Лаборант

Естественно, идиотизм. Это и выглядело глупо – тереть матрешку песком, и, естественно, ничего не получилось. Тем не менее Паша добросовестно подраил каждую матрешку в отдельности, потом собранную, потом половинки.

– Дальше чего? – с отвращением спросил он.

Динамик молчал.

В улыбочках матрешек чувствовалась явная насмешка. И младшенькие рты свои округляли как-то тоже с издевкой. Как-то не по-доброму.

Паша устроился на стуле поудобнее, откинулся на спинку. В кармане брюк чувствовалось что-то постороннее. А, ну да. Когда брал на кухне миску, увидел на полу пробку от вина. Пробка была красивая и явно от хорошего вина, дорогого. Жалко было такую красивую снова кидать на пол, сунул зачем-то в карман. Стало интересно – это бабка там на кухне так развлекается? Потому и все время в темных очках? Красивая пробочка. А по размеру как раз в последнюю матрешку входит. Так. И закроем тебя. И еще закроем. И еще, конечно, закроем. Ну как вам там с пробочкой внутри, а? Все равно смешно?

– Паша!

– Да?

– Ты что там делаешь?!

– Да ничего.

– Ты что туда, б…дь засунул?!.. Ты что, испортить ее хочешь?! Ты вообще соображаешь, что это такое?! За это люди умирали! Тебе игрушки все это?! Да?!

– Да ничего я не…

– Я видел, ты что-то туда засунул! Так. Разберемся. Открывай и показывай. Давай!

– Слушайте, это не глупее, чем песком тереть. Я не виноват, что ничего не получается, не надо на мне отыгрываться! И хватить мне «тыкать», вы уж определитесь! Пробку засунул. Просто… пробку.

Пробки внутри не было.

Паша растерянно смотрел на половинки матрешки, которые держал в руках.

Перевернул их.

Из нижней половинки что-то упало на стол с характерным твердым стуком. Упало, покатилось по столу и зазвенело на бетоне.

Кольцо.

Кольцо. Обручальное золотое кольцо. Судя по размеру – мужское. Ношеное, стандартной толщины.

– Клянусь, я пробку от вина положил! – в который раз говорил Павел. – В кухне на полу валялась.

Все столпились вокруг его стола и передавали друг другу кольцо разглядывая.

– Так, – Еремин прокашлялся. – Ну что? Надо еще пробку искать, так, что ли?

– Давайте я сгоняю, – Паша встал.

– Погодите, – остановил его Мео. – Откуда у него могли быть винные пробки? – спросил он у Еремина.

– Ну я же объясняю, – снова начал Паша, но Еремин жестом заставил его замолчать.

– Ну да, – задумчиво протянул он. – Так что это получается?..

– Вот, – Мео пошарил в кармане и положил на стол монетку. – Попробуйте это. Погодите, погодите, сейчас мы выйдем, давайте под запись.

– Да, да. Точно, – поддержал Еремин.

– А с кольцом что?

– Пусть лежит пока здесь.

Павел положил монетку в самую маленькую матрешку и затем собрал ее целиком, стараясь действовать в той же последовательности. Хотя какая тут еще могла быть последовательность?

– Что дальше? – спросил он.

– А что было дальше? – спросил Еремин.

– Потом вы орать на меня начали.

– Ну, я думаю, это можно пропустить. Или чувствуешь потребность?

– Вообще-то, нет.

– Ну так дальше что?

– Дальше разобрал.

– Ну так и разбирай.

Паша выдохнул. Как когда-то, когда разбирал в первый раз. Из-за всей этой маяты казалось, что это происходило не вчера, а вообще черти когда. С тем же волнением повернул и начал разбирать.

Внутри лежал скомканный фантик. От конфеты «Ласточка». Монетки не было.

Дальше время полетело стремительно.

Фантик решили вернуть в матрешку. Снова собрал. Разобрал – точилка для карандашей. Потом точилка стала дохлым майским жуком. Тот жвачкой «Турбо». Гнутый гвоздь. Стирашка. Яблочный огрызок. Миниатюрный перочинный нож с кусачками для ногтей. Павел его оставил, сунул вместо еще монетку из кармана. Гнутый гвоздь опять, но другой. Карамелька. Губная помада. Может женщине ее подарить? Рите? Отложил помаду. Поискал в карманах – монеток больше не было, ничего мелкого подходящего, только перочинный ножик, кольцо Еремин забрал.

