Дом северной стороны

– Тамаз, – бабуля постучала своими длинными ногтями ему по лбу, – ты тогда, в молодости, чудом отвертелся от той поездки к змее. Она ж всех покусала. Домой-то никто не вернулся, а сейчас тебе это зачем? Жизнь не мила?

Тамаз вздохнул.

– Должен. Без гадюки не получится крепость найти. Несмотря на то, что бабуля противилась встрече

со змеей, Тамаз уговорил её пойти посмотреть на неё хоть издалека, поэтому на следующее утро мы отправились в соседнюю деревню на юго-западе от потухшего вулкана. Весь путь мы прошли, весело болтая. Бабуля сетовала

на непогоду, Тамаз рассказал, что вчера видел целое стадо горных козлов. Я решил все же узнать про змею, к которой мы идем. Тамаз улыбнулся:

– Это одно из испытаний для шаманов. Гадюка с ядовитым жалом, которая может убить и съесть лошадь, для нас священна. Считается, что если ты решился подойти вплотную к змее и она тебя не укусила, то ты достоин быть сыном Тайги, а если не отважился, то не достоин.

– А, получается, были те, кто подходили и змея их кусала?

Бабуля горестно вздохнула.

– Конечно. Она переубивала сотню людей, ежели не больше.

Я посмотрел на бабушку серьезно.

– А ты подходила к змее?

– Нет, Боря, у меня кишка тонка. Какой из меня шаман? – она хмыкнула.

Тем временем мы подошли к опустевшей деревне, где на окнах сидели пауки, а из-под забытых тазов выглядывали большие черные мыши. Тамаз с бабушкой притихли. К вулкану дошли уже в полной тишине. За два метра до скалы бабушка остановилась:

– Все, дальше ты пойдешь один, – кротко сказала она Тамазу.

Он молча кивнул. Его глаза стали холодными и отчужденными. Он шел медленно. Его ноги подкашивались. Бабушка крепко держала меня за руку, но я еле удерживался на месте, чтобы не сорваться к Тамазу. Страх и нервы щекотали мне нёбо и язык. Я без конца сглатывал. Наконец, любопытство пересилило. Я вырвал свою руку из бабушкиной и помчался к Тамазу, который уже стоял у скалы.

– Борька, ах ты засранец! – крикнула бабуля срывающимся голосом.

На её крик из небольшой пещеры выскользнула огромная змея. Я посмотрел на Тамаза. Тот побелел, расставил пошире ноги. Приготовился к удару. Я уже был готов наблюдать за схваткой, но змея неожиданно устремилась ко мне. Бабушка снова закричала. Тон её голоса стал отчаянным:

– Боря, Боренька-а-а! Хоспади, ну за что мне это?

Я не ожидал этого. Тамаз, видимо, тоже. У него не было оружия, чтобы убить её. Он попытался прыгать, кричать, чтобы гадюка переметнулась на него, но все было напрасно. Её добычей должен был стать я. Змея свернулась в кольцо у моих ног, отвела назад голову, чтобы ударить. Я неподвижно наблюдал за её жуткими приготовлениями, но неожиданно мне почудилось, что её голова – это футбольный мяч. Только сейчас важно его не отбить, а наоборот, пропустить в сетку. Я присел и развернул колени так, чтобы удар змеи пришелся в аккурат мимо щиколоток. Змея резко метнулась именно туда, куда я планировал. Затем я резко перевернулся и прогнулся спиной. Она снова скользнула мимо. Так продолжалось вновь и вновь. Я был сосредоточен только на голове змеи, которую представлял мячом. Думаю, со стороны казалось, что мы с ней танцуем. То я подгибал колени, то снова выпрямлялся. Моя одежда покрылась следами темно-желтого, почти черного яда, но на мне не оказалось ни одной царапины. Когда же змея опустила голову, краем глаза я увидел, что Тамаз осторожно идет к ней. Змея не дрогнула. Он церемонно поклонился. Я же не двигался с места. Змея прижала голову к земле и медленно скользнула обратно в свою пещеру. Тогда я обернулся и увидел свою бледную как смерть бабулю. Она замерла. Тамаз подошел ко мне, оглядел меня с головы до ног:

– Прошёл.

Голос его был сникшим. Я опустил глаза, но совесть меня не мучила. Я чувствовал себя победителем.

– Не хотел, – коротко ответил я. Тамаз усмехнулся.

