Наизнанку

– Хоть это радует, – скептическим тоном заметил Мэт вставая. – Спасибо, завтрак был очень вкусным, беру свои слова о твоих кулинарных способностях обратно. Надеюсь, ты все же найдешь когда-нибудь кого-нибудь, кто сможет оценить эти способности на правах законного супруга.

– Кажется, еще вчера ты говорил, что любовь – дерьмо, а брак – пережиток прошлого? Мне это послышалось?

– Вчера я был пьян и покинут, а сегодня я бодр и готов к новой жизни и новой любви, – жизнерадостно провозгласил Мэт, потягиваясь. – И, кстати, нам лучше всунуть себя в костюмы, если мы не хотим опоздать в офис, – с этими словами Мэтью развернулся и исчез в спальне.

Бэбилон продолжал сидеть за столом, размышляя. Он соврал Мэту – о том, чтобы поехать к религиозникам, он думал, и думал серьезно.

***

…В двадцать первом веке, когда цивилизационный разлом между светскими и религиозными обществами достиг апогея, и нескончаемые конфликты сотрясали планету, на людей обрушилась еще одна напасть, названная позже «Война с Природой». Казалось, Земля не желает больше носить на себе людей как вид и истребляет их всеми доступными средствами: наводнениями, ураганами, землетрясениями. Это в свою очередь вызывало техногенные катастрофы, и мест, пригодных для жизни, становилось все меньше. Многие технологии были навсегда утрачены, разработки заморожены. Возник кризис перенаселения и дефицит ресурсов.

Разные культуры реагировали на это по-разному. Светские государства стремились ограничить себя – в первую очередь снизить рождаемость, чтобы каждый член общества мог рассчитывать на максимум ресурсов. Они приняли за основу необходимость воспитать новых людей – ответственных, заботящихся о планете, и считали, что только высокие, энергосберегающие технологии, при сокращении потребляемых ресурсов, позволят человечеству выжить и сохранить прежний уровень цивилизации. Пусть людей будет мало, но они будут хорошо образованы и хорошо обеспечены.

Религиозные государства, напротив, пытались восстановить численность населения любой ценой. Они считали, что посланные природой испытания – кара господня за техническое развитие человечества, что современные технологии, наука в целом – это новая Вавилонская башня, и чтобы выжить, нужно отказаться от нее.

Светские делали все для того, чтобы восстановить утраченные технологии и разработать новые, поощряли науку. У них сохранилось больше мощного оружия и инструментов влияния на религиозников, но те были страшны своей фанатичностью и готовностью жертвовать жизнью, унося с собой в могилу грешников, не отвечавших их представлениям об идеальном человеке.

Мир разделился. Африка, наименее других континентов пострадавшая от природных катаклизмов (здесь было гораздо меньше того, что превращало катастрофы из природных в техногенные – атомных станций, нефтяных заводов), провозгласила себя Континентом Веры – именно здесь количество фанатичных последователей самых разных религий изначально было максимальным. Истовые христиане, правоверные мусульмане, неуступчивые иудеи – все устремились сюда, и континент закрылся от внешнего мира, где – по мнению религиозников – процветал разврат: контроль рождаемости, постоянное медицинское вмешательство в жизнь людей, преобразование мира с помощью новых технологий.

Светские государства, ютившиеся на небольших, все еще пригодных для жизни участках планеты, избрали Единое Мировое правительство. Оно заключило с Континентом Веры мирный договор, и связи между двумя цивилизациями были сведены к минимуму.