– Дадите еще монетку?

– Хватит деньгами сорить. Помаду верни.

Павел посомневался, но помаду оставил, сунул в матрешку ножик. Чего жадничать?

Ножик стал горелой спичкой. Это было обидно.

– Можно покурить?

– Вот, Рита, держите, – протянул ей помаду.

– Ого! – сказал Еремин. – Разбазариваем народное добро! Волшебством добытое. Ритка, он запал на тебя. Осторожнее.

Женщина смотрела удивленно. Но помаду взяла.

– Спасибо, – сказала, продолжая удивляться и даже не взглянув на помаду в своих руках.

Ничего не запал. Она же старая. Просто развеселить немного хотел. Чего она всегда такая смурная?

Вообще, волшебство, которое делала матрешка, было глупым, непонятным, но смешным. Напоминало детскую игру.

На следующий день ближе к обеду снова появился Сергеев.

У Паши на столе стояли лабораторные весы, с утра занимались взвешиванием матрешки, пытались определить момент перехода. Павел взвешивал заряд, матрешку сразу провесили, каждую половинку, потом собирал, ставил на весы. Похоже, что переход случался, когда закрывался последний элемент. Но точно определить не получалось, не на весах же собирать? А когда Паша закрывал ее и ставил на весы, то общий вес уже был другим.

Сергеев снова вошел стремительно. На этот раз на нем был вообще фольклорный красный пиджак. Волосы опять зализаны назад. Про него непонятно было – то ли он боролся с преступностью, то ли ее возглавлял.

– Вот молодец! – сказал с порога. – Объявляется тебе благодарность, Пашка! И премию тебе выпишем.

– Спасибо! – обрадованно откликнулся Павел. – Только это случайно получилось.

– Случайностей не бывает, – мудро заметил Сергеев. – Дашь попробовать?

Матрешка выдала Сергееву кусочек мела в обмен на сушеного таракана, затем конфету «Мишка на севере».

– О! – сказал Сергеев. – Надо уметь останавливаться.

Развернул конфету, понюхал, завернул обратно и сунул в малиновый карман.

– Все это, конечно, забавно, но ты Коль это дело сворачивай. Давай-ка следующий.

– Товарищ полковник, – взмолился динамик, – Может, мы сегодняшние эксперименты доделаем? А новый «предмет» завтра начнем? На свежую голову?

– Коля, время! Время! Ну ладно, тебе виднее. Молодец, Пашка, так держать!

Жалко было с матрешкой так скоро заканчивать. А Еремин, похоже, еще одно золотое кольцо хотел успеть заполучить.

Шарманка

За вечерним чаем пообщались с Ритой.  Павел спросил про помаду. Она сказала, что не ее цвет. Спросил: «А какой у тебя цвет?» На «ты» спросил как-то случайно, может потому, что Рита выглядела какой-то даже расслабленной. Сидела одна на кухне, дула чай с печеньками, рядом лежала раскрытая книга.

– Не такой, – ответила она. – А у тебя?

Паша воодушевленно в ответ стал врать про свой цвет. Как-то незаметно переместились с чаем на скамейку у крыльца. Было еще тепло. Клены шумели редеющей листвой, в проплешины заглядывали любопытствующие звезды и казалось, что жизнь не такая уж и тоскливая штука, и еще в ней есть, оказывается, всякие милые глупые чудеса. Выяснилось, что Рита курит, у нее была пачка длинных и тонких темных сигарет. Паша, рассказывал всякие смешные истории из жизни. Одна цеплялась за одну и вспоминалась. Почти даже и не сочинял. Рита редко что-то говорила и лица ее было почти не видно. Но сидела и не уходила. А Павла просто распирало от полноты этого вечера, хотелось еще вдохнуть и еще, и когда улегся спать на свои доски, то вдруг показалось, что они его не удержат, столько свежести он вдохнул, и сейчас  воспарит над ними прямо с одеялом и уткнется в бледный почти невидимый потолок.