Пленённая княжна

Хозяева, что приветили нас с Сурьяной под своей теплой крышей, выставила на стол все, чем богаты. Староста — с длинный бородой, кустистыми бровями, немолодой, но до заката еще не одна зима, с кулаками крепкими и взглядом цепким

— не пытал лишним разговором. Да и к чему? Они ведь почти у самого Роудука живут, сюда вести добираются гораздо быстрее, чем до глуши лесной, откуда мы еще недавно вышли, пахнувшие росой и еловой смолой, с взглядами, глубокими от древесной сени. Я не хотел есть, только ради стараний хозяйки — с ласковой доброй улыбкой женщины — съел печеной утки немного, запив сбитнем пряным и горячим. Хозяйка все на Сурьяну поглядывала — поняла, видно, что это и не отрок вовсе.

Сурьяна за последнее время изменилась сильно, сейчас, в доме, при огнях лучин и печи, это видно явно — от той колючей девицы и следа не осталось: взгляд мягче стал, зелень в них гуще, и движение плавные неспешные женскую стать выдавали, сложно теперь скрывать ей свою суть. Нежная Сурьяна каждую ночь раскрывалась для меня, позволяя ласкать себя, брать. И я упивался ее запахом, от вкуса ее кожи голову терял. С каждой близостью мне будто мало ее становилось, не мог насытиться. И чем ближе близился Роудук, тем темнее внутри. И мне непонятна эта тревога, что побуждала еще сильнее стиснуть ее в руках, не отпускать от себя ни на шаг.

Тесная клетушка, которую дали нам хозяева, теплая и чистая. Сурьяна устало скинула сапоги, расплела волосы, преображаясь разом — такая красивая, изгибы ее спины, округлая линия бедер, стройные ноги завораживали, и я не мог отвести глаза. Меня влекло к ней непонятной силой. Эту тягу стало невозможно гасить. Раздевшись, я приблизился со спины. Вся кровь опустилась к паху, наливая плоть твердостью, меня сотрясало жаркими волнами. Коснуться, прижать, ласкать, проникнуть, оставить снаружи и внутри следы своего присутствия — требовательно билось во мне. Сурьяна, проведя по волосам гребнем, отложила его в сторону, откинув голову мне на плечо, прижалась гибким телом, позволяя себя ласкать везде. Забрался под рубаху руками, огладив плоский живот, накрыв полушарии грудей, ощущая в ладонях, как твердеют чувствительные от моих ласк соски, смял и разжал, скрутил тугие горошины между пальцами, так чувствительно отзывавшиеся на мои прикосновения. Дыхание Сурьяны сбилось и сделалось тяжелым, как и мое. Я опустил другую руку к животу и ниже, огладил мягкий пушок, раздвигая бедра, накрыл пальцами горячее и влажное, готовое принять лоно. От ее запаха в глазах потемнело, тяжесть желания разлилась чернотой в затылке, и прокатилась по телу жаром, наливая меня свинцом.

Сурьяна затрепетала, когда я прижал ее к себе теснее, давая почувствовать свое возбуждение, погружая пальцы в горячую глубину ее мягких лепестков. Дыхание ее оборвалось и задрожало, она стала горячим воском в моих руках, податливо таяла и плавилась, отдаваясь мне. Красивая, жаждущая, я не мог оторвать от нее взгляд, не мог отстраниться, отпустить не мог. Наклонился к ее плечу, провел губами по нежной токкой коже шеи, делая дорожку к мочке уха, обжег легким укусом. Поддел пальцами свободной руки ее подбородок, поворачивая к себе, завладел теплым пахнущими ягодами губами.

Золотистые ресницы опустились, бросая веера теней на щеки. Сминая ее губы, лаская в медпенном поцелуе, начал двигать пальцами внутри нее. Толкнулся языком в ее рот, мучительно нежный, сплетаясь с ее языком, скользя по мягким губам, проникая пальцами быстрее. Сурьяна тихо простонала, я выпустил ее и сорвал с нее рубашку, и волосы блестящей медью рассыпались по спине, закрывая поясницу. Я провел руками по ее узкой талии, округлым бедрам. Сурьяна наклонилась, схватившись пальцами за полать, прогнулась. Сжав мягкие округлости, я резко вошел полностью, зашипев. Сурьяна качнулась назад, мне навстречу, судорожно хватая воздух, призывая не медлить, разжигая меня дотла. Я скользнул рукой по животу, начал двигаться, сначала медленно и размеренно, потом резче, быстрее. Внутри клети быстро стало душно. Сурьяна поддавалась моим рывкам иступленнее и отчаяннее, доводя нас обоих до вершины, тлея вожделением.

