Страница 19 из 31
- Нет, - решительно отказался и от ночлега и от угощения Осип, - домой пойду. Негоже по чужим людям шляться...
- Ну, ладно, - быстро согласился Афоня. - Тогда завтра, как третьи петухи пропоют, сюда приходи. Только не опаздывай. Дядька сказал, что пораньше нам надо к палатам царским подойти, пока спят все. А то потом бояре да сотники набегут, непросто будет.
- Конечно, не опоздаю, - кивнул подьячий и пошёл в свою сторону. Сам смотри не проспи.
Хорошо бы, не обманул дядька Афоньки, - сворачивая в переулок, где стояла его родная изба. - Поспрашиваю поварят, эти много всегда замечают того, что взрослому и не додуматься. А уж если в поварне ничего не узнаю, тогда...
Что "тогда" подьячий додумать не успел: кто-то крепко ударил его сзади по шее, а потом стало темно и дышать нечем. Осип хотел вырваться, да только не тут-то было. Его быстро повалили на землю да связали по рукам да ногам. Кричать тоже не получалось. По всей видимости, надели ему на голову мешок из плотной ткани да крепко обернули тот мешок ещё чем-то сверху. Тут не то что кричать, дышать совсем нечем. Потом подьячего подняли и куда-то понесли. Куда? Да, разве, тут куда. И догадываться особо не будешь, если дышать нечем. Остается только одно - молиться. Вот Осип и молился, пока не провалился в беспамятство.
Опомнился подьячий от того, что на него пролился ливень вселенский. Так показалось Осипу, когда увидел он еле различимый свет в толще воды. Правда, "толща" в един миг куда-то пропала, а вот свет мерцающий остался. Мало того, появились в том мерцании образы дьяка Сабанеева да ярыжки Никонора, а следом и Фефил из тьмы выполз.
- Вот, Фёдор Трифонович, - послышался откуда-то издалёка цокающий голос Фефила, - как приказывали, так мы его и доставили. Только, ждать затомились, долго к дому не шёл, стервец. А уж как пришёл, мы с Никонором...
- Ладно, - скривился лицом Сабанеев и стал медленно приближаться к Осипу. - А, ну, сказывай, чего Пушкину набрехал?
- Я? - отозвался на спрос Осип, еле слыша свой голос. - Ничего я не брехал... Он подошёл и сказал, что написать письмо надо... Помочь... А я чего? Боярин он... А я...
- А к Милославскому зачем бегал? - дьяк сунул к лицу Осипа сжатый кулак. - А?
- Не бегал я ни к кому, - продолжал цепляться за свою линию подьячий. - Боярин Пушкин велел письмо написать. Пришли мы в терем, а там ещё бояре были...
- И с боярином Милославским ты не говорил?
- Да как же я посмею говорить с человеком такого высокого положения. Он боярин думный, с Государем рядом сидит. А я кто? Я - тля...
- А что же за такую тлю боярин перед нашим главой, перед Иваном Андреевичем Хованским хлопотал?
- А я почём знаю, Фёдор Трифонович? - взмолился Осип, утирая рукавом глаза. - Мне сказали писать, я и писал... Я человек маленький. Пощадите!
- Ох, счастье твоё, что Иван Андреевич трогать тебя не велел, а то бы засадил я тебя в самый глубокий подвал. К крысам. А крысы в наших подвалах, что твои лошади. Ну, ничего, придёт твой черёд. Не с теми дружиться надумал. Это сейчас Милославского ещё кто-то слушает, а скоро... Ладно, чего я тут перед тобой, перед прыщом гнойным распинаюсь. Эх, кабы не приказ Ивана Андреевича... Вышвырнуть его вон!
- Ты уж прости нас, Осип Акимов, - шептал на ухо подьячему ярыга Фефил. - Не по своей мы воле... Дьяк еще утром приказал тебя схватить и к нему доставить. Сам понимаешь, как тут откажешься... Злющий он был. Видно, чем-то ты ему насолил здорово. Всё кричал, что подземелье с дыбой по тебе плачут. Нам-то куда деваться? Вот мы и пошли. Сидим возле твоей избы и бога молим: лишь бы не пришёл, лишь бы не пришёл... А ты - тут как тут... И чего нам делать?
- Но повезло тебе, Осип Акимов, - в другое ухо стал нашептывать и Никонор. - Когда мы к Сабанееву ходили, мне Филька Ильин шепнул, что приходил сюда Иван Андреевич Хованский и очень ругался. Насчёт чего ругался в точности неизвестно. А вот когда уходил он, так он велел тебя не искать, мол, ты по важному делу в приказе отсутствуешь. Это Филька точно слышал. Он ещё удивился, мол, какая шишка важная Осип Носов, раз о нём сам князь Хованский печётся. Ты уж прости нас, дураков, Осип Акимов. Не по своей мы воле...
- Прости, Христа ради, - стал просить прощения и Фефил.
Но ничего не ответил ярыгам подьячий Носов, едва оказавшись на улице, плюнул он на землю и, не оборачиваясь, пошёл вдоль темной улицы.
14
Не самую малость не проспал Осип третьих петухов. Никак не мог проснуться, когда вторые петухи заголосили, только повернулся на другой бок. Так бы и проспал, если бы что-то не кольнуло его в бок. Что это было, подьячий не разобрал, да и не стал разбирать. Не до этого было: поблагодарил он боженьку за такую удачу и побежал к кремлёвской стене. Афонька его там уже ждал.
- Побежали! - даже не поздоровавшись, крикнул он - Ждёт он нас. Кремлёвские ворота на ночь не закрывались.
Возле заднего крыльца царской трапезной их встретил рыжеволосый стрелец с веснушчатым лицом. Глаза у стрельца немного красные от недосыпа.
- От Евстигнея что ли? - спросил стрелец еле сдерживая зевоту.
- От него, от него, - шепотом затараторил Афоня. - Чего спрашиваешь? Кто к тебе ещё в такую рань придёт? Обещал раз, так веди. Чего смотришь?
Стрелец передёрнул плечами от утренней прохлады, широко зевнул и велел парням идти следом. Они и пошли. Сперва поднялись на крыльцо, прошли по узенькому проходу среди всякой всячины, протиснулись между засаленной стеной и горячим боком печки. Потом пролезли под ворохом мешков из рогожи, которые висели на высокой перекладине и очутились в дымной поварне.
- Обратно тем же ходом пройдёте, - шепнул рыжий стрелец и попятился за рогожу.
А поварне народу полно и в хлопотах все. Оно и ясно: всякий уход не живёт без хлопот. А здесь много чего ухода требует. В царских палатах едоков, что муравьёв на гнилой коряге. И все откушать желает сытно да с приятностью, так что поварам - только успевай разворачиваться. Здесь без дела никак не постоишь, особенно утренней порой. Осип с Афоней попробовали постоять, чтоб приглядеться малость, так их, чуть было, горячей водой не окатили. Два поваренка тащили куда-то тяжелый медный котёл с кипятком. И вот один поварёнок споткнулся, котёл накренился, и немалая толика кипятка выплеснулась на пол, как раз под ноги Осипу с Афоней.