Страница 28 из 86
Он посмотрел на откосы гривки, выбранной им для ночлега, и понуро направился к ней, обдумывая своё положение и дальнейшие трудноты пути.
Вскарабкавшись по сыпучему склону, он очутился на довольно ровной, покрытой травой, площадке; прореженные ели несколько умеряли разгульный ветер; полянка гляделась светлой, радостной. Ну что ж, надо ставить кувас, да разводить огонь, подумал Вёёниемин, шаря глазами по земле в поисках годных для постройки хижины жердей и палок. Взгляд его скользнул далее, на гладь бескрайнего болота и неосмысленно задержался на чём-то тёмном, что выбивалось из общей картины: матовые прогалы тяжёлой воды, лохмы неопрятных кочек, плешина крошечного каменистого островка, выбеленная лесина на его серёдке, опять провал, чёрный зрак стоялой воды, снова кочкарник да пожелтелый рогоз. И ещё это – странное, несогласное с окружающим: тёмно-бурая масса, выступающая из топи возле самого островка. Охотник привстал на цыпочки, тщась лучше разглядеть непонятный бугор. Может, камень? Но что-то подсказывало: нет, не то. Каким-то мягким смотрелся этот предмет. Живым, что ли? Да вроде нет: не шевелится вовсе, замер, просто торчит посередь умятого кочкарника, будто провалился в него. Внезапно, несмелая догадка просквозила на напряжённом лице охотника. Он сбросил наземь наспинную кладь, аккуратно сложил в траву оружие, оставив в руках один лишь топор, и мелко шагая, с опаской, начал спускаться с откоса.
Спустившись к болоту, он приостановился и подозрительно поглядел на это таинственное нечто, к которому спешил: не двинется ли? Отсюда уже стали проступать кое-какие детали. Два торчащих отростка, задранных к небу. Рога? Догадка уже созрела, и он пытался найти знакомые приметы в очертаниях этой мокрой, чуть припорошенной снегом массе. Если и рога, то какие-то странные. Хотя, кто знает, какие тут, вдали от родных мест, водятся звери.
Теперь, подойдя к заинтересовавшему его предмету значительно ближе (успевай только прыгать с кочки на кочку, чтобы не провалиться в стылую жижу), он был практически наверняка уверен, что перед ним находится живое существо, ненароком угодившее в коварные воды болота. Ну, или существо, которое ещё недавно было живым. Вон, уже и колышимую ветром шерсть видно.
Дотоле непопадающее сюда солнце, вдруг, прорвавшись сквозь вереницу облаков, озарило всё кругом, высветив и непонятное животное, угодившее в расставленную водяным ловушку. Вёёниемин, вытаращив глаза и приостановившись, ахнул, обманувшись в своих предчувствиях. Теперь в ярком свете вечерних солнечных лучей отчётливо различимы стали длинные, загнутые полукольцом костные отростки, торчащие из вросшей в плечи большой головы, и отброшенный насторону неподвижный и безжизненный нос-рука существа, и длинная и густая его шерсть, бурая, с примесью рыжины. Суури! Никто иной, как суури обманулся кажущейся твёрдой, а на самом деле – податливой и зыбучей, травяной прогалиной.
Да, то действительно был суури, хотя и малый. Сначала Вёёниемин предположил было, что перед ним детёныш большого суури, но подойдя вплотную, убедился, что животное взрослое, даже пожилое, если судить по налёту на бивнях. Малый суури. Но всё ж таки, суури!
Вёёниемин, старательно выбирая место, куда можно было без боязни поставить ногу, приблизился вплотную к туше и приостановился, отведя руку с топором за спину, чтобы иметь возможность для удара: возможно, суури, хоть и выглядел мёртвым, ещё жив. А зная силу этого зверя, Вёёниемин понимал, что даже в последнем предсмертном рывке суури способен нанести охотнику тяжкий вред. Но суури оставался недвижимым. Даже когда Вёёниемин пнул его по передней ноге, выпростанной из грязи, зверь не пошевелился. Не дрогнуло даже полуприкрытое веко. Суури был мёртв. Вёёниемин пронзительно закричал и подпрыгнул от наполнившей его радости, правда, тут же спохватился и вытащил из проступившей воды начавшие увязать ноги. Он обошёл суури, и словно хищник, осматривая добычу, залез на суури, почувствовав, как проминается под его ногами неживая плоть. Затем спустился и решительно зашагал к каменистому мысу, где оставил свою кладь.
Вернулся он с небольшим, но увесистым мешочком. Развязав вязки, он достал остро отёсанный с одной стороны камень, кремнёвый продолговатый резак и, примериваясь к туше, взгромоздился на толстый горб суури. Уверенными движениями вспорол толстую шкуру, резанул по тягучим прозрачным плёнкам и обнажил розовеющее мясо. В нос ударил запах добычи; охотник невольно облизнул губы. Проведя резаком, он сделал надрез на толстых волокнах, взял в руки рубило и стал продольными скользящими движениями разрубать-разрезать уже остывшую плоть. Вырезанные куски откладывал в сторону и вновь погружал перепачканный кровью инструмент в ширящуюся дыру в теле суури. Пока руки его слаженно работали, орудуя резаком и рубилом, в голове его роились змеиным клубком разные мысли, теперь уже совсем иного характера.