Обворожительно жестокий (ЛП)

— Сколько тебе было лет? — спрашиваю в тяжелую паузу.

— Тринадцать.

У меня скучивает живот.

— Нас выволокли на улицу, отобрали оружие и некоторое время пинали ногами забавы ради. Потом связали и отвезли обратно на ферму.

Его голос падает на октаву.

— По мою душу они обломали почерневшие ветки того самого гребаного дерева. Срезали их и сточили. Затем повалили меня на землю и вонзили один кол в мой живот, а другой — в плечо, придавливая меня камнем в грязь. Киллиану повезло меньше. В пистолете отца оставалось пять пуль. Они перекинули веревку через высокую ветку дерева, подвесили брата за запястья и пнули его, чтобы он раскачивался. Чтобы Макграт использовал его в качестве живой мишени для стрельбы. Он ни разу не промахнулся.

— Господи Иисусе, — в ужасе выкрикиваю я.

Не обращая внимания на мое вмешательство, Лиам продолжает:

— При первых признаках приближения конвоя Макграта моя мать и тетя должны были выбежать через заднюю дверь и увести остальных детей в поле. Было темно. Они могли бы сбежать. Вместо этого они наблюдали из дома, как Макграт и его банда издевались надо мной и Киллианом. Потом те уроды заблокировали двери, облили бензином все переднее крыльцо и подожгли дом. И уехали, смеясь, пока он горел. Я вытащил кол из живота, потом другой из плеча. До сих пор не понимаю, как мне это удалось. Потом спустил Киллиана с дерева. Я не стал проверять, жив ли он, прежде чем побежал обратно в дом, но к тому моменту его объяло пламя. Через окно я видел, как мама на полу обнимала моих братьев и сестер, прижавшихся друг к другу. Поэтому выбил окно голыми кулаками и прыгнул внутрь. Они не двигались. Угарный газ настиг их раньше огня. Я попытался подтащить маму к окну, но она была такой тяжелой. А дым был такой густой…

Он снова останавливается. Стиснув зубы, он лежит тихо и неподвижно, погружаясь в воспоминания.

— Киллиан вытащил меня оттуда, — хрипло говорит он после долгого молчания. — Даже с пятью пулями в теле он сумел спасти мою жизнь. После этого я почти ничего не помню до тех пор, пока не очнулся на больничной койке. Брат лежал на кровати рядом со мной.

Такое чувство, будто наковальня давит на мою грудь. Из уголков моих глаз стекают слезы, скользя по вискам и орошая плечи Лиама.

— Чудо, что ты выжил.

— Мы не должны были выжить. Так говорили врачи. Со временем Киллиан пришел к выводу, что мы выжили не просто так. Что убийство нашей семьи не должно быть напрасным. Нас отправили в приют Святого Стефана для мальчиков, который словно сошел со страниц романа Диккенса. Там и остались, пока не вышли из системы. Потом Киллиан пошел в армию, а я переехал в Дублин и устроился в книжный магазин. Там я встретил девушку. Я думал, мы поженимся, будем жить нормальной жизнью. Но через несколько лет она погибла в результате взрыва. Она попала под раздачу в мафиозных разборках, оказавшись не в том месте и не в то время. Ее разорвало на куски в десять утра субботы. Личность пришлось идентифицировать по зубам.

Я тихо ахаю. Здесь заканчивается тайна Джулии — автора любовных записок в книгах философов. Погибшей в бессмысленном насилии, как и все остальные люди, с которыми Лиам когда-либо был близок.

Неудивительно, что он не хотел подпускать меня к себе.

— Именно тогда я решил, что Киллиан был прав, когда сказал, что убийство нашей семьи не должно быть напрасным. Я решил, что смерть Джулии тоже не должна быть напрасной. Люди, совершившие это, должны понести расплату, и я стану палачом. Именно тогда я присоединился к ДВР.

— Что это значит?

— Департамент военной разведки. Ирландская версия ЦРУ.

Я резко сажусь и смотрю на него широко раскрытыми глазами, чувствуя биение своего сердца. В ушах слышу повторение разговора, который подслушала в ту ночь.

«Восемнадцати лет достаточно. Чудо, что я продержался так долго!»

Мое сердце застревает в горле.

