Страница 24 из 31
- А где же Афоня? Он же о помощи просил...
Подьячий сморщился, припоминая, как спускался в кусты, помочь другу и никак не мог понять, а чего с ним в тех кустах приключилось?
- Чего-то он мне показал, - тёр пальцами ноющий висок Осип. - Чего же там было-то?
Ничего не мог вспомнить страдалец: чего-то точно было, но вот чего?
- Не стал бы Афоня просто так на помощь звать, - попробовал чуть покрутить головой подьячий, и тут его словно другая мысль. - А я-то где сейчас?
Осип так тревожился о судьбе друга-товарища, что даже о себе малость позабыл. А тут тоже было над чем поразмышлять. Не каждый день человек приходит в себя от беспамятства в тесном каменном мешке.
Первой мелькнула мысль о недавней угрозе дьяка Сабанеева: обещал тот посадить подьячего в темницу, вот и на тебе. Федор Трифонович обещаниями просто так разбрасываться не будет. Любит он, чтоб человека через колено да пополам.
- А не велели меня трогать, - мелькнула в голове подьячего мысль, а потом ещё одна и он от этой второй мысли аж вздрогнул. - А я о ноже Ивану Михайловичу Милосласвкому ничего не рассказал. А где же ножик-то? Как же так-то?
Осип со стоном поднялся на колени, подполз к двери и стал стучать кулаками. Правда, силы в руках подьячего кот наплакал, а потому удары у него получались такие, что и мышь в подполе громче скребёт. Казалось бы, кто такую мышиную возню услышит, но кто-то услышал. Проскрежетало что-то за дверью, и стала та с противным скрипом открываться. Осип, на всякий случай, отполз подальше.
Дверь открылась, и узник как в его темницу просунулись три головы. Конечно же, головы сами по себе просунуться не могут, но света застенке так мало, ноги пришедших Осип разглядеть не смог, а вот головы разглядел хорошо и узнал. Вернее, одну сразу узнал, а две других показались тоже вроде знакомыми. Сразу узнал подьячий Степана. Того самого Степана, который самым подлым образом заманил его в болото, а ещё в придачу и лошадь умыкнул. Очень хотелось этого ухмыляющегося подлеца огреть чем-нибудь тяжелым, но за неимением ничего подходящего, Осип решил плюнуть в его сторону, да и эта затея совсем не удалась. Вторую голову подьячий узнал по заметной примете. На этой голове отсутствовал один глаз. А так как одноглазые люди на каждом шагу не встречаются, припомнил Осип старика, который очень сомневался в том, а может ли молоденький подьячий найти убийцу задушенной девчонки. Третью голову Осип тоже где-то видел, но никак не мог вспомнить - где.
Первым заговорил одноглазый старик.
- Ну, что, голубь, попался в силок? Скоро жарить тебя станем...
- Ты кто? - хотел построже спросить старика Осип, но получился спрос какой-то сиплый да жалостливый.
- Я-то? - одноглазый огладил ладонью бороду. - А я, так получается, смертушка твоя.
- Чем же я перед тобой провинился? - подьячий попробовал встать и опять неудачно. До стона неудачно.
- А чтоб не совался не в свои дела, - гадливо подмигнул Степан. - Забыл болото? Тебя предупредили, что с нами шутки плохи, а ты опять - куда тебя не спрашивают...
- Степан! - прикрикнул на гада одноглазый старик.
- А я, чего, дядя Евстигней, - пожал плечами Степан. - Я ничего, я только сказал. Чего он тут дурачком прикидывается?
- Ты вместо того, чтоб языком чесать, шёл бы дыбу готовить, - старик сузил глаз до еле заметной щелочки. - Попытать надо удальца этого, кому он ещё мог о своих розысках рассказать. Мало ли чего... Иди! Как готово всё будет, так позовёшь.
Дверь застенка захлопнулась. Осип опять остался один. И ни о чём он не мог думать. Все мысли его, будто вплелись и связались в крепкие узлы, распутать которые никак не получалось. Ясно было только одно - это не по воле дьяка Сабанеева оказался он в тесной темнице. А вот для чего сошлись вместе подлый конокрад и любопытный одноглазый старик совсем непонятно. И с ними ещё один, его Осип тоже где-то видел...
- И он тоже волком на меня смотрит, - думал подьячий, с большим трудом поднимаясь на ноги. - Чем же я им всем так насолил?
Опять заскрежетала дверь. На этот раз "гостей" Осип встретил стоя. Не стал он садиться на пол, решив показать мучителям крепкую волю.
- Пусть видят, что я крепко стою на ногах, - прошептал себе под нос Осип и решил, что будет смотреть мучителям прямо в граза.
Зачем? Бес его знает... К примеру, твердым и насмешливым взглядом можно выказать своё презрением этим подлецам. И высказать им в лицо всё, что накопилось в душе, а накопилось там всякой всячины с три короба.
Только не получилось ничего ни выказать, ни высказать. Дверь распахнулась. В узилище протиснулись два здоровых мужика. На Осипа они посмотрели мельком и сразу же, заломив за спину руки, повели его по узкому проходу. Вели не долго: подьячий и опомниться не успел, как оказался в просторном помещении со стенами из камня и черным низким потолком. В помещении стояло две печи и кузнечный горн. В одной из печей горел огонь, а потому было немного дымно.
- Где-то я уже видел такое, - стал припоминать Осип, но припомнить ничего не смог. Не до этого стало ему...
На дыбу подьячего вешать принялись мучители! Он попробовал вырваться, да куда там! Только хуже себе сделал, получив за непокорство две увесистых оплеухи. Не особо больных, но обидных. Потом пришла, когда подняли страдальца за связанные сзади руки к потолку. Плечи словно огнём обожгло, а потом стало так больно, что заверещал подьячий визгливо-страшным голосом. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, и сквозь этот противный звон чей-то голос.
- Кто еще знает о ноже, который ты в избе Петра Рыжова нашёл?
Заорал Осип ещё громче от боли, а ему кнутом по спине, кнутом! И опять крик в самое ухо:
- Кто знает о ноже, который ты у Петра Рыжова нашёл? Кто?!
- А-а-а! - хрипит, ничего не соображая, подьячий. - Больно! А-а-а! Сил нет!!!