Тайны тропического рая

Проснулся он поздно. Было приятно ощущать прикосновение тонкого шелка постельного белья, в комнате пахло чем-то ароматным, кругом стояла мертвая тишина. Билл потянулся, зевнул, и тут в его дверь постучали.

Это была служанка. Чуть полноватая, невысокого роста, с миловидным лицом и плавными движениями. С виду ей было лет тридцать или чуть побольше. Под тонким обтягивающим ее фигуру платьем угадывалось еще молодое, но уже чуть оплывшее тело.

– Меня зовут Этель, – мягко улыбнулась служанка. – Я буду вам прислуживать.

Билл хотел было встать и одеться, но служанка ходила по комнате, что-то поправляя и казалось, не собиралась никуда уходить.

– Вам что-нибудь нужно, господин? – поинтересовалась она и как-то странно посмотрела на Билла.

– Вы можете быть свободны, – сказал он. – Я оденусь и позову вас.

– Разве я вам мешаю? – неожиданно произнесла она и снова бросила на него странный взгляд. Он был одновременно спокойным и призывным.

От этого взгляда Биллу стало не по себе. Но он скрыл свое смущение и усмехнулся:

– У вас всегда мужчины одеваются при женщинах?

– Настоящие мужчины – да, – ответила Этель и, подойдя к его кровати и присев на нее, положила свою мягкую руку на его. – Разве хозяин не сказал вам, что в этом доме вам не надо задавать лишние вопросы?

– Нет, не сказал, – признался Билл, не зная как ему себя вести.

Но тут Этель улыбнулась и вдруг, взявшись за край простыни, стала медленно стягивать ее с Билла.

Он стал сопротивляться, она отпустила простыню, с улыбкой наклонившись к нему, так, что в вырезе платья стала видна ложбинка между двумя округлыми смуглыми грудями, и прошептала:

– Не бойтесь меня, молодой господин, я не кусаюсь. По крайней мере, до того, как добегу до конца, – рассмеялась она.

– До какого конца? – не понял ее Билл.

– Вот до этого, – отозвалась она и стала медленно расстегивать пуговки платья, все больше и больше обнажая нежную кожу грудей.

От этого зрелища у Билла закружилась голова. Он хотел отвернуться, но не смог пересилить себя, пожирая глазами обнажающееся перед ним тело молодой женщины. Наконец Этель расстегнула последнюю пуговичку и, нагнувшись к Биллу и взяв его руку в свою, положила ее на свою обнажившуюся грудь.

– Вы всегда такой робкий? – прошептала она, блестя глазами, и вдруг провела второй рукой по его телу, все еще накрытому простыней.

И тут он почувствовал, как его начинает охватывать возбуждение. И он обнял ее и стал страстно целовать в губы, в плечи, в тяжелые прекрасные налитые соком молодости груди…

– Тебе понравился утренний моцион? – поинтересовался хозяин дома за ужином.

Билл смутился и ничего не ответил.

– Вижу, что понравился, – произнес хозяин дома. – Я позволил себе послать к тебе милую Этель поиграть в эту игру для того, чтобы ты понял, что ты хочешь.

– Да я и сам этого не знаю, – признался Билл.

– Какие же женщины тебе нравятся?

– Они мне все нравятся, – Билл в смущении опустил голову.

– А как насчет Этель? Она пришлась тебе по вкусу?

Билл смущенно молчал.

– Тебе надо было разрядиться, – сказал Ганс. – И насколько я понимаю, тебе это удалось. И даже не раз. Жил когда-то один француз. Звали Его Никола Шамфор. Однажды он сказал очень верные, на мой взгляд, слова: «Наслаждайся и дари наслаждения, не причиняя зла ни себе, ни другим – в этом заключается суть нравственности». Ты не согласен?

– Не знаю, – признался Билл. – Я как-то об этом не думал.

– А ты подумай. Эти слова стоят этого.

Некоторое время они молчали. Потом Ганс сел в стоящее в углу столовой кресло, откинулся и произнес задумчиво:

– Знаешь, я часто думаю вот о чем. Почему сотни и тысячи лет Индия или Китай говорили о любви открыто, а Европа наложила на всё запрет? И кстати, с тех пор в этом вопросе по сути не открыли почти ничего нового. Разве в «Камасутре» индийского мудреца Ватсьяны или в «Душистом саде» не сказано всё или почти всё?