– Хотел, как же не хотел? Смотри, какой отважный? Или, наоборот, глупый?

Я набрал в грудь воздуха, чтобы воспротивиться, но не успел. Тамаз продолжил:

– Не знаю, где ты этому научился, но это было мастерски. Никто ещё так не смог. А теперь пойдем домой.

Бабушка же не сказала ни одного слова за весь оставшийся день. Всю ночь молилась.

На следующее утро Тамаз снова отправился в Тайгу и больше не вернулся. В деревне сказали, что он шел по деревне и нес в мешке какую-то добычу, а потом положил ее в баркас и был таков. Рыбаки отбуксировали Тамаза в море и больше его не видели. Один из них твердил, что в мешке сидел явно дикий зверь, но он был удивительно спокойным.

Бабушка пекла блины, когда я все это рассказал ей.

– Интересно. А я сегодня искала фотографию твоей мамы в комоде и не нашла. Не он ли её прихватил? – Бабуля почесала затылок ручкой длинной вилки.

– Я думаю, он нашел детеныша в Тайге, чтобы приручить, – мои догадки казались мне очень правдоподобными.

– Точно, точно. Он этих зверей все три месяца приманивал. Ладно, садись ешь, а то блины остыли.

Но в тот день аппетита не было. Тамаз не попрощался, ничего не сказал. Мне казалось, он обиделся на меня за выходку со змеей.

Я отправился в его гараж, долго рассматривал все приборы и понял, что больше всего там было манков – продолговатых приспособлений, похожих на свисток, которые имитировали своим звучанием голоса зверей и птиц. С помощью такого манка обычно охотник издает такие же звуки, как кормовые сигналы или звуки ухаживания для зверя. Больше всего манков было со звуками медвежьего рыка, мягкого, не злобного.

Глава 8. Расставание с бабулей

В ту осень бабушка Маша часто говорила мне:

– Ох, недолго, недолго осталось. Нужно тебя всему учить, да побыстрее. Свой дом ты должен знать лучше всех.

На ночь она по-прежнему рассказывала путанные и страшные сказки о лесах и чудовищах. Показывала целые спектакли теней. Я часто спрашивал её:

– Как ты думаешь, лес ночью такой же темный, как космос? Или космос такой же темный, как лес? И как далеко можно уплыть от берега по северному морю?

Бабушка отмахивалась:

– Глупые вопросы задаешь, Борька. Лучше подумал бы, как правильно картошку сажать и помидоры выращивать. Это, я понимаю, вопросы по делу.

Я морщил нос, желая передразнить её, смеялся. Она смеялась в ответ. Дома у нас все шло к зиме. Если у меня что-то не получалось по хозяйству, бабушка заставляла учиться и переделывать всё по несколько раз. В ту осень я научился всему: мог закатывать банки, варить суп и колоть дрова. Книжки забросил, отца почти забыл. День вертелся у меня вокруг дома: помыть, почистить, набрать, прополоть. Но однажды у бабушки начала болеть голова, а она не обращала на это внимания. Врачей в деревне не было, а в городскую больницу бабуля ехать не хотела. Потом голова стала болеть все сильнее. Бабушка лежала уже целыми днями. У нее раскраснелось лицо, а затылок и лоб стали такими горячими, что на них можно было кипятить воду. Я пошел к соседям, чтобы вызвать врача по их телефону. Своего у нас не было. В больнице ответили, что приедут, как только смогут. Я ждал, постоянно смотрел в окно, но никто так и не приехал. Бабушка лежала в полузабытьи. Каждые несколько минут я мочил в холодной воде полотенце и прикладывал его к её морщинистому лбу. Она держала меня за руку. Я прислушивался к бабушкиному дыханию. С каждым вздохом оно становилось все слабее, пока не затихло совсем. В деревне сказали, что умерла от старости.

Все в моей жизни с тех пор переменилось. Сначала я думал, что меня заберет отец с тетей Леной, но они, видимо, обо мне забыли или нарочно не приезжали. В долину сложно попасть. Круглый год у вулкана густой туман, дорога бугристая, идет серпантином и кое-где обрывается.

Потом я перестал ждать. Со своим псом по кличке Узнай мы зажили в доме вдвоем. В сарае у нас обитала коза Катька. Она давала мало молока, но бабушка её любила, поэтому продать я её не мог.

Соседи иногда приходили ко мне, помогали, но все-таки я привыкал жить сам по себе, ни на кого не полагаясь.