Город Последний

Над головой простираются ветви, широкая и глубокая река накрыта аркой из сплетшихся друг с другом крон. В просветы падает яркий, как огонь, свет солнца. Жарко. Мик зачёрпывает воды и умывается. Оглядывается – Девочка спит. Наверное, днём её лучше не трогать. Может, её не существует днём.

Мик подождал немного, и когда мимо проплывала веточка с мелкими красными ягодками, ловко выудил её из воды.

Попробовал одну – ягода оказалась страшно кислой. Подумав, он насадил сразу три на крючок и опустил леску в журчащую за кормой воду. Снова лёг на спину. Удочку он ловко держал пальцами ноги, а сам принюхивался и прислушивался к лесу. Ни опасности, ни добычи Мик не почуял.

Весь день они плыли среди леса. Мик шестом вывел лодку ближе к берегу и срывал по дороге незнакомые плоды. Горькие или кислые он сразу отправлял на наживку, а остальные старался распробовать: съедал немного и ждал, прислушиваясь к ощущениям в животе. Если ничего не происходило, брал кусок побольше и снова ждал. Если и тут всё было хорошо, фрукт отправлялся в съедобные. Таких обнаружилось всего два: бледно-красный круглый плод с зелёными шипами, похожий на голову страшноватой улитки (вкуса у него почти нет, а мякоть белая), и что-то вроде огромной картофелины зелёного цвета, изнутри жёлтое, сладкое, как апельсин, и вкусно пахнущее еловыми иголками. Такие он сразу полюбил и начал специально искать. Один раз удалось сорвать ещё большую гроздь мелких зелёных бананов, а на кислые и горькие фрукты попались три рыбины: одна большая, серебристо-синяя, и две маленьких, пятнистых и колючих. Мик их пока оставил на леске за бортом, чтобы не мучать.

Когда жара спала, а воздух начал темнеть, Мик причалил к корням огромного дерева. Одной половиной оно росло из земли, а другой из воды.

Мик привязал лодку и вылез. Картину он поставил в уютную ложбинку между корней – так, чтобы Девочка видела отблески заката по краям густой тёмной листвы. А сам занялся выгрузкой добычи и готовкой. Когда в сумраке заплясали, потрескивая, жёлтые язычки пламени, он удовлетворённо вздохнул и уселся в корнях. Лес ему нравился.

Отблески пламени играли на гравюре; молитвенно сложенные изящные ручки оставались неподвижны, но опущенные ресницы Девочки, казалось, подрагивали – как будто она исподволь смеялась чему-то своему.

– Ты здесь? – шёпотом спросил Мик.

Но Девочка не отозвалась. Так что он поужинал в одиночестве, прислушиваясь к плеску воды и шорохам леса. Под эти звуки он и заснул, прижав к груди Девочку и завернувшись в одеяло.

На следующий день они продолжили плыть по реке. Девочка спала на носу. Мик с кормы ловил рыбу и глядел на причудливые разноцветные листья, плывущие по воде.

Было жарко и дремотно, несколько раз он засыпал в лодке и не знал, надолго ли. Когда мальчик проснулся в последний раз, что-то изменилось.

Стало прохладнее, и воздух как будто потемнел; что-то изменилось. Мик, привстав на корме, тревожно озирался и принюхивался.

Наконец он сообразил – лодка теперь двигалась намного быстрее, и с каждой секундой скорость увеличивалась. А вскоре Мик понял, что давно уже слышит какой-то глухой басовитый шум – и этот звук тоже всё нарастает.

Мик схватил шест и попытался выправить лодку к берегу, но не тут-то было. Шест до самого кончика уходил в воду, а дна не было.

Тогда Мик быстро собрал вещи, шепнув гравюре: «Кажется, у нас приключение», убрал её в мешок. Закинул его за плечи и, с шестом наготове, уселся на корме. Лодка неслась всё быстрее, но вода пока была спокойной, гладкой, с редкими глубинными водоворотами. Шум всё нарастал и нарастал, и вот, когда он стал нестерпимым, река повернула и впереди открылся океан.

Он был огромен, весь серебряный от нёсшихся на берег волн, он ревел. Тёмные воды реки летели навстречу серым и белым волнам океана, сталкивались со звенящим звуком, от которого было больно ушам; бурлящая смесь воды подпрыгивала на высоту деревьев.

А ещё Мик успел заметить, что, когда волны опадали, из воды на мгновенье показывались чёрные блестящие камни.

