Химеры

   А Саошьянт посмотрел в глаза кобыле и с прежней печалью в голосе спросил:

   - Девочка, да как же ты дошла до такого состояния?

   Кобыла фыркнула -- из ноздрей повалил дым.

   - Как тебя зовут? -- продолжал доктор спокойно и участливо.

   - Да что вы с ней, как с человеком... -- шёпотом удивился Анатолий Иванович.

   - А она человек, -- вздохнул доктор, -- по крайней мере, на лучшую свою половину. Только подзабыла об этом. А может, и не знала, что есть другие пути, и не все они ведут в сторону и вниз...

   - Что это вы несёте? -- уже не на шутку испугался полковник; не хватало ещё, чтобы единственный, кто понимает в этой чертовщине, свихнулся прямо у него на глазах!

   - Простите, задумался, -- сказал Саошьянт и сделал пару шагов навстречу кобыле. Та попятилась и вдруг хриплым, но узнаваемо человеческим голосом произнесла:

   - Ты ещё кто такой меня учить?

   - И вот все они так говорят, -- развёл руками доктор, обращаясь отчасти к ней, отчасти к полковнику. -- Объясняешь им, объясняешь, почему меня надо слушать, -- всё как об стенку горох... Да потому, -- это было адресовано уже кобыле, -- что я знаю Законы, а вы -- нет. А лезете в такие сферы...

   Кобыла неприлично заржала:

   - Что ты о сферах-то знаешь, смертный!

   - Показать? -- невинным тоном спросил доктор. -- Но потом чур не жаловаться. -- И уже шёпотом попросил полковника:

   - А вы, Анатолий Иванович, проверьте, далеко ли люди ушли, -- ещё испугается кто...

   Полковник кивнул и отступил в темноту.

   Кобыла отчётливо произнесла матерное слово и двинулась на Саошьянта. Тот не отступил ни на шаг:

   - Что ж, начнём. -- Его голос не искажался эхом, а звучал под сводами туннеля чётко и ясно. -- И начнём, пожалуй, с того факта, что ты неверно определила себя. Тебе хотелось свободы? Как говорят латиносы, бери, что хочешь, -- плати свою цену. А ты и взяла не то, что хотела, и заплатила несоизмеримо, и всё потому, что Законов не знаешь.

   Кобыла захрапела, окутавшись клубами дыма из ноздрей, взбрыкнула задом и злобно затопала копытами:

   - А ну брысь, человечишка, пока не раздавила!

   И на этот её вопль последовал ответ, которого Саошьянт боялся больше всего: кто-то из людей, ушедших сравнительно недалеко, обернулся и увидел пылающую гриву оборотня. И пронзительно закричал.

   Анатолий Иванович понял уже, что не успел, что люди сейчас запаникуют и тогда чёрт знает что может произойти... Но от головы колонны уже бежала Анастасия -- эту женщину он видел со странным доктором и решил, что с паникой она управится сама. А он должен немедленно вернуться и помочь -- сейчас эта кошмарная кобыла прыгнет на чудака в костюме не по погоде, и конец ему!

   В тот момент, когда кобыла взметнула передние копыта над головой Саошьянта, полковник оказался рядом и повис на её длинной развевающейся гриве. Удар копытами был испорчен, они опустились на рельсы, вышибли из металла рыжие искры, а старый полковник, которого кобыла толкнула плечом, полетел на пол туннеля, но уже в стороне от страшных копыт.

   Впрочем, доктор не выглядел испуганным, да и вообще непохоже было, чтобы громадная кобыла могла его свалить. Он стоял на рельсах прямо перед ней, и сполохи рыжего огня, исходившие от адской лошади, меркли в ровном золотом, как вечернее солнце, свечении его рук с изящными сильными пальцами.

   - А ну стой! -- уже без малейшего намёка на сочувствие в голосе рявкнул он. -- Не хватает ума не нарываться -- сейчас заработаешь у меня!

   Кобыла собралась, подтянулась, чтобы вновь ударить сверху, -- и остановилась: в глаз её ослепительным алым лучом бил камешек в булавке для галстука -- её доктор держал теперь прямо перед собой.

   - Бойся крови, -- сказал он чужим, хриплым и грозным голосом, и, видимо, химера наконец поверила ему. Она словно бы уменьшилась, замерла, совершенно по-конски кося глазом и испуганно фыркая.

   - А теперь слушай, -- отрывисто и резко заговорил Саошьянт. -- Хотела свободы? Тогда зачем нацепила эту шкуру? Много свободы тебе дали твои мышиные крылья? -- Пламя конской гривы угасло, и теперь доктор был единственным источником света, ясного и резкого. -- Хотела независимости? Зачем связалась с иерархией? Признайся уже хоть себе: не свободы ты хотела, а власти! Власти над людьми.

   Он подошёл ещё ближе:

   - И где она, твоя власть? В чём она -- в том, чтобы по темноте пьяных на улицах пугать? Царица ночи, тоже мне. Всё, что у тебя было по-настоящему свободного, променяла на эту грязную шкуру. Свободной была девушка Анна с её мечтами и любовью -- где твой Серёжа, где твоя мама, что ты с ними сделала? Хуже того, -- он чуть повернулся, чтобы алый луч точнее попадал в искажённое страхом человеческое лицо кобылы, -- ты же всё могла! У тебя было всё то, что тебе только обещают дать твои приятели-кровопийцы. Они знают правду: они питаются твоими мечтами, ты им нужна как корм.

   Кобыла дёрнулась, но луч держал её, как привязь.

   - Да, ты -- корм. Булочка с кунжутом. Они жрут тебя, то, из чего ты состоишь, а ты ещё добровольно несёшь им самые сладкие кусочки. -- Он помолчал и сказал уже тише и с прежней печалью:

   - Если бы ты не напала, я бы освободил тебя ради тебя самой. Но ты полезла в драку, бросилась на безоружного, и теперь я изменю тебя, чтобы ты перестала быть оружием в руках моих врагов. Ты стала не свободным зверем, а подневольной скотиной. Оставь эту скотскую природу, отбрось её и, возможно, ещё сможешь выжить.

   Он опустил руку с булавкой, и сразу стало темно. Полковник уже поднялся на ноги и с ужасом ждал, что чудовище бросится вновь, но в темноте потерял его из виду. Он вынул из внутреннего кармана сотовый телефон, включил, посветил туда, где стояла кобыла, -- и так и застыл на месте с глупо вытянутой рукой. Чудовища не было. На рельсах, опираясь руками о бетонные шпалы, сидела худенькая девушка в курточке и джинсах, длинные растрёпанные волосы падали ей на лицо.