Хождение в Похъёлу

            Пару дней он проведёт здесь, готовя себе припас на будущее. Жаль, много не унесёшь. За два дня он успеет провялить над огнём столько мяса, сколько сможет нести на плечах. Остальное достанется хищникам. Вообще, надо всё сделать как можно быстрее: туша недавно погибшего суури вот-вот начнёт разлагаться и тогда на её запах притянется большое и малое зверьё. Надо сделать так, чтобы когда хищники явятся за своей долей, его, Вёёниемина, здесь уже не было. С мясом он справится, но как быть с отходом? Идти ли ему напрямик через болото, выискивая безопасный путь, рискуя вообще забрести в непроходимые топи, или лучше вернуться по следу, чтобы попытаться пройти стороной губительные топи. Вид погибшего в борьбе с трясиной суури красноречивее всяких слов говорил в пользу второго решения. Но там, где не прошёл суури, вполне безопасно может пройти человек.

            Было, над чем, задуматься.

            За этими мыслями, он быстро справился с нарезкой нужного ему количества мяса, откромсал небольшой кусок шкуры суури, пригодный для переноски добытого и, взвалив тяжкую ношу на спину, побрёл на место стоянки. Пора было позаботиться о ночлеге.

            Быстро соорудил кувас, на этот раз, попышнее настлав на пол лапника, проход сделал низким – чтоб хватило места ползком протиснуться в хижину, занавесив его всё тем же куском шкуры, в котором принёс мясо. Вырезал личину на ближайшей ёлке, насобирал дров. До темна успел нажарить крупноволокнистого мяса суури и вдоволь набить живот. Затем, разоставил вокруг костра рожни с мясными ломтиками, подложил в огонь толстых брёвен и, наколов остатки добычи на острые древесные сучки, что повыше, дабы не добрались песцы и лисы, присел на корточки над крутояром берега, и погрузился в задумчивость.

            Далёкая линия гор навевала мысли о доме. С каждым днём река всё больше отклонялась к западу, и вскоре, наверное, Срединный хребет совсем сокроется от глаз, и узы, связывающие его с такой далёкой (даже помыслить и то страшно!) теперь Вёёни, исчезнут, оборвутся.

            Ветер стих. Небо разъяснило, на землю опустился мороз, превращая в лёд то, что оттаяло и намокло за день. В западной части небосвода начали зажигаться звёзды.

            Вёёниемин почувствовал лёгкий озноб, и пошёл к кувасу, где и скрылся.

            Устроившись на мягком, пахнущем свежей хвоей ложе, он улыбнулся, перебирая в памяти события сегодняшнего дня. Какая всё-таки удача, что он наткнулся на мёртвого суури! Видать, приглянулся он здешнему хозяину, раз тот послал ему столь ценный дар, не дав водяному утащить её целиком в мутную пучину!

            ...Уже в потемнях со стороны болота донеслись рычание и тявканье. Кабы то происходило днём, Вёёниемин не усомнился бы, что грызётся голодное зверьё. Но теперь была ночь. Ноии, однако, сказывают, что звери могут ходить и когда солнце уходит за край земли, но разобраться кто перед тобой – зверь, или принявший его обличие юхти, простому человеку не по силам. Потому лучше не высовываться из жилища, положившись на силу охранительной магии хёнки и предков. Вёёниемин перевернулся на другой бок. Пусть себе дерутся, пускай рвут друг друга в клочья – ему всё равно.

            Но поспать ему не пришлось.

            За стеной куваса раздалось шуршание, а когда встревоженный Вёёниемин привстал, занавешивающая вход шкура дрогнула, и в приоткрывшуюся щель заглянула пара больших светящихся зеленью глаз. Вёёниемин вскрикнул от неожиданности и испуга, нащупал в темноте лежащий рядом топор и метнул его, целя прямиком в морду незваного гостя. Раздался глухой звук удара, влажный всхлип, зелёные огоньки скрылись, кто-то тяжёлый рванулся прочь, взрывая каменистую землю, а потом чуть в отдалении, должно быть на краю обрывистого берега, прозвучал леденящий душу безумный смех. Юхти! Вёёниемин вскочил, ударившись головой о сходящиеся шесты куваса, снова сел, ощупью ища тяжёлое копьё. Не сразу – с перепугу вообще позабыл, куда его подевал – но нашёл увесистое древко. Выставив его впереди себя, начал выбираться из хижины. Кувас не убережёт, понял он, раз юхти в открытую бродят по стоянке. Лучше встретить их лицом к лицу.

            Костёр забрался под самые брёвна и света от него почти не было. Напротив проступал лик хёнки, отчего-то безсильного нынешней ночью. От невидимого в темноте откоса вновь раздался леденящий смех, а потом кто-то скатился вниз и, хлюпая по воде, помчался в сторону туши суури. Вскоре оттуда долетели звуки отчаянной борьбы, вой боли, рычание всех мастей и вновь режущий слух смех, от которого стыла кровь в жилах. Охотник торопливо подкинул в огонь взятых из кучи дров и пламя взметнулось ввысь. Но туша суури, за которую сейчас шла борьба, находилась слишком далеко, чтобы свет костра мог достигнуть её. Грызня, скулёжь, лай и урчание, нарушившие ночной покой, сливались в невероятный шум и длилось это достаточно долго. Потом, как-то разом, всё стихло и над болотом установилась тишина.