Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 20



Эдди оказался довольно расторопным попутчиком. Мимо проезжал какой-то смешной тарантас, управляемый стариком; он был сделан из алюминия, как квадратная коробка, – вроде бы дом на колёсах, но странный, безумный самодельный дом на колёсах из Небраски. Он катился очень медленно и остановился. Мы подскочили; он сказал, что может взять только одного; не говоря ни слова, Эдди заскочил на него и чуть дрогнул от моего взгляда, в моей шерстяной рубашке в клетку. Ну что же, я послал своей рубашке воздушный поцелуй; этакий сантимент, не более того. Я прождал в нашем личном богобоязненном Шелтоне довольно долго, несколько часов, и я думал, что уже вечер; на самом деле это был только поздний полдень, но темно. Денвер, Денвер, как мне добраться до Денвера? Я уже собирался сдаться и сесть за кофе, когда рядом остановился очень даже новый автомобиль, которым управлял молодой парень. Я подбежал как безумный.

«Ты куда?»

«Денвер».

«Ну, я могу подвезти тебя на сто миль по трассе».

«Классно, классно, ты спас мне жизнь».

«Раньше я сам ездил стопом, поэтому всегда подбираю попутчика».

«Я бы тоже, если бы у меня была машина». Мы говорили, и он рассказал мне о своей жизни, которая была не особенно интересной, и я немного поспал и проснулся сразу за городком Готенбергом, где он меня высадил.

4

Это была самая лучшая поездка в моей жизни: грузовик с платформой, на которой лежали шесть или семь парней, а водители, два молодых белокурых фермера из Миннесоты, подбирали по дороге каждую живую душу – самая улыбчивая и весёлая деревенская пара, какую вы когда-либо видели, оба в х/б рубашках и комбинезонах, и только; оба серьёзные, с сильными запястьями и с широкой как-дела улыбкой для всех и вся, что встречалось у них на пути. Я подбежал и спросил: «Есть место?» Они сказали: «Давай, садись, места хватит на всех».

Я не успел забраться в кузов, а грузовик уже взревел; я качнулся, один из ездоков подхватил меня, и я сел. Кто-то передал мне бутылку сивухи, почти пустую. Я сделал большой глоток в диком, лирическом, моросящем воздухе Небраски. «Ух ты, поехали!» – крикнул пацан в бейсболке, и они разогнали грузовик до семидесяти и обходили всех на дороге. «Мы катим на этом сучонке, начиная с Де-Мойна. Эти парни прут без остановки. Время от времени надо кричать, чтобы поссать, иначе приходится ссать на ходу, и держись, братан, держись».

Я оглядел компанию. Там были два молодых пацана-фермера из Северной Дакоты в красных бейсболках, это стандартная кепка тамошних пацанов, и они направлялись за урожаями; их старики разрешили им уехать на лето. Там были два молодых городских пацана из Коламбуса, Огайо, футболисты из средней школы, жевательные резинки, подмигивание, пение на ветру, и они сказали, что они путешествуют стопом по Штатам в течение лета. «Мы едем в Лос-Анджелес!» – кричали они.

«Что вы там позабыли?»

«Чёрт, мы не знаем, какая разница».

Ещё там был стройный высокий парень с хитрым взглядом. «Ты откуда?» – спросил я. Я лежал рядом с ним на платформе; там нельзя было сидеть без прыжков, у неё не было ограждения. Он медленно повернулся ко мне, открыл рот и сказал: «Мон-та-на».

Наконец там был Миссисипи Джен со своим подопечным. Миссисипи Джен был маленьким смуглым парнем, он разъезжал по всей стране на товарняках, тридцатилетний бродяга, однако похожий на юношу, так что трудно было точно сказать, какого он возраста. Он сидел на досках, скрестив ноги, глядя поверх полей, сотни миль ничего не говоря, и наконец в какой-то момент он повернулся ко мне и сказал: «Куда ты едешь?» Я сказал, что в Денвер.

«У меня там сестра, но я не видел её несколько лет». Его язык был мелодичным и медленным. Он не суетился. Его подопечный был шестнадцатилетним высоким блондином, тоже в обносках; они носили старую одежду, почерневшую от сажи железных дорог и грязи вагонов и спанья на земле.

Белокурый юноша тоже не суетился, и, казалось, он от чего-то убегал, и похоже, что от закона, и он смотрел прямо перед собой и облизывал свои губы в беспокойной мысли. Монтана Слим время от времени пытался с ними заговорить с сардонической и намекающей улыбкой. Они не обращали на него внимания. Слим был сплошным намёком. Я боялся его длинной глупой усмешки, которой он смотрел прямо тебе в лицо как полудурок.