Век, последовавший за этим разделением, сильно изменил оба мира. Про религиозников было мало что известно. В Едином светском государстве ходили слухи об ужасных эпидемиях, которые выкашивали население, отказывающееся от прививок и современной медицины (Единое правительство не раз предлагало свою помощь, но, чаще всего, на это предложение отвечали отказом). Говорили о том, что среди образованных людей почти нет женщин, роль которых сводится к рождению детей и уходу за ними, но как обстояли дела на самом деле, узнать было почти невозможно. Континент Веры неохотно выпускал своих жителей наружу, но иногда находились те, кто этого добивался. Однако, в светском мире, где пришел конец государственным границам, где наука и технологии снова процветали, Единое Мировое правительство решило, что впускать на свою территорию людей, рожденных в таких неблагоприятных условиях – возможных носителей эпидемий, наследственных болезней, чей генетический код не был сконструирован специалистами, а сложился как попало – слишком большой риск. Такое могло произойти только при одном условии: въезжающий соглашался на полноценную «обработку» своего тела, вплоть до генного уровня. Процедура позволяла словно создать человека заново, здоровым и без изъянов, но имелся серьезный побочный эффект – абсолютная потеря памяти, пациенту приходилось заново учиться ходить и говорить. Именно поэтому информации о том, что представляет собой религиозное государство, было крайне мало.

Светский мир жил своей жизнью. Религия не была запрещена, хотя попытки ввести такой запрет то и дело предпринимались фанатичными атеистами. Но оставшиеся в светском мире священнослужители и их паства – их, в противовес религиозникам, называли верующими – оказались настолько незлобивы, нефанатичны, с таким уважением относились к представителям других культур, религий, атеистам, к науке, что их деятельность считалась скорее полезной, чем опасной, и их не трогали.

К середине двадцать второго века стала меняться мораль, и основной причиной этого считалось широкое внедрение прегно-камер. Разработки прегно-камеры, для вынашивания ребенка вне материнского лона начиная с зачатия, появились еще в двадцать первом веке. Как только Единое правительство смогло себе это позволить, оно возобновило программу создания таких камер и сделало ее одной из важнейших. Прегно-камера позволяла исключить любые негативные влияния на плод, которые иначе нельзя было предотвратить: стресс или травмы матери, неблагоприятная экологическая или психологическая обстановка, и многое другое. Вскоре ученые могли буквально конструировать детей, родителям оставалось только поделиться генетическим материалом и высказать пожелания относительно внешности и склонностей ребенка.

Когда выросло поколение людей, состоящее из тех, кто был зачат и рожден обычным способом и тех, чье появление на свет стало результатом работы генетиков, выяснилось, что последние реже болеют, менее подвержены стрессам, более выносливы. Тогда началась кампания за размножение через прегно-камеры для всех – даже для гетеросексуальных фертильных пар, которых становилось все меньше и меньше.

В школьном учебнике истории процесс смены сексуальной нормы описывался как естественный, и у Бэбилона не было оснований этому не верить. «Возможность иметь потомство через прегно-камеры, – говорилось в учебнике, – позволила отказаться от устаревшей морали, которая требовала непременных отношений между мужчиной и женщиной, основанных на животном инстинкте размножения. Человечество выбрало для себя ценности единения душ и устремлений, а не примитивного гормонального влечения. Сегодня, когда для продолжения рода достаточно обратиться к генетикам за подбором подходящего донора, мы можем позволить себе отношения с равными – с теми, кто понимает нас как себя самих, а животное скрещивание оставить животным».

Никакого желания к «единению душ» через интимные отношения у Бэбилона, однако, не возникало. Поначалу, пока еще учился в школе, он думал, что религиозники – именно те, кто ему нужны, ведь церковь веками боролась с низменным инстинктом под названием секс. С тех пор, как Бэйби вошел в подростковый возраст, мысль о сексе вызывала у него панический ужас. Даже поцелуи были ему отвратительны, а ведь на свидание его пригласил старшеклассник, первый красавец школы.

Однако, пособирав информацию, Бэбилон понял, что ошибался – возможно, когда-то церковь и считала секс грехом, создавала монастыри для тех, кто хотел обойтись без него, но все это осталось в прошлом. Жители религиозного государства настолько боялись, что из «внешнего мира» к ним попадут недопустимые нравы, что даже общение между представителями одного пола считалось не слишком приличным, и было ограничено. Брак – причем брак в старинном гетеросексуальном понимании, был обязателен. Это сразу оттолкнуло Бэйби – если здесь, в родном мире, его просто убеждают в необходимости завести партнера, то там, на Континенте Веры, заставят. И речь тогда пойдет не просто о нормальном сексе, но об извращении – о сексе с женщиной. От одной мысли об этом его почти выворачивало наизнанку, ведь женщины – совсем другие существа!