Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 28 из 31

  - Как не хочу? - отозвался другой голос. - Еду, еду... Сейчас ещё крошню с грибами сушеными положу и поеду.

  - Давай же, - закричал опять первый голос. - Езжай, езжай... Кому говорят!

  - Да, еду, еду!

  Неожиданно телега дёрнулась. Как уж Осип успел руками за нижнюю перекладину телеги уцепиться да ногами упереться в заднюю ось, он и сам не помнил. Опять ангел-хранитель помог! В детстве подьячий часто так на телегах катался. Любимая забава в их слободе была: незаметно забраться под телегу, уцепиться за перекладину да ехать под телегой пока сил хватит или пока возчик не заметит и кнутом не стеганёт. Но, то в детстве было, да и плечи тогда Осипу никто на дыбе не выворачивал. Ловкий и здоровый он тогда был, а сейчас... Сейчас устроился он под телегой ловко, но сразу чуть было и не упал. Боль так плечи обожгла, что на самую малость подьячий не взвыл в голос да под телегу не свалился. Еле-еле удержался и губу закусил. И чем дальше ехала телега, тем нестерпимей становилась боль.

  - Ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть, - думал Осип, уже теряя сознание. - Нельзя мне сейчас падать... Держаться надо... Помоги мне, Господи... Прости и помилуй меня... Всё! Не могу больше терпеть! Падаю!

  Уж почти разжались дрожащие пальцы, как, вдруг, телега остановилась. Подьячий упал в неглубокую лужу, быстро завертел головой, словно попавшая в западню зверушка и увидел слева от себя стену серого бурьяна, вот туда Осип и уполз. Вернее, сперва пополз, а потом куда-то провалился и больно ударился спиной. И опять боль по всему телу закуралесила... До того стало больно, что подьячему стало всё равно: поймают его или нет. И завопил он не в силах более сдержаться.

  Его не поймали и даже не стали ловить: скорее всего, возчику было недосуг смотреть - кто это в траве на обочине так пронзительно орёт, а, может, испугался возчик да решил поскорее уехать подальше от страшного крика. Чужая душа - потёмки.

  Уберёг ангел - хранитель Осипа ещё раз, видимо, стараясь загладить свою вину заи все прошлые невзгоды. Подьячий долго лежал на земле и корчился, проклиная старика Евстигнея за то, что не велел он убивать пленника сразу после пыток на дыбе. Вот велел бы он его тогда убить и не мучился бы сейчас Осип от страшенных болей в грязной придорожной канаве. Но через какое-то время, боль чуть притихла и подьячий забыл о своих глупых мыслях. И чем скорее отступала боль, тем больше ему хотелось жить и до Москвы добраться.

  Для начала он осторожно вылез на дорогу и осмотрелся. Дорога оказалась ему знакомой, не раз он по ней ходил и ездил от села Преображенского к Московским посадам. Осип побрёл по дороге, но не успел он и десятка шагов сделать, как пришлось прятаться: сзади послышался топот лошадей. Подьячий опять прыгнул в придорожную траву и там затаился. Когда всадники за поворотом, Осип опять вылез, но теперь конский топот послышался спереди. И опять пришлось прятаться. Немного полежав в сырой канаве, подьячий решил больше на дорогу не выходить, а спуститься по траве к лесу и поискать там тропинку. Как решил так и сделал. И тропинка нашлась быстро. Теперь идти можно не таясь, но тут новое препятствие - река Яуза. Вода в реке холодная, вплавь не перебраться.

  - Придётся к мосту идти, - пробираясь через кусты и тут заметил в серой придорожной осоке небольшой плот. Опять удача!

  Переправился подьячий через реку, а там лесом вышел к крайним избам посада.

  17

  А в Москве было неспокойно. То и дело по улицами скакали всадники, около наплавного с обоих сторон сидели стрельцы. Осип испугался, что стрельцы начнут спрашивать: кто такой да откуда, но стрельцам было явно не до него. Они яростно спорили.





  - Хороший был Государь, Фёдор Алексеевич, - вздохнул рыжий парень и почесал пальцем усеянный веснушками нос. Он пошлину стрецкую поднял, чтоб прокорм у нас лучше был. И ещё обещал, а вот, видишь, как получилось...

  - Нарышкины всё это! - заорал лохматый стрелец с кривым носом. - Больше некому! Они надёжу государя нашего со свету сжили! Больше некому...

  -Болел он, сказывают, - кто-то из сидящих возразил парню.

  - Враньё! - захрипел лохматый. - Ещё когда Алексей Михайлович, царство ему небесное, помер, Артамошка Матвеев прибегал к нам да уговаривал, дескать, Фёдор здоровьем слаб, Петра на царство надо, Петра... А мы, дураки, чуть не поверили ему...

  - А теперь умные стали да поверили, - усмехнулся сосед лохматого говоруна. - И сидит Петр Алексеевич на троне, а дед Кирилл сопли ему полой кафтана подтирает...

  - Да нас и не спрашивали! - загоготали стрельцы, словно гуси потревоженной стаи. - Не по закону Петра на царство венчали! Не по закону! Патриарх венчал, значит, по закону! Патриарху лучше знать! Он к Господу ближе всякого. Ничего не по закону! Купили патриарха Нарышкины!

  Судя по тому, как стрельцы повышали друг на друга голос, ожидалось вскорости у моста нешуточное ристалище, и толпа любопытных быстро собиралась на некотором удалении от кричащих стрельцов. Осип не стал дожидаться лихой драки. Он скорей перебежал мост да поспешил к палатам Ивана Михайловича Милославского. А на улицах города тоже неспокойно: то там толпа, то тут...

  - Еретики в кремле засели! - забравшись на кучу сложенных у забора дров, кричал тщедушный попик в ветхой рясе. - А сегодня Артамон Матвеев в Москву приехал, он из еретиков самый главный! Все же знают, как он в Аптекарском приказе колдовство разное творил. Это он Государя нашего Алексея Михайловича опоил да Наташку Нарышкину в постелю ему подложил, а она, змея, и рада и рада стараться! Берегись, люди! Погубят...

  Докричать попик не успел. Два крепких молодца вынырнули из толпы, схватили крикуна за руки да и уволокли куда-то. А на место попика глашатай влез да закричал громким голосом.

  - Сего дня пожаловал Государь всея Руси Пётр Алексеевич в бояре и оружейники ближнего человека своего Ивана Кирилловича Нарышкина! А в бояре Никиту Константиновича Стрешнева! А в спальники к себе пожаловал Ивана Борисовича Троекурова да Ивана Михайловича Лыкова! А стольнику Матвею Пушкину велено с войском идти в Казань!

  - Вот ведь как, - шептали люди, - Нарышкиных с товарищами их в царские палаты, а супротивников их подальше от Москвы. Ох, чего творится на белом свете...

  Глашатай еще кричал разные новости, но подьячему слушать их было недосуг. Бежать надо!