Я двигался быстро, глубоко и сильно, толкаясь, нависая, также опершись о полать, испуская короткие выдохи из пересушенного горла, врывался в ее сочащееся соками лоно беспрерывно, еще жестче и безудержней, так, что мне пришлось обхватить ее рукой поперек груди, и теперь с силой толкаться в нее, напрягаясь до темноты в глазах, вынуждая Сурьяну выгнуться дугой и испытывать силу моей страсти.

— Мы разойдемся, — обронила Сурьяна, выдохнула тяжело.

— Нет… Даже не думай… Сердце твое, тело, душа — теперь принадлежат мне, — прошептал.

В ушах нарастал клокот, взгляд заволокло туманом, а горло ободрал собственный стон от острого яркого выплеска, жар затопил с головой. Я замер, вжимаясь в Сурьяну, тягуче изливаясь в нее. Мы оба дрожали, тела покрылись крупными каплями пота, и я удивился, как она, такая хрупкая, выдержала мой напор, в таком не совсем удобном положении?

— Ты слышишь? — качнулся, толкаясь глубже и вышел.

— Да… — охнула она, опрокидываясь на меня спиной, не в силах стоять на ногах.

Подхватил ее на руки — такая легкая, почти невесомая, опустил на застеленную постель. Она овила мою шею руками, притянула к себе, дыша неровно в висок, потершись бедрами о мои бедра. Окутанный запахами близости, я ощутил ее горячие ладони на своей спине — Сурьяна ласкала меня, гладила, уже не сдерживаясь, осторожно и робко, мучительно мало.

— Что ты со мной делаешь? — прошептал я с какой-то обреченностью, покрывая поцелуями ее лицо, шею, припадая к губам, крадя еще полные страсти выдохи.

— To же что и ты.

Я провел рукой по внутреннему бедру, собирая влагу, и погладил ее живот. Сурьяна запустила пальцы мне в волосы, поддалась вверх, прижимаясь горячими грудями ко мне, увлекая лечь и придавить своим весом, чтобы почувствовать сполна. Я опьянен ее нежностью, ее запахом, страстью, что проливалась на меня сейчас волнами.

— Только попробуй улизнуть. Я не отпущу. Я никого не желал больше, Сурьяна. Ты просто делаешь что-то со мной. Внутри меня. — Сурьяна посмотрела долго, рассматривая. Сейчас ее глаза были темные, как омуты, в них — отражение меня.

— Что ты хочешь? Я все сделаю. — Провел по ее губам пальцами, очертил линию скулы. Сурьяна упрямо молчала. Я развел ее ноги шире, подбирая под лопатки, склонился, прикусил кожу шеи и пообещал: — Я добьюсь от тебя ответа этой ночью, тебе придется со мной говорить.

8_2

— Сурьяна, — прошептал, смакуя ее имя на языке перед тем, как вновь начать целовать, спускаясь губами вниз к животу, касаясь влажных складок, сейчас она пахла мной откровенно и остро.

— Ты сведешь меня с ума, вывернешь наизнанку, — отозвалась Сурьяна, жадно глотая воздух. — А-а-ах, — простонала, когда я прикусил чувствительный бугорок, втягивая в себя.

— Уже лучше, — усмехнулся, покидая сокровенное местечко, припадая к набухшим губам. — Упрямая. Моя Сурьяна. Ты меня уже вывернула и продолжаешь что-то делать со мной.

Сурьяна замерла, почувствовал, как она пьет из меня не только горячие, влажные поцелуи, но и меня тоже пробует на вкус.

— Ты на этом не успокоишься, да? — прошептала она.

Качнул головой, сжимая упругую грудь с набухшим соском. Я спустил руку ниже, пальцами погладил мокрое лоно, чтобы дать понять это наверняка. Глаза Сурьяны загорелись нетерпением, этим взглядом можно спалить душу дотла.

Сглотнула:

— Не нужно, Вротислав, это лишнее. Ты пожалеешь… потом. Не сразу. Будешь сожалеть об этой встрече.

— Нет. Я не пожалею. Ты уже должна была это понять. Я хочу тебя всю. Полностью. Несмотря ни на что…

Я ласкал ее там, Сурьяна задрожала под моим напором, я провел губами по ключице, опустился вниз, прихватывая губами острую вершинку соска, втягивая в себя, чуть посасывая ставший красным бутон. Сурьяна задышала тяжелее.

— …Ты будешь моей, Сурьяна? — спросил, проникая в глубину разгоряченного сжимавшего мои пальцы лона. — Ответь мне.