Страница 18 из 86
- Да, может, уже завтра отправимся. Вот если б не это... – он горестно махнул на свою поколеченную ногу. – Мы бы не завернули на чужое тайко-сья. Да идти уж совсем невмоготу стало. Поначалу и подумать не мог, что так-то выйдет. – В голосе исавори звучали нотки смущения, и Пойкко стало жалко деда, вынужденного стыдиться своей немощи.
Горбатый Тыйхи сочувственно прицокнул языком.
- Да куда ж ты завтра пойдёшь? Рана-то не пустяшная. Отлежись. Полегчает - пойдёте. Тут и недалеко совсем: потихоньку до вечера добредёте. А я только рад буду. – Тыйхи хитро прищурился и добавил: – Я уж на протяжении целой луны с людьми-то только мельком вижусь. Так что, мне только в радость.
Каукиварри с благодарностью кивнул.
- Меня в наказание сюда отправили. Две луны велено кормить предков, молиться и следить за святилищем. Таково моё наказание. Идти мне некуда: в стойбище не пускают. Иногда ноий придёт, иногда охотник, какой заглянет, чтобы предков умилостивить. А так, всё больше один. – Горбун смахнул капельку пота, струящуюся по переносице, и усмехнулся каким-то своим мыслям. – Одно и спасение от одиночества, что пропитание себе ищу, едва ли не каждый день. – Он указал на жареных окуней. – Будьте моими гостями. Голодом морить не буду: сетей-то у меня не одна – всегда с лихвой добывал.
Исавори часто кивал, слушая излияния Тыйхи. Когда тот замолк, Каукиварри вдруг спросил:
- Кто нынче ноий у вас?
- Да Харакко, – лёгкая тень набежала на добродушное лицо маленького старичка. – Молодой совсем. Это он меня и... отправил сюда.
- Прежнего-то ноия вашего я знавал, – сказал исавори. – Он сильный был, многое умел.
- О-о, – протянул Тыйхи, – прежний не чета теперешнему: этот пока птенец. Старый ноий ему всего-то не успел передать, помер. Вот и приходится Харакко частью у других учиться, частью самому до всего доходить.
- А не знаешь ли кого, кто б мог рассудить одно хитрое дело... – Каукиварри несмело взглянул горбуну в лицо, но тут же отвёл взгляд. – Кого-нибудь знающего... Ну, не ноия, но кого-нибудь... – Напряжённое лицо исавори приняло растерянный вид и он умолк, прикусив нижнюю губу.
Тыйхи сузил глаза, склонил голову набок.
- Кого-то вроде ноия, – подсказал он.
Каукиварри ответил торопливым кивком.
- Старики наши уж вымерли, – задумчиво начал горбун, закатывая глаза к небу. - Харакко вам не поиощник: сам мало что знает. – Крохотные глазки Тыйхи вновь опустились к собеседнику и заблестели. – Остался я почти, что один из старших; Куйся уж не жилец: лежит в доме и не говорит вовсе, как по весне с ним худо сотворилось. Духи похитили его язык и лишили тело остатков силы. Он тоже знатец отменный был... Да! Теперь один я. Что-то знаю. Пригожусь ли? – Заметив недоверие в глазах Каукиварри, старичок прибавил: - Я старому ноию помогал часто. Я ведь лишь половина человека, - он забулькал и с трудом дотянувшись до своего горба, звонко похлопал по нему. – Меня только ноий и уважал. Охотник из меня никудышный – я и бегать не в силах, разве что рыбу сетями да ловушками черпать.
Каукиварри огладил бороду, задумчиво почесал нос, склонил голову на левое плечо, потом на правое. Пойкко наблюдал за ним, догадываясь, зачем собирался исавори искать знающего человека.
- Я и не знал, что ты был помощником ноия, – наконец заговорил он, выдержав долгую паузу. – Про тебя всё больше смешного рассказывали.
Тыйхи вновь забулькал.
- Смешное – не худое! – проговорил он, ухмыляясь в бороду. – А то, что помогал ноию – правда. И учился у него. Только вот люди не замечали. Ты не страшись. Помогу ли – не ведаю. Но точно – не наврежу. Расскажи, может, сгожусь на что.
Над костром повисла неловкая тишина. Пойкко, боясь пошевелиться, чтобы ненароком не нарушить её, напряжённо ждал решения исавори, переживая внутри и боясь показаться их новому знакомцу недотёпой, который, по собственному недомыслию, чуть не угодил в лапы к медведю.