Страница 81 из 90
Фелипе Видаль попрощался с доньей Игнасией и служанками, наполнившими ему чемодан сырами и пирожными, растрогавшись, — ведь он был у них первым пациентом за полвека, который вместо того, чтобы умереть, поправился на девять килограммов. Он надел контактные линзы и подстриг волосы и усы — его было не узнать. Фелипе вернулся в Сантьяго и решил посвятить время написанию мемуаров, поскольку условий для поиска работы ещё не было. Месяц спустя его жена вышла с работы, чтобы забрать из школы сына Андреса и купить что-нибудь на ужин. Придя в квартиру, она обнаружила, что дверь не заперта, а на пороге лежит кот с разбитой головой.
Нидия Видаль пошла обычным путём, расспрашивая о муже, как и сотни других обезумевших людей, стоящих в очереди напротив полицейских застав, тюрем, центров заключённых, больниц и моргов. Её муж не находился в чёрном списке, не был нигде зарегистрирован, его никогда не арестовывали, никто его не искал, наверняка, он просто уехал с любовницей в Мендосу. Паломничество продолжалось бы годами, не получи она тогда сообщение.
Мануэль Ариас находился на Вилле Гримальди, недавно открывшейся как тюрьма Директората национальной разведки, в одной из пыточных камер, стоя, прижатый к другим неподвижным заключённым. Среди них находился Фелипе Видаль, которого все знали благодаря его телевизионной программе. Конечно, Видаль не мог знать, что его сокамерник Мануэль Ариас был отцом Андреса, мальчика, которого он считал своим сыном. Два дня спустя Фелипе Видаля увели на допрос, и он не вернулся.
Заключённые, как правило, общались с помощью перестукиваний и царапин на деревянных перегородках, разделявших их, вот как Мануэль узнал о том, что у Видаля остановилось сердце от пыток электричеством. Останки умершего, как и многих других, были выброшены в море. Связаться с Нидией стало для Мануэля навязчивой идеей. Самое меньшее, что он мог сделать для женщины, которую так любил, — это не дать ей потратить свою жизнь на поиски мужа, а также предупредить, чтобы Нидия успела сбежать, прежде чем её тоже заставят исчезнуть.
Отправлять сообщения за границу было невозможно, но по чудесному стечению обстоятельств в те дни был совершён первый визит Красного Креста, поскольку жалобы на нарушения прав человека уже распространялись по всему миру. Было необходимо спрятать заключённых, оттереть кровь и разобрать решётки перед осмотром. Мануэля и других, находившихся в лучших условиях, подлечили как могли, вымыли, дали чистую одежду и представили наблюдателям с предупреждением о том, что при малейшей неосторожности семьи заключённых пострадают от последствий. Мануэль воспользовался возможностью, чтобы отправить сообщение Нидии Видаль и всего за несколько секунд прошептал две фразы одному из членов Красного Креста.
Нидия получила сообщение и знала, от кого оно, не сомневаясь в его правдивости. Она связалась со знакомым священником, работавшим в Викариате, который смог свести её со своим сыном в посольстве Гондураса, где они провели два месяца, ожидая пропусков, позволяющих покинуть страну. Дипломатическая резиденция была битком набита мужчинами, женщинами и детьми, пятью десятками людей, спавших на полу, все три туалета оказывались постоянно заняты, а посол пытался отправить людей в другие страны, поскольку его собственная была и так переполнена и не могла принимать больше беженцев. Задача казалась бесконечной, потому что время от времени преследуемые режимом люди перепрыгивали через стену с улицы и приземлялись в его дворе. Посол добился, чтобы Канада приняла двадцать человек, среди которых находились и Нидия с Андресом Видалем, нанял автобус, на который повесил дипломатический патент и два гондурасских флага, и в сопровождении своего военного атташе лично отвёз двадцать беженцев в аэропорт, а затем и проводил к дверям самолёта.
Нидия решила обеспечить своему сыну нормальную жизнь в Канаде без страха, ненависти или обиды. Она больше не скрывала правду, объяснив Андресу, что его отец умер от сердечного приступа, но опустила ужасные детали, потому что сын был слишком молод, чтобы принять их. Шли годы, не было возможности — или, лучше сказать, веской причины — прояснить обстоятельства этой смерти, но сейчас, когда я раскопала прошлое, моя Нини будет обязана так поступить. Ещё ей придётся рассказать, что Фелипе Видаль, человек с фотографии, которую Андрес всегда держал на тумбочке, не был его настоящим отцом.
