежит туда же, куда и мой, в загадочную Флориду. Насколько я помню, нигде Змеиная не вторгается на территории зараженных Пустынь Смерти. Зачем мне отбивать себе зад, поминутно рискуя нарваться на стаю степных волков или взбесившегося Оленя Смерти.

Рука, одетая в щегольскую перчатку из тончайшей кожи с замысловатым тиснением, скользнула к поясу, на котором висел тонкий охотничий кинжал. Если хоппер и успел почувствовать угрозу, то предпринять ничего не смог. Короткий взблеск клинка, и ушастый скакун захрипел, валясь на бок. Амибал изящным движением соскочил на землю, успев отдернуть полу плаща, чтобы не забрызгать его кровью, фонтаном бьющую из аккуратно рассеченной артерии. Скакун в последний раз вздрогнул и затих; и только его глаза продолжали смотреть на своего убийцу, словно запоминая его на веки вечные.

Аккуратно вытерев клинок о пушистую шкуру, герцог огляделся, вытащил из седельной сумки топор и принялся рубить сухой кустарник. Несколько кайманов, обеспокоенных шумом, поднятым двуногим, возмущенно взревели и с шумом попрыгали в воду. Когда костер начал весело потрескивать, из ряски поднялась на чешуйчатой шее хищная голова молодого снапеpa. Но животное оказалось достаточно благоразумным, и убралось в реку.

Амибал проводил грозную плотоядную черепаху безразличным взглядом.

«Слишком мала», — подумал он, принимаясь свежевать хоппера. Хозяйственные заботы утомляли молодого герцога, но он был заядлым охотником и любил возиться с трофеем. Правда, хоппера он собирался есть впервые. Фуала любила сочную печенку пушистых зверьков, а Каримбал весьма неплохо относился к колбасе из горных трав, дикого чеснока и мяса хоппера.

«Когда-нибудь что-нибудь бывает в первый раз», — философски заметил герцог и принялся коптить тяжелые мясные ломти. Когда ему наскучило это занятие, Амибал собрал потроха, шкуру и тощие передние конечности скакуна и оттащил их поближе к берегу.

Вскоре вокруг останков началось настоящее пиршество. Сначала молодые кайманчики, а потом и крупные речные чудовища стали выползать на песок, давя крабов, рачков и прочую мелочь. Своими бесцветными и лишенными всякого выражения глазами герцог наблюдал за буйством плоти. Крокодилы, речные падальщики, чьи луженые желудки могли переваривать даже рога и копыта антилоп, терзали шкуру хоппера.

Молодая самка вцепилась в нее зубами, с другой стороны сомкнулась поражающая размерами пасть старого чудища, чей лоб носил следы многочисленных брачных поединков. Самец в этой схватке побеждал, но самка, более легкая, неожиданно стала крутиться в мокром песке, словно бревно под шестами пьяных плотогонщиков. Раздался хлопок, и по глазам самца хлестнул жалкий обрывок шкуры, в то время как львиная ее часть оказалась намотанной на длинные челюсти самки. Та кинулась наутек, сопровождаемая возмущенным ревом.

Амибал слабо улыбнулся и, рассевшись на седельных сумках, неторопливо принялся за еду.

Из степи потянулись мелкие наземные падальщики, в небе замелькали грифы, но и те, и другие опасались садиться на песчаный пятачок, где неистовствовали речные гиганты.

— А вот это уже лишнее, — заметил Амибал, когда на гребне ближайшего холма разглядел силуэты волков. Они не собирались оспаривать добычу у аллигаторов, а нацелились на груду сырого мяса, лежавшую неподалеку от герцога нетронутой. Короткий ментальный сигнал послал в стаю импульс слепой паники. Послышался встревоженный вой вожака, и древнейшие на планете сухопутные хищники кинулись бежать, поджав хвосты.