Три билета в кино

Я видела, что ей не очень хочется меня пугать, но от ее слов внутри все похолодело. Я об этом даже не думала. Теперь мне полтора месяца жить в страхе, опасаясь долгосрочных последствий того ужасного вечера? Он мог чем-то заразить меня или… или во мне уже ребенок? Сейчас же захотелось в душ, тереться и тереться мочалкой, чтобы смыть с себя мерзость и грязь. Ребенок. Его ребенок!!! Наступят ли когда-нибудь забвение и покой? Прекратится ли этот ужас?

Я настолько долго молчала, что Тамара Александровна забеспокоилась, нет ли у меня шока. Заверив ее, что все в порядке, я поднялась на ватных ногах и попыталась сделать несколько шагов к ширме. Но пошатнувшись, чуть не повалила всю конструкцию, и женщина подхватила меня своими сильными руками.

– Так, милая, – пробормотала она, почти донеся меня до другой кушетки, застеленной белоснежной простыней. – Давай ты пока посидишь, и мы поговорим.

Она проворно сунула мне под нос ватку с дурно пахнущей жидкостью, это было до того отвратительно, что я отшатнулась, ударившись затылком об стену. После чего она растирала мои заледеневшие ладони и причитала, что своими руками убивала бы таких мерзавцев, которые… Она уверяла меня, что шанс на то, чтобы заболеть или забеременеть очень-очень маленький, но звенящая пустота внутри меня отражала эти слова, и они будто бусины бились о стенки моей полой сущности, позвякивая и падая на дно. Эта добрая женщина говорила много ободряющих и утешительных слов, но я была просто не в состоянии ответить. Мной овладело какое-то грубое отупение, я чувствовала себя куклой, которую дергают за ниточки. Пожалуйста, не плачь. Не плачу. Все пройдет. Да, конечно, все пройдет. Обращайся ко мне, если будет что-то нужно или беспокоить. Да, обязательно. Увидимся через месяц, милая. Да, спасибо. До свидания.

Очнулась я только на кресле в коридоре. На мне была куртка и ботинки, я даже не помнила, как надела их. Марины рядом не было, и я вздрогнула, будто очнувшись от сна, огляделась с беспокойством и тревогой. В коридоре было пусто и тихо, так тихо, что я без труда услышала разговор, который велся в кабинете, хотя говорить старались негромко.

– Что значит мы не должны вмешиваться, мам? – В голосе Марины сквозило возмущение. Я поняла, что пропустила начало разговора и не совсем поняла, что именно имеется в виду.

– Мариша, это вообще не твое дело, – мягко ответила ей Тамара Александровна. – Если девочка захочет и когда захочет, она расскажет все, что будет нужно.

– Но что-то же делать надо! – воскликнула девушка.

– Да, быть рядом и оказывать помощь и поддержку, в которой она нуждается, – подчеркнула женщина. – Я так понимаю, что она будет жить у мальчика?

– Да, Олег очень беспокоится по этому поводу. – Голос Марины тоже выражал беспокойство, и я вздрогнула. Я знала, что это плохая идея возвращаться к этим ребятам.

– Ох уж этот твой Олег, – в голосе Тамары Александровны послышалось неодобрение.

– Мама, не начинай… – предостерегла ее дочь.

– Оставьте этих детей в покое, – устало вздохнула мать. – Раз это лучшее, что у вас с Олегом получается делать.

Я чувствовала, что здесь есть какой-то давний спор и, несомненно, разгадка тайны Саши, но они больше не сказали ни слова. Через несколько минут Марина выскочила из кабинета, несколько впопыхах и даже не попрощавшись. Она наткнулась на меня взглядом и, скинув хмурое выражение лица, улыбнулась. Я поспешно встала, готовая идти, но вдруг дверь открылась, и вновь появилась Тамара Александровна.

– Милая, – она обращалась ко мне, не глядя на дочь, и протягивая небольшой прямоугольник бумаги. – Вот мой номер телефона, рабочий и домашний, еще написала мобильный. Позвони мне через недельку… или если будет что-то беспокоить, хорошо? – Она хотела погладить меня по плечу, но замерла в нерешительности.

– Да, большое спасибо. – Я постаралась вложить в короткие слова всю благодарность, которую ощущала к этой милой и такой уютной женщине.

