Страница 46 из 51
Они хором закричали… а в следующий миг из смежной части лазарета, отделённой стеклом, прыгнула пантера. Брызнули осколки, и Баюн, с рыком врезавшись в Повелителя, отбросил того на стеклянный шкаф. Под звон стёкол и крики Глеб и Дзиро упали: Повелителю теперь было не до них.
А когда грохот стих, прозвучал голос Лаэндо:
— Не знаю, что тут творится, но взгляните-ка сюда!
Все глянули на зеркальника: и всполошённые наёмники, и Повелитель, вскочивший с пола… и Кали, которая вдруг вскрикнула: в руке Лаэндо был скальпель, приставленный к горлу Заура.
Вслепую прижимая лезвие, Лаэндо сказал:
— А теперь отдайте шкатулку мне!
— Всем стоять!.. — заорал Повелитель.
Обступившие кушетку наёмники замерли.
В глазах Кали был ужас: сейчас она не походила на чернотворца — даже с третьим глазом. Она стала матерью, испугавшейся за сына.
Глеб и Дзиро поднялись, Баюн замер рядом с ними. Лаэндо обратил к Повелителю пустые глазницы:
— Человек-дух, ты где?
— Прямо перед тобой.
— Вот там и оставайся! — зеркальник хохотнул. — Какой расклад!.. Использовать ментальное воздействие ты не можешь — против меня оно бесполезно… На мне не сработает ни один из твоих трюков!
Глеб боялся шевельнуться; всё поменялось так резко, что мозг не поспевал за ситуацией. Было ясно одно — управлял ею зеркальник.
Его можно обездвижить через кровь — магией воды. Но замрёт он не сразу, а лишь через секунду… Которой хватит, чтобы пустить в ход скальпель.
А применить огонь Повелитель и Кали не рискнут: пламя наверняка заденет Заура… это если «стрельнуть» струёй. Но и об огненных шарах сейчас лучше забыть: шар зеркальника не убьёт — лишь разозлит… и уж точно не помешает ему убить мальчишку.
Кали умоляюще смотрела на Повелителя, а тот глядел на Лаэндо:
— У тебя ещё есть шанс уйти отсюда живым. Забирай костюм и примещайся.
— А ты вернёшься в прошлое и станешь властелином мира? — уточнил зеркальник. — Нет, друг мой — это сделаю я!
Но уверенность его оказалась преждевременной, поскольку случилась новая неожиданность.
Аура Лаэндо источала угрозу, и Заур ощутил её даже сквозь сон: его ручка шевельнулась, глаза открылись. Кали от ужаса перестала дышать; Глеб это видел и невольно ей посочувствовал.
Ничего не подозревавший Лаэндо прижал скальпель плотнее — так плотно, что выступила кровь.
Заур заплакал, но не детским плачем: жутким воем, в котором было что-то дикое.
Вздрогнув, зеркальник оцарапал его лезвием — и отлетел.
Плачущий Заур резко сел, глаза его сияли синим. Кали метнулась к нему — и тоже отлетела, врезавшись в Повелителя.
— Нам к нему не подобраться! — крикнул тот. — Он не понимает, что происходит!
Заур и правда ничего не понимал. Ревя белугой, он слез с кушетки, а вокруг бушевал ураган: лопались стёкла медицинских шкафов, бились склянки, взлетали шприцы с пробирками, весы с ширмой отнесло в сторону, а медицинский столик, сорвавшись с места, сбил кого-то из наёмников; тот вскочил и исчез, приместившись из штаба… а за ним исчезли и остальные — они все уже смекнули, что план летит к чёрту, а героев среди них не было. Последним пропал зеркальник, успевший схватить костюм. Всего несколько секунд — и из «отряда» Повелителя остались лишь Кали, Заур и он сам.
Бросившись на пол, Повелитель опустил шкатулку в расплескавшуюся кровь. Глеб хотел помешать, но отлетел к двери. Дзиро тоже попробовал прыгнуть к шкатулке и был отброшен к стене… которая вдруг стала трескаться: разбушевавшийся Заур крушил всё вокруг.
— Мальчик мой!.. — кричала Кали, но тот не слышал, и она шла к нему сквозь летящие стёкла. Даже мебель раскидывало к стенам; лазарет — и без того немаленький — словно стал больше…
И вдруг всё кончилась.
Поднявшись на ноги, Глеб увидел поразительную сцену: Кали стояла на коленях, обняв сына. Взгляд Заура обрёл смысл, синий свет угасал, а волосы Кали седели: его пагубная магия вливалась в неё. Лицо волшебницы покрыли морщины. Ослабевший Заур осел, но Кали не дала ему упасть — бережно положила на пол… И лишь после упала сама.