– Вы хотите сказать, что раньше люди знали обо всем этом больше, чем теперь?

– Несомненно. Да по сравнению с Индией до рождества Христова или Японией какого-нибудь десятого века мы просто шарим в темноте. Поверь мне на слово – все лучшие руководства по любви написаны задолго до того, как Карл Великий появился на свет. И написаны куда более красивым языком, чем нынешние. А любовь… ею надо наслаждаться, а не испытывать постоянные угрызения совести по поводу полового возбуждения. Бог Эрос – величайший из всех богов. И некоторые люди верно служат ему, служат любовью во всех ее проявлениях. Увы, таких меньшинство, к тому же их презирают и гонят те, кто называет себя большинством. Один из этого меньшинства сейчас перед тобой.

– Но не может же большинство ошибаться!

– Вот как? – рассмеялся хозяин дома. – А разве не большинство травило Галилея и Джордано Бруно? Разве раньше не считали землю плоской, а солнце вращающимся вокруг Земли? Большинство! – Ганс скривил губы. – Большинство это толпа. Увы, наше сегодня безраздельно принадлежит толпе. Если ты ищешь в толпе самого себя – не обманывайся. В ней ты найдешь только суету и вопли. Она затопчет в тебе все, что составляет твою индивидуальность, отучит тебя любви и к самому себе и ко всему чувственному.

– Но это же эгоизм! – воскликнул Билл. – Вы призываете меня стать эгоистом?

– Нет, просто тебе надо научиться легко и просто любить себя, а это высшая наука. Ибо научиться любить себя самого без истерики и излишнего самолюбования – из всех искусств самое тонкое, самое сложное и поэтому требует больше других терпения.

– И тогда я стану счастлив?

– По крайней мере, у тебя будет на это шанс. А в толпе точно нет. Вот ты, что ты хочешь больше всего на свете?

– Жить сам по себе, – признался Билл.

– А любить?

– Кто же этого не хочет?

– Тот, кто не знает что такое любовь.

– Что же такое любовь?

– Если хочешь это понять – оставайся у меня. В этих стенах на этот вопрос пытались ответить многие, но не всем удавалось.

– А что это за дом?

– Не знаю. Я купил его много лет назад у одного португальца. И, будучи его хозяином, пытаюсь помочь другим найти в нем себя самих. Не даром же меня зовут в этих стенах Властелином. По сути это так и есть. Но вопрос не в этом, вопрос в том – властелин ли ты себе самому. Сейчас для тебя самое главное – постичь свою суть. Нигде в мире не будешь ты так свободен в своем выборе и в своих поступках, как здесь. Поэтому пользуйся моим гостеприимством и ищи того, что ты хочешь.

– Или ту.

– А вот с этим будь осторожен. Сначала научись по-настоящему радоваться жизни. Именно плотской, телесной жизни. Простой, непритязательной и доступной как наша Этель. И не строй философии на пустом месте. Сначала познай всё, а потом уже и мудрствуй. Главное – не беги к ближнему, спасаясь от самого себя. Сначала оцени себя по достоинству, полюби себя, а потом уже смотри на других. Помни – нелюбовь к самому себе и делает из нашей жизни тюрьму. И еще помни, что стадо всегда будет говорить тебе: «Всякое твое уединение есть опасность и грех». Ты, лично ты принадлежишь себе или стаду?

– Себе.

– Ну, вот и хорошо. Но как удивительно мы устроены. Когда у нас огромный выбор – мы воротим нос, придираемся к мелочам, а когда нам просто хочется женщину после ее долгого отсутствия, то радуемся любой, какая только нам не попадется.

– Когда голодаешь, то уже не до деликатесов, – заметил Билл. – По себе знаю. Тут каждому куску хлеба радуешься.

– Да, разумеется, это так, – согласился с ним хозяин дома. – И даже Этель показалась тебе богиней, правда ведь?

– Сначала не очень, а потом… – Билл запнулся, подыскивая нужное слово.

– А потом в самый раз? – усмехнулся его собеседник, внимательно глядя на него. – Конечно, у нее уже нет этих задранных вверх сосков на плотных грудях, да и сами вместилища женского молока уже не те, что были в юности. И ее мишень Венеры не так молода, не правда ли?