Не сказав больше ни слова, Тамара Александровна скрылась в своем кабинете. Марина поджала губы и не окликнула мать, чтобы попрощаться. Мне хотелось сказать ей, что ни один конфликт не стоит того, чтобы не прощаться с мамой и расставаться недовольными друг другом, потому что жизнь коротка и шанса примириться может больше никогда не представиться. Но я держала свое мнение при себе, молча следуя за каблуками Марины к машине, ожидавшей нас у ступеней женской консультации. Сердитое цок-цок ее каблуков сказало мне, что Марина никого никогда не теряла. Ей будет сложно поверить мне на слово.

ЖЕНЯ

Дни плавно перетекали один в другой, привычная нам рутина вернулась. Синяки и ушибы Василисы постепенно исчезли, волосы немного отросли. Но ее внутреннее состояние вызывало тревогу. Она стала более открытой с нами, не вздрагивала при случайных касаниях и, казалось, что в нашей компании ей комфортно, но… Все было бы слишком просто без этого «но». Ее настроение, бывало, резко менялось, она то замолкала, уставившись в одну точку посреди разговора, то воодушевление внезапно сменялось апатией и безучастностью. Сашка слишком беспокоился по этому поводу, мне же казалось, что ей просто нужно время.

Конечно, они постоянно были вместе, а я не слышал еженощных криков во время ее кошмаров, возможно, поэтому проявлял некоторую беспечность. Но мне казалось, что ее внутренние травмы, которые никак не связаны с телесными, нуждаются в гораздо большем времени.

Комната Сашки преобразилась. Заваленная кровать была расчищена и придвинута к Сашкиной, теперь их разделяла лишь тумбочка. Думаю, так было проще, чем сидеть у кровати Василисы каждую ночь. Благодаря перестановке Сашка мог в любую минуту среди ночи прикоснуться к ней, лишь протянув руку.

Первое время я беспокоился, что между ними завяжутся более доверительные отношения из-за близкого соседства и его неоценимой поддержки. Но, казалось, что все с точностью до наоборот. Между ними установилась странная форма вежливости, будто при виде Сашки Василиса собиралась и держала лицо. Все это было похоже на неуклюжий танец, в котором каждый пытался подстроиться под партнера.

Мои отношения с Лисой, как стал я звать девушку про себя, текли просто и непринужденно. В моем присутствии, которое было довольно частым в этом доме, она была расслаблена и открыта. Нет, разговора по душам у нас так и не состоялось, но молчать вдвоем было на удивление комфортно, до этого я чувствовал такую степень родства и понимания только лишь с Сашкой.

Чем больше проходило времени, тем чаще произнося «мы» я имел в виду уже не нас с Сашкой, а всех троих.

Еще одно новшество состояло в том, что Мария перестала приходить. Ее услуги просто были больше не нужны, потому что Лиса была одержима уборкой. Сашка много раз начинал осторожные споры, настаивая на том, что Василиса не должна постоянно намывать квартиру. Но это было бесполезно. Лису было не остановить, и Сашка просто оставил ее в покое. Иногда у них случались недопонимания из-за денег. Василиса настаивала на том, чтобы присоединить свои накопления к Сашкиным, но второй был категорически против. До открытой конфронтации не дошло, потому что в кои то веки вспыльчивый Саня взял себя в руки и четко объяснил Лисе, откуда у него появляются деньги и почему. После этого она немного успокоилась. Сашка в свою очередь переживал, что Василиса постоянными уборками пытается отблагодарить его за кров над головой, а еще его беспокоило то, что она мало ест и стремительно теряет в весе. Она стала болезненно худой. Сашка тихо психовал и словно наседка бесконечно пытался накормить Василису, но мне казалось, что тут дело не в финансовой стороне вопроса.

В это время у Василисы было два состояния: деятельная Лиса, которая намывала и начищала трехкомнатную квартиру до блеска, и вялая тень, которая по неделе не вставала с кровати, не ела и почти не разговаривала. Казалось, Сашку угнетала первая и пугала вторая. Когда она днями напролет лежала в кровати, то Сашка, придя из школы, кидал встревоженные взгляды на фигуру под одеялом, после чего удалялся на кухню делать уроки, возмущенно пыхтя. Постороннему человеку могло бы показаться, что он крайне зол и раздражен. Но я-то знал, что он напуган и не понимает, что делать. В такие дни я брал книгу и садился на пол рядом с кроватью Василисы, читая до тех пор, пока не пора было идти домой.