Глеб смотрел на них с содроганием: он знал, что Кали за шестьдесят, но выглядела она сейчас на девяносто.
— Холодно… — услышал Глеб. — Мне так холодно… Заур…
Кали дрожала, будто при лихорадке. К ней медленно подошёл Дзиро (Повелитель не мешал ему — был занят шкатулкой); казалось, Дзиро свершит свою месть… Судя по взгляду, он того и желал, но вместо прежней злодейки перед ним лежала старуха, которую бил озноб.
И Дзиро сделал то, что вряд ли одобрил бы его клан: снял куртку, накрыл ею Кали и молча отошёл.
А потом потолок над центром лазарета обвалился.
Мир утонул в грохоте. Глеб не помнил, как упал, закрыв голову руками. Когда всё стихло, он вскочил; в ушах гудело, в глаза и нос лезла пыль. Впереди угадывались завалы глыб, освещённые мерцавшем в коридоре светом.
— Баюн!.. — крикнул Глеб. — Дзиро!..
— Я здесь, — Баюн замаячил рядом, а Дзиро отозвался из-за завалов:
— Я живой, пацан и трёхглазая тоже… Где Повелитель?
Глеб хотел сказать «не знаю» — и увидел свет.
Сквозь пыль пробилось свечение сферы, похожей на сферу Баюна — Повелитель стоял в ней, держа шкатулку. Глеб ужаснулся: он завёл её!.. Но почему не слышно музыку?..
И стало вдруг ясно: Повелитель не желал рисковать. Шкатулка вернёт в прошлое тех, кто слышит мелодию, — но чей вариант прошлого она выберет, если музыку услышат двое?
Чужое прошлое Повелителю было не нужно — он хотел вернуться в своё: не на десятки, а на тысячи лет назад. Если бы он взял с собой Кали с Зауром, те заткнули бы уши… Но постаревшая Кали стала обузой: жаждущему изменить мир некогда заботиться о старухе.
Глеб шагнул к сфере, и губы Повелителя шевельнулись:
— Ты ведь уже понял, почему я окружил себя защитой? Из всех звуков она пропустит лишь мой голос.
Он улыбался своей победе — и слушал музыку, предназначенную лишь для него.
Глеб сделал ещё шаг.
— Бесполезно, — сказал Повелитель, — ты не пройдёшь. Сюда войдёт только тот, в ком живёт спиритус.
И вдруг — в одну секунду — торжество из его глаз исчезло: он осознал свою ошибку.
Но было поздно.
«Ты шагнёшь за ним в прошлое», — вспомнил Глеб — и удивился собственной усмешке:
— Тот, в ком живёт спиритус? Ну так ты не один такой.
— Не делай этого, — встрепенулся Баюн, — ты можешь не вернуться!
Но разум Глеба обрёл холодную ясность. В нём живёт скрытник — и этим они с Повелителем похожи.
Баюн прыгнул, чтобы помешать ему, но не успел: Глеб шагнул в сферу.
Звучавшая в ней музыка была прекрасна. Дея говорила, мелодию назвали «Возвращение» — и слово это будто влилось в ноты. В них трепетный восторг мешался с тоской, и казалось, не механизм издаёт звуки, а чьё-то сердце поёт надрывный мотив.
Мир за сферой исчезал: полумрак лазарета, свет коридора, Баюн, пытавшийся пробиться к Глебу и выкрикивавший его имя… Всё стало прозрачным, размытым, нереальным…
— Зря я не убил тебя, — сказал Повелитель.
В глазах его был страх, хотя не верилось, что он может бояться. А Глеб просто ждал; чьё прошлое выберет шкатулка — Повелителя или его? На чьё распутье отбросит их сила, скрытая в трёх камнях?
Музыка звучала всё медленнее. Сфера пропала, и тепло лазарета сменилось сыростью — промозглой, как злая осень. Струи ливня рассекли ночь (а может быть, вечер), за ними возникли деревья. Вспыхнули огни домов, лента дороги протянулась вдоль негорящих фонарей…
И сквозь дождь донёсся ломающийся мальчишеский голос:
— Помогите! Помогите, здесь раненый!
Глеб захохотал.
Шкатулка выбрала его — и вернула их в день, когда он совершил свой главный выбор. В день, когда он откликнулся на зов умирающего, хотя мог проехать мимо — и стал тем, кем был сейчас.
В день, когда он встретил Далебора.
Они с Повелителем очутились у дороги. Смеясь, Глеб мокнул под дождём, а другой Глеб — тот, кем он был в начале лета — держал за рукав пытавшегося встать мужчину. Было странно видеть себя со стороны. Вот он роняет смартфон, а Далебор что-то говорит…