Мы получили почтовую посылку в «Таверне Мёртвеньких» и до того, как открыть, мы знали, кто её прислал, потому что пришла она из Сиэтла. Внутри было письмо, которого мне так не хватало, длинное и информативное, но написанное не на языке страсти, что развеяло мои сомнения относительно Даниэля. К нему прилагались фотографии, сделанные им в Беркли: моя Нини — она выглядела лучше, чем в прошлый год, так как покрасила волосы, — под руку с моим отцом, как всегда, прекрасно смотрящимся в униформе пилота. Майк О’Келли, стоя, держась за ходунки, с телом и руками бойца, но с ногами, атрофированными параличом. Чудесный дом в тени сосен и прекрасный осенний день, залив Сан-Франсиско, усеянный белыми парусами яхт. Только один снимок с Фредди, который, возможно, сделали без его ведома, потому что на других фотографиях он отсутствовал, как будто намеренно избегал камеры. Это костлявое и грустное существо с голодными глазами походило на зомби из здания Брэндона Лимана. Моему бедному Фредди могут понадобиться годы, чтобы обуздать свою зависимость, если у него это получится, а пока он страдает.
В посылке также была книга о мафии, которую я намереваюсь прочитать, и обширный журнальный отчёт о самом разыскиваемом фальшивомонетчике в мире, Адаме Трэворе, американце сорока четырёх лет, арестованном в августе в аэропорту Майами при попытке въезда в Штаты из Бразилии по фальшивым документам. Он сбежал из страны с женой и сыном в середине 2008 года, насмехаясь над ФБР и Интерполом. Оказавшись за решёткой федеральной тюрьмы с перспективой провести остаток своей жизни в заключении, преступник посчитал, что лучше сотрудничать с властями в обмен на более короткий срок. В статье заявлялось, что информация, предоставленная Трэвором, может привести к разрушению международной сети и способна повлиять на финансовые рынки от Уолл-стрит до Пекина.
Трэвор начал свой промысел по изготовлению фальшивых долларов в южном штате Джорджия, а затем переехал в Техас недалеко от наиболее проницаемой границы с Мексикой. Свой станок по производству фальшивых купюр он установил в подвале одной обувной фабрики, которая закрылась уже много лет назад и была расположена в промышленной зоне, полной жизни днём и совершенно вымирающей ночью, когда он мог перевозить необходимое сырьё, не привлекая к себе внимания. Купюры, которые он изготавливал, были совершенными, как заверил меня офицер Арана в Лас-Вегасе, потому что Адам пользовался той же нарезанной бумагой без крахмала, что шла на производство настоящих купюр, а также разработал искусную технику нанесения металлической защитной полосы — даже самый опытный инкассатор не мог их отличить. Кроме того, часть производства была отведена пятидесятидолларовым купюрам, которые реже подвергались тщательной экспертизе по сравнению с банкнотами более высокого номинала. Журнал подтверждал слова Араны: фальшивые доллары всегда отправлялись за пределы Соединённых Штатов, где преступные группировки смешивали их с подлинными деньгами, прежде чем купюры попадали в обращение.
В своём рассказе Адам Трэвор признал свою ошибку в том, что дал на хранение полмиллиона долларов брату в Лас-Вегасе; его убили прежде, чем он смог сказать, где спрятал добычу. Никто бы так и не догадался, если бы Брэндон Лиман, который был мелким торговцем наркотиками, не начал тратить эти деньги. В океане наличности в казино штата Невада эти купюры могли оставаться незамеченными годами, однако Брэндон Лиман воспользовался ими для подкупа полиции — вот с этого конца ФБР и начало распутывать клубок.
Отдел полиции Лас-Вегаса более или менее держал скандал о взяточничестве под контролем, но кое-что всё же просочилось в прессу, была проведена поверхностная чистка для успокоения общественности, несколько коррумпированных офицеров отстранили от должности. Журналист закончил свой репортаж абзацем, который меня напугал: