Страница 40 из 137
- Почему?
- Потому что это интересно и логично. Поиск карманника отличается логикой. Да и карманник - отброс общества. Это не какой-нибудь воротила, который наймет лучших адвокатов города и любую свою махинацию представит как акт борьбы за экономический прогресс.
"Пусть сам вернется к Мандичу, - подумал Взик, - я не стану проявлять заинтересованность".
- Как Ганна? - спросил Петар.
- Спасибо, хорошо.
- Она у тебя прелесть.
Везич знал из агентурных сводок, что прилетел Мийо, за ним следили с тех пор, как он принимал участие в молодежных демонстрациях после убийства в Скупщине хорватских депутатов. Потом он отошел от политики, занялся философией, но бюрократизм полицейского дела обязывал тем не менее держать его в поле зрения и составлять досье на его публикации в научных журналах. Петар знал, что Ганна, по крайней мере, три часа в день проводит сейчас в доме у брата Мийо, знал, что Звонимир живет с ней плохо, Ганна устраивает ему скандалы по пустякам - так бывает, если женщина очень любит или если не любит совсем. Вопрос о Ганне Везич задал не случайно: он хотел посмотреть, как поведет себя его старый товарищ, а затем сделать вывод о мере его, Звонимира, закрытости.
- Мясо понравилось?
- Великолепное. Косуля?
- Да. Ничего нет вкусней седла молодой косули.
- А поросенок? Маленький кабанчик?
- Тяжело для печени, Звонимир. Мусульмане в этом смысле мудрее нас.
- Я за всеядность! Когда прозвенит первый звонок, организм сам просигналит, что ему можно, а от чего надо отказаться. Курение, вино, кабанятина - все это ерунда, Петар. Нервное напряжение - вот что нас губит. Не знаю, как ты, а я последние три дня не сплю. Как думаешь, будет драка?
- Я не Гитлер. Мне трудно поставить себя на место психически неуравновешенного человека, Звонимир.
- По-моему, драка начнется вот-вот.
- Не драка. Избиение.
- Ты считаешь, что мы так слабы?
- Мы не организованны. Мы болтуны. Мы мечемся.
- Что ты предлагаешь, Петар?
- Я предлагаю еще раз выпить.
- Ты не встречал Милицу?
-- Как-то встретил. Она стала жирной, ты бы на нее даже не взглянул.
- Наверно. Мы все боимся встреч с молодостью, а особенно с идеалами, которым поклонялись.
- Занятное это дело - молодость, наивность, идеалы.
- У тебя был идеал силы, Петар.
- Почему был? Остался.
- Тогда ты должен ответить мне, как поступать, чтобы нас не избили.
- Научиться хоть немного верить друг другу. Еще мяса?
Наливая холодную воду в высокие стаканы, Звонимир взглянул на часы так, чтобы это заметил Петар. Тот конечно же заметил и рассмеялся.
- Мы с тобой играем во взрослых, - сказал он. - Мужчины перестают играть в эти игры только на смертном одре. Ни в ком так не заложен комплекс полноценности, как в мужчинах, претендующих на то, чтобы быть сильными.
- Не хочешь выступить у меня с воскресным фельетоном?
- Сколько платишь?
- Кому как. Старым друзьям - максимум.
- Я отдаю должное твоей манере вести беседу, - сказал Петар, - но что касается дружбы, здесь разговор особый, как мне сейчас кажется. Ты ждал, пока я начну серьезный разговор, не задавал вопросов, хотя ты должен был задать мне вопрос, так что о дружбе не стоит. И хорошо, что вспомнил про мой идеал. Ты верно понял, Звонимир. Только не в Веезенмайере дело - ты тоже это понял, - а в Мандиче. Не видел его сегодня?
- Нет.
- Полчаса тому назад я прочитал указание моего коллеги, который занимается интеллигенцией: за Мандичем завтра будет пущено наблюдение, а оно приведет наших людей ко всему коммунистическому подполью.
