Страница 1 из 29
Пленённая княжна
Властелина Богатова
Глава 1
Моя душа вспыхивает пламенем
и осыпается пеплом на твою кожу.
Я собираю его губами
и сотни ножей вонзаются мне в спину, от мысли что могу тебя потерять.
Привалившись к раскидистому дубу, что рос рядом с баней, закрыл глаза. Рубаха лежала на плече, ткань штанов впитала влагу от мокрого тела и теперь липла, кожу приятно холодил ночной воздух, скользя по разгоряченному лицу, шее, груди, остужая пыл. Баня справная, так натопили, что в голове до сих пор шумит, в глазах темнеет, и дыхание тяжелое, и ощущалось тугое биение в груди. После сегодняшнего поиска под непрерывным дождем тело только и хотелось размякнуть да сбросить лишний груз. И все же оставаться снаружи уже скоро стало прохладно, хоть и приближались теплые дни, но еще слишком рано, чтобы раздетым гулять. Долго ли еще будут в Акране? Не успели обсудить толком со всеми — устали сильно за сегодкяшний непростой день, но, признать, и не хотелось покидать так быстро эти земли. Хорошо тут, хотя уже пора возвращаться в Роудук — и так задержался на добрую долю года. Пусть отец и ждет, но моему возвращения явно кто-то будет не рад, прикрываясь лживой, такой очаровательной улыбкой.
Шорох, что раздался со стороны, оторвал от раздумий. Я открыл глаза и резко повернулся на звук. В сумраке падающей от крон елей тени застыла женская фигурка. Девушка замерла, смотря ровно на меня — хоть и не видно, но я это ощущал. Откуда взялась, все уже спят давно? Завидев меня, она не испугалась, не поспешила скорее спрятаться от мужских глаз, ведь одета в простую рубаху, на плечах платок, скрывающий тонкий стан до колен. Она будто ожидала чего-то, боясь показаться хоть и в тусклом, но все же свете огней.
Я, покинув место, направился к ней, понимая, что ждет она меня. С приближением лучше разглядел и теперь узнал одну из дочерей местного старосты. Ждану я выделил из остальных сразу, непонятно почему, может, за излишнюю смелость в серых глазах.
Оглядел ее не без доли ехидства, считывая за раз, что ей все же нужно от меня — недаром вертелась подле все это время, на глаза бросаясь. Скользил взглядом по чуть рыжеватым распущенным волосам, узким плечам, небольшой груди и округлым в очертании платка бедрам. Вернул взгляд на нее — в глубине серых глаз колыхались далекие огоньки, будто отсветы месяца на глади воды, завораживали.
— Как баня, понравилась? — спросила, видно, не находя больше слов.
— Понравилась, — усмехнулся еще шире.
— В избе сбитень, только сегодкя сварили, на меду. Холодно же тут стоять, — выдохнула она, поднимая подбородок, сжимая губы плотно, развернулась и пошла прочь в сторону хоромин.
Расцекив это как приглашение, я проследовал за ней, ступая по примятой маленькими стопами земле, наблюдая, как колышется белый подол. С каждым шагом каменеет едва расслабившееся в банном паре тело, и четче облепляет ткань штанов то, что выдает мое тугое желание — горяча кровь. Я и так слишком долго пребывал в воздержании, почитай, все эти долгие месяцы пребывания в Збрутиче, и порой это бывало невыносимо, когда рядом находилась соблазнительная средкяя дочка князя.
При приближении ко двору откуда-то из-за частокола слышны были голоса кметей
— они тоже еще не спали, щебетание ночной птицы разбавляла их болтовню. Мы поднялись на крыльцо и вошли в теплую сумрачную, освещенную одной лучиной горницу. Здесь и впрямь пахло пряным липовым медом и травами, окутывая плотно. Хорошо.
Ждана прошла к столу, на котором стояли крынки, подняла голову, взгляд ее скользнул вниз к поясу, и девушка густо покраснела. Все же, как бы не держала себя, а решимость ее мигом послабела. Она уронила взгляд, взяла за пузатые бока глиняную крынку и торопливо налила в деревянную, выкрашенную обережными знаками плошку.
— Не боишься, что узнают?
— Пусть видят. Или ты пугаешься, Вротислав? — ответила коротко, улыбаясь, пряча глаза.
Я хмыкнул. И в самом деле, что в этом такого, если хозяева заботятся о своих гостях, не беря в счет то, что стоял перед ней полуобнаженный, и глухая ночь на дворе.
— Смелая, значит, — понял я.
