Страница 7 из 11
– Короче, Света пришла к нему поговорить, а Антон ее выгнал. Сказал, что раз она себе кого-то нашла, то он тоже нашел. И что она ему больше не нужна. И еще сказал, что теперь у него настоящая королева, а не такая соплячка, как она. И она рассердилась на него, и плакала, что он так сказал. Света же у нас самая красивая в старших классах! – Юля недоуменно пожала плечами. Ей тоже было непонятно, на кого можно было променять такую красотку!
– Королеву? – как-то нервно переспросила Ангелина.
– Да, королеву! – подтвердила дочка. – Говорят, он ее так и называл – моя королева. Говорят, что он, когда с ней встречаться начал, такой стал… ну, гордый слишком. Даже на друзей своих перестал внимание обращать, они обижались на него. И он целую неделю ходил такой… или две… А потом пришел в школу вообще как убитый. Ни с кем не разговаривал, все думали, у него случилось что-то! А на другой день он с окна спрыгнул!
– Из окна выпрыгнул, Юль, – снова автоматически поправила я.
– А, ну да! – спохватилась она. – Выпрыгнул из окна. Вот и все.
– М-да… – задумчиво протянула Ангелина, рассеянно проводя по волосам свободной рукой. – Очень интересно. Скажи мне, Юля, а ты случайно не знаешь, кто такая эта королева?
– Не-а, – ответила Юля, осторожно вынимая баночку с желтыми блестками, – никто не знает. Он даже друзьям своим, Паше и Вовке не сказал про нее ничего. И Света не знает. Только плачет теперь все время и говорит, что она дура.
– Ну, это-то точно, – пробурчала я себе под нос, отобрала у Юли блестки, аккуратно положила обратно.
– И что, совсем-совсем никто ничего про нее не слышал? – продолжала допытываться Ангелина.
– Не-а. У нас всей школе интересно, кто она такая. Только про нее совсем ничего не говорят. Никто ничего не знает, только то, что она крутая очень была, как будто Света по сравнению с ней как антоновка рядом с айдаредом. Знают только, что она была и все…
Гм… весьма необычное сравнение. Интересно, это кто же из мамаш так отличился? Понятно же, что дети сами такое не придумают…
Юля снова принялась вертеться на своем месте. Все, что было интересного, она уже рассказала, и ей становилось скучно. Тут, на удивление вовремя, запиликал ее телефон.
– Юль, ты иди к себе, – велела я, целуя дочку в макушку. – Причесаться не забудь!
– Ага, хорошо, – она соскочила со стула, и понеслась в свою комнату, на ходу ворча в телефон:
– Ну и что? Я же сказала, что перезвоню! Тебе что, пять минуть не подождать уже?
– Грустная история, – пробормотала я. Ангелина, задумчиво смотревшая в стену, словно очнулась.
– Что? Да, вы правы, Лида, история просто ужасная! – я снова невольно удивилась, как близко к сердцу она все это принимает. – Как бы еще узнать, кто такая эта королева?
– Вы так переживаете из-за этого? – поинтересовалась я.
– Ах, Лида, вы далеко не все знаете! – она передернула полными плечами, осторожно поправила прядку свободной рукой. – Вот вы слышали, например, что месяца три назад в соседнем районе была очень похожая история?
– Вот как? – удивилась я. – Правда? Что, там тоже мальчик из окна выпрыгнул?
– Нет, там мальчик повесился в своей комнате! – воскликнула она громко. Осеклась, прикрыла рот ладошкой, косясь на дверь комнаты дочери. Потом добавила тихо: – Мать его пришла будить утром. А он… висит…
Она потерла лицо, тяжело вздохнула, словно воочию увидела ту страшную картину.
– Но дело-то даже не в этом, – глухо продолжала она. – Дело-то в том, что он оставил предсмертную записку!
– И какую же? – я подалась к ней, на время забыв о маникюре, заинтригованная ее интонацией.
– «Иду к тебе, моя Королева!» – мрачно продекламировала Ангелина, и посмотрела на меня глазами, полными ужаса.
– Ого! Ничего себе!
– Вот именно! – воскликнула она. – Очень похоже, правда?
– Да, это странно, – задумавшись, согласилась я. – Это и в самом деле очень похоже! Да, хорошо бы узнать, неужели это одна и та же «королева»?
– Я в этом больше, чем уверена! – возбужденно воскликнула она. – И, знаете, Лида, я убеждена, что это именно она доводит их до такого!…
Последние слова были произнесены с такой горечью, и даже страхом, что я невольно снова посмотрела на нее. У Ангелины было странное, очень печальное, я бы сказала, скорбное лицо. Я погладила ее по руке, стараясь подбодрить.
– Зачем вы так переживаете? – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно мягче. – Разве можно так себе нервы трепать? Мальчиков, конечно, очень жалко…
– Лидочка, милая, вы не понимаете! – Ангелина сморщилась от какой-то внутренней то ли боли, то ли тревоги. – Ведь у меня же сын!
– Да, я знаю, Кирилл, – ответила я, слегка обескураженно.
Сына ее я видела пару раз, он заходил за Ангелиной. Нормальный такой парень, скромный, я бы сказала даже – робкий. Когда ждал маму, то отказался даже пройти в квартиру, так и стоял в прихожей, пока я заканчивала свою работу. Он показался мне очень симпатичным. Конечно сейчас, когда ему пятнадцать или шестнадцать, он еще не расцвел, пока еще нескладеныш, но по нему отчетливо было видно, что когда он войдет в силу и заматереет, женщины его точно любить будут. У него были мамины выразительные глаза и слегка пухлые губы, и даже очаровательная родинка под нижней губой, по которой потом будут сохнуть девушки. Вымахал он уже сейчас на полголовы выше матери, и плечи были что надо, так что когда на них мясо нарастет, шикарная будет фигура…
– Ну да, конечно вы его знаете! Так вот, дело в том… – Ангелина совсем разволновалась. Я отложила инструменты и стала внимательно ее слушать, – дело в том, что последнюю неделю мой мальчик ходит сам не свой! Вы же знаете, он у меня всегда был такой тихий, такой воспитанный!
Да, насколько я могла судить это точно, темпераментом он тоже пошел в маму.
– А тут… Его словно подменили. Он стал какой-то весь дерганый. Сначала такой довольный ходил, прямо светился весь. Потом пару дней вообще чернее тучи был. Я пыталась его расспрашивать, что и как, так он накричал на меня, – у нее на глазах проступили слезы, но она вроде даже не обратила на них внимания. – Потом опять стал ходить счастливый, но какой-то такой… знаете, сам не свой… Вот такая чехарда… – она беспомощно развела руками.
– Ангелина, вы постарайтесь все же так не волноваться, – мягко сказала я, осторожно подбирая слова. – Все-таки это же вполне естественно, у него возраст такой… переходный период…
– Да это я понимаю! – она грустно и досадливо махнула рукой. – Вы думаете, я дура, да? Паникерша? Если бы в этом дел было бы, разве стала бы я переживать? Но дело-то совсем в другом!
– И в чем же? – поинтересовалась я.
– Лидия, у него кто-то появился! Женщина!
– Вы хотели сказать, девушка? – осторожно поправила я.
– Нет, Лидия, я уверена, что это не девушка! – она устало потерла лицо. – Но самое страшное не это!
– А что же?
– Самое страшное то, Лидочка… знаете, как он ее называет? Я слушала как-то… случайно… Он по телефону говорил, думал, я в кухне и не услышу… так вот, он ее зовет «Моя Королева»!!!
Барон и красавица.
Вопреки ожиданиям, когда состав мягко ткнулся головой в бетонное нутро вокзала, дождь уже не шел. Небо было серое, низкое, но дождя не было.
Я натянула куртку поверх толстовки, закинула на плечо ремень легкой спортивной сумки – вещей у меня было совсем немного – и вежливо попрощалась с попутчицами. Они обе быстро кивнули мне и вернулись к прерванному разговору – времени в пути им оказалось слишком мало.
Я шагнула на перрон и замерла на пару минут, вдыхая сырой воздух. Тут был совсем другой запах, и я подумала, что это и есть запах большого города. Пахло чем-то техническим, маслами или бензином, какой-то жареной едой из близстоящих ларьков, сигаретным дымом, духами, и, конечно же, дождем. Воздух был густым, насыщенным, тяжелым, в нем совершенно не чувствовалось присутствия кислорода, как будто тут воздух имел другой принципиально другой молекулярный состав.