Страница 38 из 124
4
Я служил в Советской армии. Это значило, что советская армия была не русской, не украинской, не казахской и ни одна народность не пользовалась преимуществом, хотя все мои сослуживцы были русские ребята - хорошие, добродушные, готовы поделиться последним куском хлеба. Что касается евреев и украинцев, то представители этих народов все время пытались верховодить, но ничего не получалось. Это объяснялось численным превосходством: на сто человек русских попадался один еврей и два украинца. Они как бы сдавались на милость старшего брата.
Пан Узилевский использовал превосходство над подчиненными солдатами рядового состава, а он носил погоны капитана. Никто не знал, какие методы воспитания он применяет в своем маленьком взводе. Некому было его заложить. Никакие жалобы от рядовых в отношении своих начальников, а тем более офицеров не принимались. Кроме того, у капитана была мощная защита в штабе дивизии.
И все же, если офицеров еврейской национальности можно было пересчитать по пальцам, то украинцев - каждый второй. Они воевали за звездочки, как за слиток золота на золотых приисках. Они пускали вход все - плебейское поклонение старшим, жестокость по отношению к подчиненным, выправку, постоянное напоминание о своей персоне и даже часто употребляемые слова своего языка. Всякий офицер украинец был похож на начальника полковой школы майора Степаненко, как две капли воды. Евреи были несколько умнее и хитрее. Что касается малого числа евреев, то это были замкнутые, чрезвычайно жестокие люди, которые как бы занимались отмщением за свои исторические унижения. В основном эта месть вымещалась на простых солдатах. Так, где командиром отделения, взвода, батареи, полка, дивизии был еврей, там процветал суицид, как результат хитросплетенных жидовских карательных мер. Жиды, занимавшие должности в армии это был Дамоклов меч над головой любого солдата. Встретить еврея в качестве рядового солдата это проблема. Евреи были очень мобильны, дружны между собой. Стоило появиться Эпштейну в качестве начальника штаба дивизии, как все евреи Белоруссии тут же были взяты на учет, им было присвоены офицерские звания, они были расставлены на престижные должности, заняли теплые места.
Откуда взялся Узилевский? Отца не знал, рос с матерью, плохо учился в школе, но в институт был устроен, сначала на вечернее, а потом заочное отделение по причине бедности. Мать видела, что Залман не тянет: туповат парень.
- Иди-ка в армию, там хорошо платят. Расскажи, что ты студент. Может тебя заметят, произведут в офицеры.
Так оно и вышло. Залман попал в глаз Эпштейна и вскоре стал капитаном. А потом был направлен командиром крохотной метеостанции при штабе Белорусского военного округа. Зарплата, как у любого начальника. Теперь можно было жениться на еврейке минчанке, но Залман плохо выглядел и, несмотря на дефицит мужчин, после окончания войны, ни одна еврейка не решилась стать верной подругой Залмана. Уже 35 лет, а он все холостой, живет с матерью и довольно уютно в однокомнатной халупке.
Маленькая метеостанция, такая важная для командования могла бы быть более хорошо оборудована, но Залман для таких дел прямо скажем, не годился. Он сосредоточил свою деятельность на игре на нервах своих солдат.
Добиться заполнения личных листков, где было 80 вопросов, не так просто. Хоть стреляйся, солдаты не могли вспомнить, где похоронены их прабабушка и прадедушка: холмики, украшенные пятиконечной звездой, сработанные из дощечек, давно сгнили, да к тому же в СССР раб умер, его похоронили и тут же забыли. Это в загнивающих странах дети, внуки и правнуки посещают могилы своих предков, сажают и ухаживают за цветами, а в свободной стране рабы выполняют нормы, хвалят вождя и ждут коммунизма, даже если знают, что он, этот коммунизм, никогда не наступит, все равно ждут.
Так мы целый год ходили в землянку, сидели впритирку друг к другу и извлекали драгоценные цифры, которые нам посылал радиозонд из атмосферы, находясь за 10-11 километров от земли. Никто из нас не понимал и наш командир тоже, как много значат эти цифры для того, чтобы наш снаряд в случае необходимости попал во вражеский самолет, незаконно пересекший нашу границу. Еще каких-то сто лет тому человечество и не знало такого способа ведения войны, а что касается нашего маленького учреждения, определяющего давление на различных высотах, скорость и направление ветра, то об этом задумались только вчера и ахнули от восторга после первых же результатов. Теперь снаряд не летел мимо цели, а предательски подбирался к ней и поражал ее.
Какая-то бдительная голова решила, что работникам обсерватории, этого крупного гражданского объекта, нельзя доверять полностью, лучше как-то так: и нашим и вашим. Лучше создать что-то свое, подобное обсерватории, а данные сверять. И это блестяще получилось. Я чувствовал, что в этом есть моя немаловажная роль: я знал все процессы и выполнял самую сложную операцию, принимал сигналы из космоса, которые передавал аппарат. Без этих данных нельзя было составить бюллетень данных для зенитной артиллерии. Это хорошо понимал капитан Рыжаченко, но он остался в Крупках. А Узилевский, он был просто еврейский баран и когда его спрашивали, как идет работа, кто из солдат трудится наиболее успешно, он беззастенчиво отвечал:
- Я! я ночами не сплю, копаюсь в этих цифрах. Когда надо наполнить шар водородом, чтобы он поднялся вверх, я откручиваю вентиль, вот этой рукой и без рукавиц, представляете? Никто из солдат не решится на такую операцию, а я решаюсь, хоть это крайне опасно. А остальное - ерунда, все равно, что палочкой помахать.
На самом деле даже наполнить резиновый шар водородом это искусство: в нем не было прибора, который бы показывал, сколько атмосфер надо закачать. Эту предварительную работу мог выполнить только я. У меня как бы было чутье. Секреты простые, хоть возможно не совсем верные. Заполнишь слабо - все устройство вверх не поднимется, переборщишь, шар может взорваться над землей, он и так взрывался в районе 15 километров над землей оттого, что чем дальше от земли, тем давления понижается, а внутри шара остается в виде накачанного водорода.
Капитал, наоборот мешал мне в этой работе, обвинял меня, что я транжирю, а надо экономить, грозил всякими карами. Свое подозрение он высказывал даже майору Амосову, но Амосов не любил его как еврея. Кроме того Рыжаченко всегда давал мне высокую оценку, как специалисту метеорологу.
- Надо признать, - сказал он как-то после завершения приема и обработки сигналов. что ефрейтор Славский может руководить станцией. Давайте, возложим на него эту миссию. Это, правда, не значит, что он является командиром, команды у нас уже есть, это я. А что касается всех этапов работы, отвечаете вы, Славский. С вас спрос - жесткий, революционный.