Дневник Майи (ЛП)

ВЕСНА

Сентябрь, октябрь, ноябрь и драма декабря

Глава 4

Остров пребывает в радостном настроении, поскольку к детям приехали их родители, чтобы отметить национальные праздники и приход весны; зимний дождь, который вначале казался мне поэтичным, в итоге стал невыносимым. А я собираюсь отпраздновать свой день рождения 25 числа (я — Весы), мне будет двадцать, и мой подростковый возраст наконец-то закончится. Господи, какое облегчение! Молодёжь обычно всегда приезжает на выходные, чтобы повидаться с семьёй, но в этом сентябре их приехало очень много; шлюпки, полные пассажиров, всё приплывали и приплывали. Они привозили подарки детям, которых, в большинстве случаев, не видели на протяжении нескольких месяцев, а также деньги для бабушек и дедушек на покупку одежды, предметов для дома, новых крыш взамен повреждённых зимой. Среди приехавших была Лусия Корралес, мама Хуанито, приятная, красивая женщина, слишком молодая для того, чтобы иметь одиннадцатилетнего сына. Она рассказала нам, что Асусена получила работу горничной в гостинице Квеллона, она не хочет продолжать учёбу и не думает о возвращении на остров, поскольку не желает слышать недоброжелательные комментарии от людей. «В ситуации насилия обычно обвиняют жертву», — сказала мне Бланка, подтверждая то, что я уже слышала в «Таверне Мёртвеньких».

Хуанито вёл себя застенчиво и недоверчиво по отношению к матери, которую он знал только по фотографиям. Она оставила его на руках Эдувигис, когда мальчику было два или три месяца, и не видела сына, пока Кармело Корралес был жив, хотя и часто звонила ему по телефону и не отказывалась содержать. Хуанито много раз говорил со мной о ней. В этих разговорах чувствовалась смесь гордости — ведь она отправляет ему хорошие подарки, и гнева — она всё же оставила его с дедушкой и бабушкой. Хуанито представил мне маму, алея щеками и опустив взгляд в пол: «Это Лусия, дочь моих дедушки и бабушки», — сказал он. Потом я рассказала ему, что моя мать тоже ушла, когда я была младенцем, меня тоже вырастили бабушка с дедушкой, но мне очень повезло — моё детство было счастливым, и я бы не променяла его ни на какое другое. Хуанито долго смотрел на меня своими тёмными глазами, и я вспомнила следы от ударов ремнём, которые были на его ногах несколько месяцев назад, когда Кармело Корралес мог до него дотянуться. Я с грустью обняла мальчика, ведь я не могу защитить его от этого, следы останутся с ним на всю жизнь.

Сентябрь — это месяц Чили. С севера до юга развеваются флаги, и даже в наиболее отдалённых местах устанавливают рамадас, четыре деревянных столба с крышей из ветвей эвкалипта, куда люди приходят выпить и потрясти костями под американские ритмы и станцевать куэку, народный танец, имитирующий брачные игры петуха и курицы. Мы тоже поставили рамадас у себя. Пирожки с мясом не кончались, лились реки вина, пива и кукурузной водки. Под конец мужчины храпели на полу, и с наступлением вечера полицейские и женщины выкидывали их на дорожку возле овощной лавки, а затем доставляли людей по домам. Ни одного пьяного не задерживали 18 и 19 сентября, если только он не доставал нож.

По телевизору Ньянкупеля я смотрела военные парады в Сантьяго, во время которых президент Мишель Бачелет объезжала войска под радостные возгласы толпы, почитающей её как мать; ни один другой чилийский президент не был столь любим. Четыре года тому назад, перед выборами, никто на неё и не ставил, поскольку считалось, что чилийцы не проголосуют за женщину, социалистку, мать-одиночку и агностика. Но она всё же стала президентом и завоевала уважение «мавров и христиан», как говорит Мануэль, хотя на Чилоэ я почему-то не видела ни одного мавра.

