Страница 14 из 31
- Так, - Иван Михайлович строго глянул на племянника, - помощников себе подбери...
- Пустое, - отмахнулся стольник, - сейчас все во дворце нос в сторону нарышкинскую повернули. Никому у меня сейчас во дворце веры нет. Любой может выслушать меня да к Нарышкиным побежать...
- Вон его возьми в подручные, - Иван Михайлович ткнул пальцем в сторону Осипа.
- Как же я его возьму-то? - удивлённо вскинул брови Илларион Семёнович. - Кто же его во дворец пустит? Тем более к столу царскому...
- Его не пустят, - кивнул головой боярин, - а насчёт сына Алексея Ржевского я с Лексеем Лихачевым ещё на Масленицу договаривался. Мне Ржевский с Вятки грамотку прислал, чтоб я насчёт сынка его похлопотал. Я похлопотал, а он чего-то не едет.
Тут Милославский посмотрел на Осипа и спросил.
- Как звать-то тебя?
- Осипом.
- Теперь Семёном Ржевским будешь. Бери его Ларион и сей же час веди во дворец...
- Да, как же?! - вылупил на дядю глаза Илларион Семенович. - Кто ж ему поверит-то?
- Я велю письмо Лихачёву написать, - никак не желал отступать от своей затеи Иван Михайлович. - Про его обещание напомню... А не примет по письму, так пришлёшь кого-нибудь за мной. Сам приду и договорюсь.
11
Идти во дворец Ивану Михайловичу Милославскому не пришлось. Стольник Алексей Тимофеевич Лихачёв раскрыл грамоту от Милославского, немного поморщился и послал Семку Ржевского помогать в обеденной зале посуду со столов убирать. Илларион Семёнович сам привёл Осипа (то есть, теперь Сёмку Ржевского) на кухню и определил в помощники дородному русоволосому парню. Отличался этот парень от всех прочих - презрительным взглядом на тех, кто ниже его. Животом он здорово напоминающим бочонок, в котором справные хозяева хранили ядрёный квас или хмельную брагу. Парня звали Дорофей, и был он весь из себя. Стоило Иллариону Семёновичу отойти на три шага, так Дорофей сразу же нос вверх задрал, словно нет на свете человека важнее его. Всех прислужников здешних называл Дорофей - "подстольничками". Осипу сказал с пяток слов, а потом только руками указывал: сюда беги, то подай, это принеси... Тут, как раз, стали вечернюю трапезу готовить и такая суета на поварне началась, что любой муравейник против той суеты - тишь да гладь необыкновенная. Дорофей сразу же стал кричать своим визгливым голосом.
- Подстольничик сюда! Подстольничик туда! Экий ты балбес, подстольничик! Розги по тебе рыдают, подстольничек!
А столпотворение в поварне пуще и пуще. Все куда-то бегут, всем чего-то надо и каждый толкается да норовит поперёд других оказаться. Сначала Дорофей велел новичку широкий стол пеньковой мочалкой отмыть, потом воды из колодца наносить да дров сухих для растопки печей наколоть. И все поручения от стола царского всё дальше и дальше. Осип так разозлился на своего нового начальника, что на самую малость дубовым поленом его не "угостил", но вовремя спохватился. Не по своему хотению подьячий оказался в этом ералаше, а потому, и терпеть надо все неудобства, ради дела благого. Терпеть и как-то ближе столу царскому пробираться.
Осип быстро собрал в охапку дрова и помчал на кухню, а там на его счастье два подстольничка спорят: кому как сподручнее встать, чтоб тяжелую лохань с водой для омовения рук в главную залу нести. Никак подьячий не мог мимо такого спора пробежать: сунул он одному спорщику охапку дров в руки, а на другого прикрикнул, да так, чтоб поядрёней. Подстольнички мигом присмирели: один к печке с дровами побежал, а другой без разговоров взялся за ручку лохани там, где приказали. Народу в главной зале собиралось всё больше и больше. Одной лохани для мытья рук оказалось мало, побежали за второй. Принесли вторую, поставили, стали пот со лба утирать, и тут кто-то схватил Осипа за плечо да увлёк за плотный занавес, что дальний угол залы прикрывал. Да так всё неожиданно случилось, что опомнился подьячий да захотел воспротивиться уже за занавесом. Но противиться не пришлось, привёл Осипа в прикрытый рыжим полотном угол Илларион Милославский. Стольник приложил палец к губам и прошептал тихо-тихо.
- Отсюда смотри за столом. Особенно за лекарем наблюдай. За Данилой Гаденом. Вон он к месту Государя подошёл...
К большому украшенному замысловатой резьбой креслу подошел человек, лицом здорово напоминающий грустного ворона. Одет был лекарь в серый распашной кафтан, из-под которого выглядывала рубашка кружевным воротником. Обут щёголь был в серые от пыли ботфорты. В общем, по иноземному наряждался лекарь.
Кто спросит, - продолжал наставлять подьячего стольник, - скажешь, что я тебя сюда поставил за срамным ушатом следить... Понял?
- Чего ж не понять, - кивнул Осип, глянул на два низеньких ушата и сразу же понял, отчего в этом углу дух не особо приятный. Эти ушата за занавесом ставили на тот случай, если у гостей нужда естества неожиданно случится. На улицу через охранные посты стрельцов не особо сподручно бегать.
- Еще принеси мяты охапку, чтоб не смердело особо, - сказал Милославский. - Пойдём, я тебе покажу, где взять.
Около дверей из поварни в трапезную стояли четыре важных боярина. Стояли они молча: то в пол глядели, то на накрытый стол. Когда Милославский с подьячим подошли к ним, как раз из поварни несли блюда с кашей для царского стола. Однако прежде чем переступить порог трапезной, разносчик остановился возле бояр. Те переглянулись между собой, потом двое из них достали из рукавов ложки, зачерпнули из блюда кашу и отправили её в рот. Двое их товарищей внимательно смотрели, как пробовальщики жуют кашу.
- Чего это они? - несказанно удивлённый Осип тихонько спросил у Иллариона Семеновича.
- Еду пробуют, чтоб вкусно было и не подсыпали бы чего, - прошептал Милославский, показав пальцем на широкую лавку, где лежал огромный ворох мяты.
- А почему двое-то пробуют?
- Если один заболеет, так сразу не поймёшь от чего, - недовольно буркнул стольник, - а ежели сразу двое, да пары те постоянно меняются, то можно быстро узнать - потрава в какой еде была. Мне тоже сегодня вставать... Эх, жизнь наша... Прости меня, Господи. Давай, иди поскорее отсюда...