Страница 106 из 139
Это было её детство: даже в бедном доме в эти дни становилось ярко и весело, родители забывали о переживании и о жалобах, на улице было бело-бело, солнечно и снежно одновременно, а редкие тучи, прятавшие от людей дневной свет, вызывали разве что радостные улыбки. И они, словно потерявшиеся во времени, радостно плясали, приветствуя новый год, водили хороводы вокруг громадной ёлки на главной площади, тащили домой подарки от богатых - пряники и конфеты. Она, разгорячённая, раскрасневшаяся от странной праздничной атмосферы и морозного воздуха, поражалась тому, как звонко звучал собственный снег среди молчаливых домашних комнат.
Три последних года она проводила новогонюю ночь в дороге, возвращаясь из дома в НУМ. А в этот раз осталась - и впервые увидела громадную столичную ель, сверкающую от низа до самой верхушки. И звезда, громадная, будто бы сорванная с неба, пылала в разы ярче, чем та, что была в её родном городке, и детворы было намного больше - и толпа казалась тоже счастливее. Они легче сбрасывали полог грусти, избавлялись от ежедневных забот и убегали плясать на главной площади.
Котэсса никогда не думала, что в городе оставалось так много студентов, но столица буквально взрывалась от молодого смеха. Все они в один миг высыпали со своих университетских корпусов; сессия осталась за плечами, будь она плохой или хорошей, и остался только весёлый, радостный танец и традиционные наряды.
Сверкали костры, факелы и магические светлячки. Где-то вдалеке фокусник отчаянно жонглировал пылающими углями, умудряясь оставлять свои пальцы целыми, чуть поодаль кто-то пел, не попадая в ноты - но ему всё равно бросали монетки в протянутую шапку. Смех и радость, смевшиеся воедино, сплелись в одну красивую зимнюю сказку, и Котэссе казалось, что её заворожил блеск и радость столичного празднества.
- Не жалеешь, что осталась? - коварным шёпотом поинтересовался Сагрон, буквально выпадая следом за девушкой из бурного хоровода. - Помнится, ты собиралась всё-таки отправиться к своим родителям: ну, оно того стоит, разлука с родными?
- Стоит, - сегодня было не до воспоминаний о том, почему она не поехала на самом деле. И холод не возвращался, и грусть - тем более; среди всеобщего веселья Котэсса не могла заставить себя плакать по забытому или не очень прошлому.
- Вот видишь.
Сагрону традиционный зелёный не шёл; он отказался от этой идеи ещё тогда, когда кто-то пытался нахлобучить ему на голову новогоднюю яркую шляпу. Алая новогодняя лента и так свисала с его плеча, словно жалкая петлица; мужчина, впрочем, предал традиционный чёрный цвет своих нарядов, и Котэссе казалось, что его тёмно-синее пальто было праздничнее всего остального.
Она и сама хотела выбросить прочь это длинное зелёное платье, но Сагрон настоял, чтобы оставила: смеялся, что оно было ей к лицу. Девушка не сомневалась, что лицо в этом случае волновало его меньше, чем слишком глубокий по её мнению вырез, но не стала спорить. Ей и самой нравилось сверкание зелёной ткани, то, как платье легло по фигуре, словно было на неё шито. Она даже на цену не обратила внимания, хотя не собиралась принимать никакие подарки; Сагрон же позволил вручить ему тот трактат, который отказывались продавать мужчинам, а ему было дико интересно, правда?
И трактат даже не кусался, когда Котэсса была рядом, а ласково урчал, если чесать его по обложке. Читать его Сагрон мог, впрочем, только в её присутствии, когда девушка гладила бедную книжку по корешку, а Дэрри ещё и нагло смеялся, что сам с удовольствием занял место этого подарка и устроился бы рядом с нею так близко, как позволено этой несчастной книженции.
Она не слушала, то всё были просто шутки.
- У меня никогда не было такого хорошего нового года, - призналась Котэсса, не зная даже, почему её вдруг потянуло на искренность. - Я в детстве чувствовала себя счастливой, но потом...
- Потом магия праздника угасает, - Сагрон обнял её за талию, увлекая за собой, и девушка поддалась. - Если только над его атмосферой не трудятся лучшие маги страны!
Словно подтверждая это, он протянул руку, и с пальцев в небо полетели вихри искр; Котэсса даже вспомнила о том фейерверке, что видела на день всех влюблённых. Но бесшумные вспышки волшебства, потоками поднимавшегося в темнеющее небо, были красивее; они разгоняли тучи, и, хотя солнцу больше не было места среди ночи, пылали так ярко, что освещали добрую треть площади.
Сагрон, наверное, не хотел собирать вокруг себя толпу - это получилось само по себе. Следя за его колдовством, со всех сторон набежали дети. От ладони Дэрри отлетали и более мелкие искорки, обращающиеся снежинками, не тающими, а стеклянными - игрушками, приземлявшимися в чужие руки. Котэсса сама не удержалась и, подпрыгнув, поймала одну, ало-зелёную, в цветах нового года.
- Она не растает? - спросила она, улыбаясь тому, как праздничные искры застыли ярким фейерверком внутри волшебного стекла.
- Нет, - улыбнулся Сагрон. - Детский фокус: заключить энергию в физическом сосуде и запечатать её, обратив форму. Можешь занести пометки в свою бакалаврскую.
- Не занудствуй, - Котэсса весело рассмеялась, хотя, казалось, не должна была. Это она всегда больше внимания, чем оно того стоило, уделяла учёбе, а сегодня вдруг почувствовала себя по-настоящему свободной. Свободной от соседок, отправившихся праздновать домой, от проклятия, о котором оказалось так легко забыть, от предрассудков, потому что в новогоднюю ночь можно было с кем угодно и сколько угодно.