Дни стояли тёплые, а небо было голубым — зима отступала под натиском патриотической эйфории. С началом весны в окрестностях грота были замечены морские львы, я думаю, что скоро они снова осядут на прежнем месте, и я смогу возобновить свою дружбу с Пинкойей, если она меня ещё помнит. Я поднимаюсь по холму до грота почти каждый день, ведь обычно там я встречаю своего Попо. Лучшее доказательство его присутствия — то, что Факин нервничает и иногда переходит на бег, поджимая хвост. Это просто нечёткий силуэт, восхитительный запах его английского табака в воздухе или ощущение, что он обнимает меня. Тогда я закрываю глаза и поддаюсь теплу и ощущению безопасности, идущему от широкой груди, большого округлого живота и сильных рук. Однажды я спросила Попо, где он был бoльшую часть прошлого года, когда был так нужен, но мне не пришлось дожидаться ответа, потому что в глубине души я уже знала: он всегда был со мной. Пока алкоголь и наркотики преобладали в моей жизни, никто не мог до меня достучаться, как если бы я была спрятанной в раковине устрицей, но стоило оказаться на самом дне, как мой дедушка тут же подхватывал меня на руки. Он никогда не терял меня из виду, и когда моей жизни угрожала смертельная опасность, например, от дозы поддельного героина в общественном туалете, он спасал меня.

Теперь, не слыша никакого шума в своей голове, я всегда чувствую его рядом с собой. Учитывая выбор, стоявший между мимолётным наслаждением от напитка и незабываемым удовольствием гулять по холму с дедушкой, я, нисколько не сомневаясь, предпочитаю последнее. Мой Попо наконец-то нашёл свою звезду. Этот отдалённый остров, невидимый в мировом пожаре, зелёный, всегда зелёный, и является его затерянной планетой; хотя вместо того, чтобы так усердно искать её в небе, он мог бы просто посмотреть в сторону юга.

Люди сняли свитера и вышли, чтобы немного погреться на солнышке, но я по-прежнему ношу свою грязно-зелёную шляпу, потому что мы проиграли футбольный матч школьного чемпионата. Мои несчастные «калеучата» взяли всю ответственность за мою бритую голову на себя. Матч проходил в Кастро, присутствовала добрая половина нашего острова, прибывшая поболеть за «Калеуче», включая донью Лусинду, которую, перевозя в лодке Мануэля, мы привязали к стулу и завернули в шали. Дон Лионель Шнейк, румяный и расшумевшийся более обычного, поддерживал нашу команду несдержанными криками. Мы почти победили, хватило бы даже ничьи, но в последний момент судьба сыграла с нами злую шутку; до конца матча оставалось всего полминуты, когда нам забили гол. Педро Пеланчугай отбил мяч головой под оглушительные возгласы нашей поддержки и свист соперников, но удар оглушил его, и прежде чем он успел опомниться, подбежал маленький паршивец и кончиком ноги спокойно отправил мяч в ворота. Мы все были так поражены, что даже замерли на показавшуюся всем долгой секунду, прежде чем в воздухе раздался взрыв воинственных криков, и полетели пивные банки с бутылками газировки. Мы с доном Лионелем были на грани сердечного приступа.

Под конец того же дня я пришла к нему домой, чтобы отдать долг. «Даже не думай, американочка! Это пари было шуткой», — заверил меня как всегда очень галантный Мильялобо. Если я и научилась чему-нибудь в «Таверне» Ньянкупеля, так это тому, что пари священны. Я пошла в скромную мужскую парикмахерскую, такую, в которую ходит лишь её владелец, с трёхцветной полосатой трубкой на двери и единственным старым и величественным креслом, в котором я сидела с некоторым сожалением, потому что Даниэлю Гудричу это совсем не понравилось бы. Парикмахер очень профессионально сбрил все мои волосы и отполировал череп замшей. Я увидела свои огромные уши, похожие на ручки этрусской вазы, и цветные пятна на коже головы, как на карте Африки. Парикмахер объяснил, что такие пятна бывают из-за краски для волос, и порекомендовал скрабы из лимонного сока с хлором. Также мне нужна была шапка, потому что с такими пятнами я похожа на заразного.

Дон Лионель чувствует себя виноватым и не знает, как снискать моё расположение, но прощать мне нечего: пари есть пари. Он попросил Бланку накупить мне каких-нибудь кокетливых шляпок, потому что я выгляжу как «лесбиянка после химиотерапии», как он ясно выразился, но чилотская шерстяная шапка гораздо больше подходит моей личности. В этой стране волосы — символ женственности и красоты, молодые женщины долго их отращивают и заботятся, как о сокровище. Не говоря уже о том, сколько возгласов сочувствия я услышала в пещере, когда расхаживала лысая, как инопланетянин, среди прекрасных женщин с золотистой кожей и пышными ренессансными волосами.