Ждана взяла наполненную плошку, повернулась ко мне, протягивая угощение.
— А чего бояться, если все уже решено?
Я обхватил плошку, накрывая ее холодные пальчики, пытаясь понять, в чем загвоздка, но тут же отбросил эту затею. Нужно ли, если сама ничего не хочет говорить, а я очень уж истосковался по ласкам горячим. Ждана, смущаясь моего пристального взгляда, высвободила пальчики, отвернулась. Отпил сбиткя, еще не остывшего, теплого, он пряной сладостью разлился по языку, согрел нутро, и мысли мои уже сорвались с поводка, как и руки — хотелось немедленно поблагодарить за заботу такую. Отставив плошку, погладил ладонью ее теплую шею, надавил чуть, притянув, склоняясь, прильнул к ее раскрывшимся губам своими, собирая дрожь. Такие мягкие, упоительные — голова закружилась. Опустил руку ниже, накрывая небольшую грудь с тугой горошиной, что так призывно упиралась в ладонь, сжал настойчиво, но мягко, хотя по венам уже бешекым напором толкалась кровь, призывая броситься с головой в омут. Но не спешил, уже теперь ей некуда деться. Рывком притянул к себе — платок с ее плеч сполз.
Если бы хотел, мог бы взять любую, и Ждака, хоть и была видной, но не отличалась от остальных так, чтобы до помутнения хотелось завладеть ей, но раз так вышло, то расслабиться немного можно. Подхватив ее под бедра, покинул горницу, пройдя темный переход. Опустил ее на пол своего времекного пристанища. Все же нехорошо, если кто-то увидит, пусть не староста, который ходить не может, но тот же Зуяр — ее братец. Ждана задышала тяжело и часто, в ожидании замерла, и огни на дке ее глаз вдруг поутихли, зато родилось из темноты что-то иное, то, что заставило сбиться дыханию. Но одно стало понятно — ублажать мужика она не умеет, и что в этой красивой головке творится — загадка. Видимо, прельстилась на то, что родом не из простых кровей.
Взял ее кисть, положил ладонь на живот, ведя ее руку вниз к тесьме штанов.
— Развязывай, — прошептал.
1_2
Она осторожно коснулась тесьмы, повертев завязки в пальцах, будто все еще раздумывала, видно, сомневаясь в правильности своего решения, сознавая, как все далеко уже зашло. Ждана облизала язычком губы, делая их влажными, я стиснул зубы — нарочно хочет распалить меня до предела. Она потянула тесьму, расправляя штаны, высвобождая до сего мига скованную тканью плоть. И вздрогнула, округлив глаза, увидев мое острое возбуждение, но не отпрянула. Я обхватил ее за плечи, дыхание все же участилось, когда прохладный воздух заскользил по оголенным чреслам.
— У тебя еще есть время. Хотя нет, уже нет.
Ждана посмотрела упрямо, будто с досадой, и тут же пошевелилась, подобрав полы рубахи, торопясь сбросить ее с себя, подумав, что я и в самом деле могу передумать, хотя всего лишь хотел, чтобы она обвыклась.
— Нет, оставь, — усмехнулся я.
Ждана в недоумении глянула на меня. Сделал шаг назад, опершись о стол, потянул Ждану за собой. Поймал в темноте ее губы, вновь пробуя их на вкус — влажные, горячие и мягкие, и одно представление, как эти губы коснуться меня там, напрочь вышибало дыхание. Пусть остается одетой дпя безопасности, трогать я ее не собирался. Конечно, трудно будет сдержаться да не переступить дозволенную грань, когда она такая притягательная и желанная, манит своей искренностью. Взял ее ладонь, вновь положив на свой твердый живот, опуская к паху. Прикрыл глаза, ощущая, как горячие пальцы сомкнулись на плоти, и резкий выдох вырвался из горла, тяжестью прошелестел на губах.
Ждана сначала неуверенно держала: то сжимала, то разжимала пальчики, но постепенно привыкала, ощупывая его по всей длине. Серые девичьи глаза стали темнеть от желания, превращаясь в глубокие омуты. Прикосновения ее поднимали горячую волну, вынуждая меня звереть от безумного голода. Ждана расслабилась, и теперь я направлял ее руку, призывая скользить по разгоряченному каменному естеству верх-вниз, и вскоре уже и это перестал делать — она быстро поняла, что именно доставляет мне удовольствие. Принялась самостоятельно это исполнять, сначала медленно и осторожно, а потом все тверже и смелее ласкала меня, раскаляя до жара.