- Не понимаю...
- Выступление Цесарца сделало ясной их связь.
- Не верю.
- Почему?
- Мандич - здравомыслящий человек.
- Именно. Здравомыслящий человек сейчас должен либо примкнуть к нацистам, либо к Коминтерну. Победят одна из этих двух сил. Словом, я хочу, чтобы ты сейчас, сегодня поехал к нему и попросил его прервать все связи с "товарищами", пока они не легализованы правительством. Я ничего не смогу поделать, если связи будут установлены. Их немедленно арестуют, и это будет еще один удар по тем силам, которые могут спасти Югославию в предстоящей борьбе. Часть коммунистов, кстати, уже взята.
- Кто именно?
- Цесарец, Кершовани, Прица, Аджия, Рихтман. Хватит? Или продолжить?
- Ты думаешь, что коммунисты...
- Да, да, да, - прервал его Везич, - да, Звонимир. Они - единственная партия здесь, которая называет себя югославской. Тебе странно слышать эти слова от полицейского? Но не все же в полиции дубины. Кому-то надо сидеть в полиции, чтобы думать и о будущем страны. Мне коммунисты так же антипатичны, как и тебе, но нельзя же быть слепцом! Если мы хотим сохранить государство, мы обязаны включать их силы в расклад общей борьбы.
- Почему ты обратился именно ко мне?
- Потому что я должен знать все обо всех. Я знаю о тебе все, Звонимир. Понимаешь? Все.
- Пугаешь?
- Нет. Отвечаю.
- Никогда не думал, что ты способен преступить служебный долг...
- Тут отличные вяленые фрукты. Заказать?
- Я бы выпил кофе.
- Уже заваривают. Здесь занятный хозяин, он из турок. Помогает нам. Мне, вернее. Я привлек его к работе: тут собираются интересные люди, потому что тихо и еда отменная. Все считают, что Мамед плохо понимает по-хорватски. В общем-то это так, но он хорошо понимает меня...
- Ты так ответил на мое замечание о служебном долге?
- Да, - спокойно отозвался Везич. - Ты верно меня понял. Чтобы иметь возможность работать, нужна надежная страховка, Звонимир.
Служба наблюдения, пущенная Петаром Везичем за профессором Мандичем на день раньше его коллеги, сообщила о цепи: после ухода Звонимира Взика профессор посетил паровозного машиниста Фичи, тот отправился к юристу Инчичу, который, в свою очередь. встретился со студентом университета Косом Славичем, на квартире которого в тот вечер собрались пять членов подпольного ЦК, непосредственно связанные с Тито.
Полковник Везич поблагодарил службу наблюдения за операцию, столь четко проведенную, спрятал в сейф адреса явочных квартир и фотографии их хозяев, но рапорта начальству, как того требовал устав, писать не стал. Он ждал, как будут развиваться события. Все должен был решить вопрос, обсуждавшийся на бесконечных вечных заседаниях кабинета: объявлять мобилизацию армии по плану Р-41, согласно которому следовало немедленно входить в контакт с греками, чтобы выстраивать общую линию обороны против Италии, Германии, Венгрии, Болгарии и Румынии, или же сделать главную ставку на попытку политического решения кризиса, на новое соглашение с Гитлером. Берлин вел игру: чиновники МИДа, принимая югославского посла, намекали на возможный компромисс; германский же поверенный в делах в Белграде считал такой компромисс невозможным. Когда есть два выхода, человек пребывает в колебании, какой выбрать. Генеральному штабу вермахта только этого и надо было: каждый час, не то что день, ослаблял противника, ибо югославам надо было развернуть войска на трех тысячах километров ее границ. Это значило, что сотни паровозов и автомашин, тысячи вагонов должны быть подготовлены, заправлены углем или бензином; это значило, что интенданты обязаны приготовить помещения для войск, обеспечить их питанием и медикаментами. Однако вся эта гигантская машина могла быть пущена лишь в тот момент, когда правительство объявит мобилизацию.