Закладная ведьма

Всё это давило на нервы.

Но всё же то лихорадочное возбуждение, граничившее с паникой, что захлестнуло штаб в первые минуты, постепенно сходило на нет, уступая место холодному профессионализму. Способность мыслить ясно и трезво оценивать ситуацию возвращалась к тем, кто и замыслил эту операцию.

Милана тяжело вздохнула, делая глоток горячего чёрного кофе. Свежесваренный ароматный напиток бодрил ведьму, оставляя после себя на языке приятное послевкусие, в котором легко угадывались терпкие нотки мускатного ореха, пряный привкус имбиря и щепотка новогоднего настроения в виде корицы. Ведьма в очередной раз оглядела помещение, ненадолго задерживая взгляд на тех немногих, кто имел в него доступ. Именно отсюда осуществлялось управление операцией.

Хмурая Василиса сидела, уткнувшись сразу в несколько мониторов и не обращая никакого внимания на окружающих. Тонкие музыкальные пальцы порхали над клавиатурой, а уши закрывали наушники. Стеклянные затуманенные глаза, казалось, не могли принадлежать живому человеку. Сейчас поляница (1) была как никогда ранее похожа на биоробот. Милана не в первый раз уже видела её в таком состоянии. Транс был фирменной фишкой Премудрой, позволяя той обрабатывать информацию со скоростью, превышающей иные компьютеры. Именно эта способность и делала Василису такой опасной противницей.

(1) Поляница — дева-воительница в русских былинах, женщина-богатырь.

Ну и огромный жизненный опыт, конечно же. Милана не могла похвастаться молодостью, но поляница была неизмеримо старше. Эта богатырша вполне могла застать и времена крещения Руси, своими глазами увидеть, как Старые боги теряют власть. А может — чем чёрт не шутит! — и исход Старших народов.

В стороне у окна негромко переговаривались два здоровяка, облачённые в потёртую броню, носившую многочисленные следы жестоких схваток. Алёша и Добрыня — два древних богатыря, две живые легенды. Они — это то, что осталось от большой тройки, как их раньше называли. Великаны были похожи словно братья, но в то же время и спутать их было невозможно. Добрыня казался несколько более массивным и кряжистым, основательным, тогда как Попович был жилистым, живым и словно бы и минуты не мог простоять без движения. На его губах играла вечная озорная улыбка, а в глазах можно было угадать насмешку над всем миром. Но если внимательно присмотреться, то становилось понятно, что за этим показным весельем таится и застарелая тоска с грустью.

Ведьма знала, что когда-то Алёша и вовсе был разбитным балагуром и весельчаком, и даже долгие века жизни не могли этого изменить. Но потом случилась та мутная История с Ильёй, и это стало для Поповича сильным ударом, от которого он до сих пор до конца так и не оправился.

Сейчас одни из сильнейших богатырей Братства обсуждали прошедшую операцию, в которой им довелось поучаствовать. Они явно пришли к какому-то выводу, и Милана многое отдала бы за то, чтобы услышать их мнение.

— Ну и что всё это значит? У кого-то в этой комнате есть хотя бы примерные предположения?

Милана сделала очередной глоток бодрящего напитка, скрывая вздох раздражения. Алевтина… Эта ведьма иногда бесила Милану своим высокомерием. И как её только с таким отвратительным характером до сих пор не прикончили? Загадка и только. Будь на то её воля — и она давно бы уже исключила её из Высшего Круга. Жаль, что это было не в её власти. Все члены Высшего Круга формально были равны, и пусть она часто брала на себя решения многих вопросов, но всё же верховной ведьмой Милану нельзя было назвать.

— Я вот лично думаю, что мы по уши в дерьме. Эй, Премудрая, очнись! Твоё ценное мнение очень важно для нас.

— Отойди, ведьма, — нахмурившись, Добрыня шагнул вперёд, заслонив Василису своей широкой грудью. Его ладонь демонстративно легла на рукоять клинка. — Ни шагу дальше.

— Больно надо, — фыркнула Алевтина, делая всё же шаг назад. Хоть благоразумие и не входило в список её добродетелей, инстинкт самосохранения работал исправно.

