Помехи

– Капитан, Ваше Превосходительство, до рейда двадцать одна морская миля, – отчитался рулевой.

– Ещё пару миль вперёд и берите правее.

– Будет исполнено, – последовал жест согласия.

Кавторанг вышел из рулевой рубки, чтобы дать отдохнуть глазам. Сколько себя помнил, он не любил дождь, но боготворил его мать – само море. Пол тихо скрипел под туфлями. Его крейсер, десяток лет тому назад построенный на верфях Армстронга в Ньюкасле, уже начинал стареть и морально, и физически. Большинство других судов были значительно моложе, и построены они с одной целью – сокрушить Тихоокеанскую эскадру Российской империи.

Что-то резко толкнуло судно под левый борт ближе к носу. Последовал оглушительный взрыв и объемный гул фонтанирующей воды. Сначала, чуть наклонившись вправо, корабль быстро осел на ту сторону, где рванула русская глубоководная «банка». Капитан удержал равновесие, кинулся на мостик.

– Закрыть переборки, – кричал он. – Включить помпы в четвертом и третьем отсеках. Всем нашим – терпим бедствие.

Буквально через несколько минут стало понятно, что помпы не справляются – вода поступала намного быстрее. Крен на левый борт был уже очевиден. Тогда Хадзимэ отдал команду на открытие кингстонов по правому борту, чтобы не допустить опрокидывание крейсера и дать людям время спустить шлюпки.

Русско-японская война закончилась для Александра Васильевича пленом. В числе прочих раненных, размещённых в городском военном госпитале, куда Колчак попал за сутки до сдачи Порт-Артура, он был перевезён в Нагасаки. Последние недели он руководил одной из артиллерийских батарей крепости – плавать не позволяли обострившийся ревматизм и перенесённая пневмония. Когда японцы предложили русским офицерам выбрать между лечением на Родине, и лечением в стране божественного Микадо, абсолютно все выбрали первое.

В начале июня одна тысяча девятьсот пятого года, за два с половиной месяца до подписания Портсмутского мирного договора, подводившего итог противостояния двух империй, Александр Васильевич вновь ступил на русскую землю. В Петербурге его ждала любящая супруга, которой он не забывал писать даже из Японии. Именно из писем он узнал и о рождении его первой дочери Танечки, и о её ранней смерти. Колчак тяжело переживал Цусимскую катастрофу, лишившую Россию целой эскадры под руководством адмирала Рожественского. Лейтенанту же пока предстоял огромный научный анализ проделанной в полярных экспедициях работы – последующие несколько лет статьи и монографии выходили одна за другой.

После отмены морского ценза, согласно которому каждый офицер в своём звании был обязан прослужить непосредственно "на воде" определённый срок, Александр Васильевич наконец получил свой первый капитанский чин, однако в море пока не возвращался. Особый интерес у новоиспечённого капитана вызывал разбор причин поражения в Цусимском сражении, и в целом в войне. В голове не укладывалось, что такое вообще возможно.

Тем временем, неизбежность новой большой войны стала уже очевидна – столкновение колониальных интересов ведущих мировых держав зашло слишком далеко, а флот России находился в очень плачевном состоянии и был к ней совершенно не готов. В декабре одна тысяча девятьсот седьмого года Колчак приглашён в комиссию по разработке новой программы развития флота при Третьей Государственной Думе Российской империи, начавшей свою работу месяцем ранее, лично морским министром Иваном Михайловичем Диковым. От него же поступило предложение выступить с соответствующим докладом перед депутатами:

– Никто лучше вас не справится, Александр Васильевич. У вас и "кружок" соответствующий имеется, и боевой опыт, и наука, как никак.

– Честь имею.

Колчаку было всё равно на весь политический плюрализм – его интересовали вещи прикладного характера, а Госдума им воспринималась как инструмент для реализации этих вещей.

Подниматься на трибуну перед сотнями уважаемых и заслуженных людей оказалось непросто. Вспоминался день, когда его впервые представили совсем молодым курсантам Морского корпуса, поражённым его выдержкой и глубоким грудным голосом.

– Как многие из вас знают, – начал своё выступление Александр Васильевич, – все великие державы, такие как Англия, Германия, Франция, имеют на вооружении целый ряд линкоров. Недавно же спущенный на воду британский "Дредноут" и вовсе положил начало новому классу крупных военных судов, что даёт английской короне неоспоримое преимущество. Считаю правильным и России поставить на вооружение такие боевые единицы. Замечу, что никакие разрозненные силы флота не способны им противостоять, а потому ими целесообразно поступиться.

Среди слушавших выступление Колчака был и знаменитый "октябрист" Александр Иванович Гучков, лично с ним знакомый и глубоко его уважавший.

– Оборонительную стратегию нашего флота призываю считать ошибочной. Морской десант может быть высажен в любой точке побережья, для прочной обороны которого на всём его протяжении ресурсов мы не имеем.

Александр Васильевич никогда не забывал о море. Работа на суше оказалась уникальным, но лишь временным явлением в его жизни. Его видение образа будущего флота в этот период оказалось невостребованным вышестоящими офицерами, зато оказался востребованным его опыт арктических экспедиций. Главное гидрографическое управление Российской империи не первый год лелеяло мечту об открытии Северного морского пути, полное прохождение которого в одну навигацию раньше было невозможным – лишь несколько месяцев в году Северный Ледовитый океан был свободен от ледяных торосов. И если создание арктических баз, где суда могли бункероваться на всём маршруте от Мурманска и до Камчатки, было делом наживным, то со скоростью сделать что-либо было решительно нельзя. Всё изменили эксперименты Степана Осиповича Макарова и его первый в мире ледокол "Ермак". Дело теперь оставалось за малым – уточнить очертания северной части Евразии и создать сеть арктических станций или, по крайней мере, наметить их для дальнейшего развёртывая. С этой целью формировалось несколько судовых отрядов, и Александру Васильевичу достался дальневосточный участок Северного Морского пути, хорошо ему известный – Восточно-Сибирское и Чукотское моря.

Колчаку пришлось оставить беременную жену в их квартире в Петербурге, а самому отправиться с семью другими морскими офицерами и десятками матросов на двух судах – "Вайгач" и "Таймыр" – во Владивосток. Путь в обход Европы через Красное море и Индийский океан занял семь месяцев и семь дней. Холод Северного моря и нестерпимая жара Адена – особая романтика традиционных для России плаваний из столицы империи в столицу своих тихоокеанских владений. Третьего июня одна тысяча девятьсот десятого года, в третью годовщину установления в России конституционной монархии нового типа, оба судна пришвартовались в бухте "Золотой рог". Только здесь Колчак получил известие о том, что у него родился сын, которого по давней договорённости Софья нарекла Ростиславом:

– Сколько бессонных ночей я провёл в каюте, расхаживая от одной стены к другой. Моя бесконечно дорогая Софа, поздравляю тебя с рождением нашего первого сына.

Всё лето суда "мариновались" в туманах Японского моря, и лишь семнадцатого августа было получено указание начинать движение к Берингову проливу. Александр Васильевич относился к этой миссии с огромным энтузиазмом, чем невольно заражал и других.

Спустя десять дней, пройдя "холодильник" Охотского моря, которое не ласкало даже летом, суда бросили якоря в Авачинской бухте напротив Петропавловска-Камчатского. Вид на "домашние" вулканы завораживал. Сама же Авачинская бухта, что уже было доказано, являлась самой большой в мире.

– Как думаете, Александр Васильевич, здесь можно поместить весь флот всех держав? – интересовался подвахтенный.