Страница 21 из 31
- Как кто? - удивился молодец в красном кафтане. - Царевич Иван Алексеевич. По старшинству, как закон велит...
- Говорят болезный он, - полушепотом решила внести свою лепту в разговор и баба с большой корзиной, в которой пищали цыплята.
- А ты слушай всех больше, дура! - сразу же ополчился на птичницу молодец в кафтане. - Про Фёдора Алексеевича тоже много чего шептали по углам, а он вон как развернулся: и бездельников всех к ногтю прижал, и турку укорот сделал. Дай Бог ему здоровья.
Баба хотела что-то возразить, но тут к мосту подскакали три всадника.
- Чего встали! - заорал передовой из них. - Шапки долой! Государь наш Федор Алексеевич преставился!
Всадники на рысях одолели мост, а народ на мосту, прямо-таки, окаменел от столь страшной вести: одно дело гадать да предполагать, а узнать в точности о смерти царя - это как обухом по голове.
- Неужто и вправду помер? - первой нарушила молчание баба-птичница.
- Конечно, вправду, - опять набросился на неё молодец. - Дура! Разве о таких вещах смехом кто станет говорить!
- А я чего говорил, - мотнул головой коробейник. - С утра на душе кошки скребут, так и думал, что чего-нибудь случится к вечеру. И вот...
- Думал он! - молодец в кафтане отвернулся от бабы и пошёл на коробойника. - Накаркал, подлец...
Вслед за молодцом с превеликим подозрением глянул на торговца и кирпичник.
- Ничего я не каркал, - стал торопливо оправдываться коробейник. - Подумалось так, я и сказал... Язык же без костей. Прости меня, Господи...
Хоть и любопытно было, чем эти споры закончатся, но Осип любопытство мигом обуздал и дёрнул Афоню за рукав.
- Пошли!
- Как же "пошли"? - недоуменно мотнул головой Афоня. - Тут такое, а мы...
- Не наше это дело, - ещё решительнее дёрнул товарища за рукав подьячий. - Без нас разберутся, а мне после такой вести ещё более спешить надо.
О том, где найти Ваську Галчонка Осип спросил у первого же попавшегося возле ворот Китай города мальчишки.
- Как где? - удивлённо захлопал выгоревшими на солнце ресницами малец. - Дома он лежит. Где ему ещё быть. Хоронить-то его только завтра будут...
- Как хоронить? - подьячий даже вздрогнул от этакой новости.
- Так помер вчера Васька, а ты не знал что-ли? - пожал плечами мальчишка. - Пойдемте, я вам его избу покажу...
Возле избы, куда их привёл малец, не было не души. Дверь крыльца настежь раскрыта.
- Вон там, - малец показал на открытую дверь и убежал.
Осип с Афоней сняли шапки и прошли в избу. Перекрестились. Посреди избы стоял стол, а на столе сосновая домовина. Перед домовиной стоял сгорбленный мужик, рядом с ним тихо подвывала баба, а две девчонки, стоявшие здесь же, удивлённо таращили глазёнки на незнакомых гостей. В красном углу перед тёмными закоптевшими образами теплились свечи. Мерцающий свет их падал на белое лицо покойника. Мальчишки - покойника. Осип посмотрел на него и сразу вспомнил, как этот чернявый малец вырвал из рук своего рыжего соперника огрызок яблока. Вырвал и сразу же запихал его в рот. И какое же счастливое лицо в тот момент было у этого мальчишки. Было... Как наяву всё это подьячему представилось, как будто только-только видел он это счастливое лицо. Осип от такого видения крепко сжал кулаки, быстро повернулся и вышел на улицу.
- Жалко мальчишку, - вздохнул Афоня, прислонившись к заскрипевшему плетню. - Надо отцу его копейку дать... Помер, видишь ли, маленький же ещё...
- Иди дай, - скомандовал Осип, - и сюда его позови.
Мужик вышел из избы вслед за Афоней, подошёл к Осипу и поклонился.
- Чего с Васькой случилось, - спросил подьячей, стараясь не глядеть на убитого горем отца.
- С Васькой-то, - мужик провёл широкой жилистой ладонью по серому лицу. - А кто ж его знает. Ночью весёлый прибежал, а утром никак встать не может. Ноги опухли, изо рта кровь и криком кричит, что грудь у него огнём палит. Васька, Васька... Смышлёный он у меня. Ловкий. Васька...
- Жалко мальчишку, - тронул мужика за плечо Афоня. - Ты это... Того... Держись... Судьба, значит... Бог дал, бог взял...
- Взял, - тихо повторил несчастный отец. - У меня Ваську, а у Рыжова Петра аж троих за один раз. И тоже все маленькие...
- У кого троих? - насторожился Осип.
- У Петра Рыжова, - мужик показал рукой в сторону улицы. - Через три избы от меня живёт. Васька-то к полудню дышать перестал, а те к вечеру. Сразу трое. Никитка - товарищ Васятки моего. Они повару в кремлёвской поварне прислуживали. Всегда вместе бегали... Да две сестрёнки Никитки: Дуня и Груня. Одной пять годков, а другой восьмой пошёл. Правильно ты говоришь, мил человек, судьба. Худое - охапками, хорошее - щепотью...
Возле избы Рыжовых тоже никого и дверь настежь. А в избе разница: стол поперёк и три домовины на нём. Осип посмотрел на мальчишку и сразу на улицу. В гробу лежал тот самый - рыженький... У него Васька огрызок яблочный из рук вырвал.
- Этот, как его? - думал подьячий, присев на лавочку возле огорода. - Никитка... Никитка яблока не ел, это точно. Но почему и он тогда душу отдал? Почему?
Вместе Афоней вышла девушка лет пятнадцати в черном платке. Лицо у девушки зарёванное, темные круги под глазами и руки дрожат.
- Вот, Нюша, - вздохнул Афоня. - Сестра их. Мать с лавки встать не может, отец на коленях перед гробами стоит, будто в камень обратился. Я его толкал, толкал - не шевелится.
- Сказывай, Нюшка, - тихо сказал Осип, глядя двух сорок, трещащих на крыше приземистого амбара.