— Ты работаешь под прикрытием?

Его глаза сияют от волнения, когда он протягивает руки и берет мое лицо в ладони.

— Не удивляйся. Затеяно все было не из благородных побуждений. Я сделал все, что сделал, ради мести, а не из чувства долга перед своей страной. Я жаждал крови. Хотел, чтобы мафия заплатила за все, что они у меня отняли. Хотел уничтожить их изнутри.

Я настолько поражена, что едва могу составить связное предложение.

— Но как... все это время... как никто ничего не узнал?

Он на мгновение закрывает глаза.

— С волками жить — по-волчьи выть.

— Что ты имеешь в виду?

Он тяжело выдыхает.

— Я хочу сказать, что в плане отмщения мне нет равных. У меня репутация безжалостного человека…

Он открывает глаза и смотрит на меня бесконечно темными зрачками.

— И она заслужена. Я не просто передаю информацию куратору в надежде, что правительство соберет достаточно доказательств, чтобы завести уголовное дело. Я судья и присяжные. Я сам выношу вердикт. Милосердие — не мой конек.

Дрожа, я думаю о своем брате и задаюсь вопросом, чья служба справедливости вернее: Лиама или моя.

Оправдывают ли цели средства?

Имеет ли это, в конечном счете, значение? Или важно то, что плохие парни, так или иначе, получают то, что им причитается?

Лиам внимательно наблюдает за выражением моего лица. Он оставляет меня наедине с моими мыслями еще на мгновение, а затем продолжает.

— Сначала я хотел убить только Макграта с его командой и выяснить, кто был ответственен за взрыв в книжном магазине. Но быстро понял, что в преступном мире гораздо больше злодеев, и их деятельность не ограничивалась Ирландией. Чем выше я поднимался по служебной лестнице мафии, чем больше информации я получал, тем яснее становилась картина. Я стал одержим идеей выяснить, кто был наверху. Кто дергал за все ниточки? Я хотел отрубить голову этой змее.

Я ложусь на спину и, уставившись в потолок, изо всех сил пытаюсь все осознать.

— Деклан, — с придыханием спрашиваю я. — Он знает, верно?

— Он завербовал меня в ДВР. И все эти годы прикрывал мою спину.

Вот ведь паршивец. Кое-что из того, что он сказал и сделал, встало на свои места, и я съеживаюсь. Полагаю, я обязана перед ним извиниться за ту пощечину.

Хотя, он вел себя как придурок и все время пускал мне в лицо сигаретный дым, так что, может быть, и не обязана.

— Что делает Киллиан?

— В армии он продемонстрировал определенные способности, которые заинтересовали правительство. Он пошел работать в МИ-6, чтобы заниматься борьбой с терроризмом и контрразведкой. Это продолжалось недолго. Слишком там все по-корпоративному, а он ненавидит получать указания от кого бы то ни было. Поэтому Киллиан начал фрилансить. Не могу тебе сказать, каким именно образом строилась его карьера, потому что просто не знаю. Но его навыки безумны и у него есть связи в любом иностранном правительстве, какое бы ты ни назвала. Мы договорились работать вместе для достижения общей цели.

— Отрубить голову змее.

— Именно. Изнутри и снаружи.

— И как это происходит?

Его ответ звучит тихо.

— Проблема с этой змеей заключается в том, что каждый раз, стоит ей отрубить голову, на ее месте вырастает другая.

Мы замолкаем, прислушиваясь к шуму дождя.

Петух снова кукарекает, но вскоре и он замолкает.

— Ты как-то сказал мне, что служишь правосудию. Тогда это показалось мне очень странным, а узнав, что ты связан с мафией, еще более странным, но теперь... теперь у всего появился смысл.

Лиам перекатывается на бок, приподнимается на локте и смотрит на меня сверху вниз.

Пытаясь все осмыслить, я поворачиваю голову и смотрю на него. Мне нужно о многом еще его спросить.

— Значит, твой арест ФБР... это фикция? Ты с ними сотрудничаешь?

Он кивает.

— Взамен я предоставил им несколько ценных сведений. Они были весьма благодарны.

Мои брови сходятся на переносице.

— Но зачем вообще было инсценировать арест?

Он нежно разглаживает пальцем морщины на моем лбу.