Милана едва слышно застонала, массирую пальцами виски. Она чувствовала как под кожей быстро билась жилка сосуда в такт головной боли. Хотела бы она оказаться сейчас в своих апартаментах, принять горячую ванну и забыться глубоким сном часиков на десять-двенадцать.

— Всё хорошо, Добрыня, — хрипло произнесла поляница. В её затуманенные глаза постепенно возвращалось осмысленное выражение. — Я уже закончила.

— Что-нибудь выяснила?

— На самом деле — немного, досадливо поморщилась Премудрая. — Милана, скажи, что ты сама ощущаешь?

Взгляды всех присутствующих в комнате скрестились на ведьме. Милана уже в который раз за день закрыла глаза и прислушалась к миру. Она с головой погрузилась в ощущение силы, разлитой в воздухе. Сначала ей показалось, что ничего не изменилось, реальность просто звенела от переполнявшей её энергии, не хуже чем в Дни Силы. Но потом…

— Что бы это ни было, но оно заканчивается. Сила постепенно уходит. Медленно и по капли, но с каждой секундой процесс нарастает.

— Ты уверенна?

— Абсолютно. Хочешь оспорить мои выводы? — Милана твёрдо встретила недоверчивый взгляд Алевтины, и та первой отвела глаза.

— Нет, чего уж там.

Милана тихо хмыкнула. Ещё бы! Пусть в бою она не могла сравниться ни с Алевтиной, ни с присутствовавшей здесь же Вероникой, в чувствительности ей не было равных во всём Конклаве. Во многом именно благодаря этому своему таланту она и смогла в своё время пробиться в Высший Круг. Всё же она была закладной ведьмой, пусть и заложившей свою душу древней языческой богине, а не Аду. Таких, как правило, природные ведьмы не любили и с крайней неохотой ставили над собой. Достаточно лишь упомянуть, что в Высшем Круге московского Конклава — одном из крупнейших ведьминских объединений России — было лишь две закладные ведьмы: она сама и Вероника.

— Я ощутила то же самое, об этом же свидетельствуют артефакты, — кивнула Василиса, сделав вид, что не заметила очередной выходки Алевтины. — Что бы Крюгер не задумывал, ритуал подходит к своему завершению.

— Ну и отлично. Я так считаю: раз сила уходит, то никакого прорыва тварей из-за Кромки можно больше не опасаться. Может, у поганца что-то пошло не так. Или смешали ему все карты…

— Неужели ты так глупа или близорука, раз думаешь, будто мы действительно ему помешали? Да этот, как ты выразилась, поганец с нами лишь играл! — устала произнесла Вероника на реплику Алевтины. И это была первая фраза после того как рыжеволосая ведьма покинула катакомбы и сухо рассказала о том, что довелось пережить их отряду. Ничего сверх этого у Миланы выпытать так и не удалось. — И если бы в твоей пустой голове было ещё хоть что-нибудь кроме опилок, ты бы это поняла. Он знал о том, что мы там будем. Крысолов был готов!

Ну вот, опять они за своё. Эти двое не могли и десяти минут провести без того, чтобы не покрыть друг друга бранью. Сколько бы Милана не старалась их примирить и хоть как-то сгладить вражду между ними, всё было напрасно. Алевтина была из так называемых "белых" ведьм, но это каким-то удивительным образом сочеталось в ней с отчаянной нетерпимостью к закладным ведьмам. Не к таким как сама Милана — к служительнице Живы у неё претензий как будто бы не было, — а вот к той, что продала свою душу Аду… Тут Алевтина была непримирима.

— Ой, вы только посмотрите, кто это у нас тут очнулся! Что, отошла от испуга? Напугали тебя катакомбы?

Вопреки ожиданию, Вероника пропустила подначку соперницы мимо ушей. Дело было не в страхе, Милана была в этом уверенна. Просто что-то такое случилось под землёй, что всегда бойкая и острая на язычок ведьма сидит перед ними с потухшим взглядом, полным тоски и усталости.

— Он знал, — вновь повторила Вероника, забычковав тлеющий окурок. — Руку даю на отсечение — нас предали.

Вот оно. Наконец-то, это слово было произнесено вслух. Предательство. Мерзкое слово, оставляющее после себя тошнотворное послевкусие. Милана была согласна с выводами Вероники, и от проглядывающихся перспектив ей захотелось громко и с чувством выматериться.