Мик в отчаянии привстал на корме и, сорвав с плеч мешок, изо всех сил швырнул его на берег. Долетел ли он, Мик не успел заметить. Берег промелькнул вместе с холодной мыслью: «Вот и смерть», лодку швырнуло в волны. Был удар, и мир исчез в яростных белых струях. Направления исчезли, сначала его вроде бы бросило вверх, потом неумолимо потянуло назад и вниз, наконец, схватившая его волна понеслась куда-то ещё – и после удара Мик вдруг почувствовал твёрдость песка и схватил ртом воздух. Его обтекала, стремительно уносясь назад, пена. Мик, весь дрожа, неуклюже и быстро встал и побежал прочь.

Только увидев под ногами сухой песок, он остановился и обернулся. Равнодушные, тяжёлые, но гибкие волны всё так же бились у берега, взлетая и падая всем весом на скалы. Не было видно даже обломков его голубой старенькой плоскодонки.

Мик побрёл вдоль берега. Он дышал тяжело и ошеломлённо, каждая мышца тела до сих пор отзывалась ноющей памятью о силе волн.

Перевалив через невысокий нанос песка, Мик увидел свой мешок – он лежал как ни в чем не бывало на берегу небольшой заводи, наполовину в обтекающей его быстрой воде.

С радостным криком Мик бросился вниз.

Картина и вещи почти не пострадали. Только спички, которые, как назло, лежали на дне, промокли.

Мик перебрался к опушке, развесил одежду на ветвях, разложил спички, присыпав сухим песочком. А сам завернулся в одеяло, уселся на берег и прислонил картину к узловатому стволу дерева.

– Мы пережили кораблекрушение! – весело сказал он девочке.

Та в ответ слегка склонила голову и чуть улыбнулась тонкими белыми губами.

– Ты, наверное, тоже когда-то пережила. То есть не пережила. Расскажи, если вспомнишь.

Девочка промолчала. Мик смущённо погладил её по плечу.

Так они сидели до вечера, глядя на бесконечный горизонт, хмурое небо и океан. Время от времени Мик извлекал из гармошки дикие трубные звуки, приводившие его в восторг.

К вечеру океан немного успокоился, и Мик спустился вниз, искать морские сокровища. Но, видно, море здесь было совсем пустынное – он не нашёл ни обломков лодок, ни переломившихся в борьбе с бурей мачт, ни даже фантиков или пластиковых бутылок.

Только какую-то жуткую рыбину: большую, розовую, мягкую, как желе, и всю в чёрных иголочках. Рыба жадно шлёпала губами, круглые выпуклые глаза помутнели. Мик веткой оттолкнул её в воду.

Так что к Девочке он вернулся с пустыми руками. Спички так и не высохли, и ночлег пришлось обустраивать без огня. Мик выкопал в песке неглубокую ямку длиной и шириной с себя. Улёгся в неё – ветер вроде бы не чувствовался. Конечно, можно было укрыться в джунглях, но без огня Мик не хотел туда соваться.

Он выстлал ямку сухими пальмовыми листьями, а сверху разложил одежду. Вышло даже уютно.

Сложив под голову мешок, Мик обнял Девочку, завернулся со всех сторон в одеяло и, подтянув колени к груди, превратился в маленький тёплый клубок.

Стремительно темнело; в джунглях начали гортанную перекличку ночные птицы, а может, обезьяны. Океан поутих, только тихонько ворчал вдалеке и изредка плескал у самого берега.

В темноте Мик увидел нежное слабое свечение, исходившее от картины.

– Привет, – сказал Мик. – Мы пережили кораблекрушение.

Девочка чуть кивнула. Тонкие, как лепестки бледного цветка, веки слегка приподнялись, сверкнули неожиданно весёлые глаза.

– Ты выжил?

– Да, – гордо ответил Мик. – Меня какому-то океану не одолеть.

Девочка засмеялась, потом вдруг взяла и дунула Мику в нос. От щекотки, а ещё от того, что она смогла сделать это прямо из картины, Мик засмеялся тоже.

– Вот здорово! Не знал, что ты так можешь.

– Я много чего могу, – серьёзно сказала Девочка. – Мне иногда кажется, что я была колдуньей.

– А почему ты тогда молишься? На картине. Колдуны не молятся.

– Перед костром, уготованном мне Святой Инквизицией, я раскаялась, – важно ответила Девочка. – Жизнь моя прошла во грехе, но перед неизбежной смертью я вернулась в лоно церкви и веры.