«У тебя есть деньги?» – спросил он.

«Ни фига, может хватит на пинту виски, пока я доеду до Денвера. А у тебя?»



«Я знаю, где раздобыть самую малость».

«Где?»

«Где угодно. Ты всегда можешь облапошить человека в переулке, не так ли?»

«Да, я думаю, ты можешь».

«Я-то да, если будет надо. Я еду в Монтану, чтобы увидеть отца. Мне придётся сойти с этой хрени в Шайенне и двинуть вверх другим путём. Эти помешанные едут в Лос-Анджелес».

«Прямо туда?»

«Всю дорогу – если тебе в Лос-Анджелес, тебя подвезут».

Я задумался; мысль о том, что за ночь можно проскочить Небраску, Вайоминг и поутру пустыню Юта, а затем так же днём пустыню Невада и на самом деле прибыть в Лос-Анджелес в обозримое время, почти заставила меня изменить свои планы. Но мне было надо в Денвер. Мне тоже надо сойти в Шайенне и двинуть стопом девяносто миль к югу до Денвера.

Я был рад, когда двое фермеров из Миннесоты, которым принадлежал грузовик, решили остановиться в Норт-Платте и поесть; я хотел на них посмотреть. Они вышли из кабины и улыбнулись нам всем. «Поссать!» – сказал один. «Время поесть!» – сказал другой. Но деньги на еду были только у них. Мы побрели за ними в ресторан, которым управляла кучка женщин, и сидели за своими гамбургерами и кофе, пока они паковали огромные блюда, как будто вернулись на кухню своей матери. Они были братьями; они перевозили сельскохозяйственную технику из Лос-Анджелеса в Миннесоту и зарабатывали хорошие деньги. Поэтому, когда они шли порожняком на побережье, они подбирали всех по дороге. Они сделали это около пяти раз; у них было до чёртиков времени. Им всё нравилось. Они никогда не переставали улыбаться. Я попытался заговорить с ними – глупая попытка с моей стороны задружить с капитанами нашего корабля – и единственным ответом были две солнечные улыбки и большие белые кукурузные зубы.

Все пошли за ними в ресторан, кроме двух бродяг, Джина и его мальчика. Когда мы вернулись, они так и сидели в грузовике, несчастные и безутешные. Стало темнеть. Водители покурили; я ухватился за шанс пойти и купить бутылку виски, чтобы согреться в холодном ночном стремительном воздухе. Они улыбнулись, когда я сказал им об этом. «Давай побыстрее».

«Вы можете сделать пару глотков!» – успокоил их я.

«О нет, мы не пьём, давай».

Монтана Слим и двое школьников бродили со мной по улицам Норт-Платта, пока я не нашёл лавку с виски. Они сбросились, Слим добавил ещё немного, и я купил бутылку. Высокие, угрюмые люди наблюдали за нами из домов с фальшивыми фасадами; вдоль главной улицы шёл ряд домов, похожих на квадратные коробки. За каждой печальной улицей виднелись огромные равнины. В здешнем воздухе я ощутил что-то иное, и я не знал, что это было. Через пять минут я был готов. Мы вернулись к грузовику и покатили. Быстро темнело.

Все сделали по глотку, и вдруг я взглянул, и зелёные поля Платта начали исчезать, а вместо них, так далеко, что не видно конца, появились длинные плоские пустоши песка и полыни. Я был поражён.

«Что это, чёрт возьми?» – закричал я Слиму.

«Это начало пастбищ, парень. Дай-ка ещё глотнуть».

«Опа!» – закричали школьники. – «Коламбус, пока! Что бы сказали Спарки и пацаны, если бы они сюда попали. Ё-моё!»

Водители спереди поменялись; новый брательник разогнал грузовик до предела. Дорога тоже изменилась: горбом посредине, с мягкими плечами и кюветом с обеих сторон глубиной около четырёх футов, так что грузовик скакал и раскачивался с одной стороны дороги на другую – чудесным образом только когда не было машин на встречке – и я думал, что все мы сделаем сальто. Но они были крутыми водителями. Как этот грузовик справился с куском Небраски – куском, торчащим над Колорадо! Вскоре я понял, что наконец оказался над Колорадо, хотя официально ещё не в нём, но если смотреть на юго-запад, там будет сам Денвер в нескольких сотнях миль отсюда. Я завопил от радости. Бутылка сделала круг. Появились огромные блестящие звёзды, уходящие вдаль песчаные холмы потускнели. Я чувствовал себя как стрела, которая могла лететь и лететь.