Страница 17 из 86
Но когда он оказался прямо напротив входа в тайко-сья, заслонка, загораживающая проход между столбами вдруг зашевелилась и отвалилась вбок. Пойкко от неожиданности отпрянул назад; слова песни застряли где-то в глубине горла, он поперхнулся и закашлялся. А в тесном проходе возникла маленькая согбенная фигурка с ершашейся вязанкой хвороста на спине. Что сразу бросилось в глаза Пойкко, так это белая как снег копна волос на голове пришельца и смуглая, землистая кожа его сморщенного лица. Мальчик почувствовал дрожь под коленками и объявшую тело слабость: именно так рисовало его воображение образ коварного лесного старичка, творящего всевозможные козни охотникам, - вездесущего Л'ёкко. Пойкко сложил пальцы в оградительный знак и выставил руки перед собой, заслоняясь от возможной каверзы лесовика.
Меж тем последний, не подымая головы, деловито повернулся к Пойкко спиной и вернул заслонку на место. Затем, всё так же глядя под ноги, засеменил к хижинам. Пойкко медленно распрямился, на всякий случай, продолжая закрываться скрещенными пальцами, и переступил с ноги на ногу, стремясь надёжнее утвердиться на ногах. Крохотный старичок, уловив движение, резко вскинул голову и, заметив только теперь стоящего напротив незнакомца, опешил и остановился на полушаге; челюсть его, прятавшаяся в реденькой лохматой бороде, медленно поползла книзу, а тоненькие щелочки глаз расширились. Он весь подобрался, точно застигнутый врасплох паук, и стал казаться ещё меньше прежнего. И выглядел он напуганным ничуть не менее Пойкко. Лицо его, покрытое мелкой сеточкой морщин, сделалось беззащитным и жалким. Мальчик, уловив исходящий от него испуг, не торопясь опустил руки и расправил плечи, обретая потерянную было уверенность.
Старичок, несколько долгих мгновений вглядывавшийся в Пойкко колючими зрачками, встряхнулся. Лицо его задвигалось, складываясь в гримасу, руки, слепо пройдясь по животу, пошли вверх и остановились у груди. Старичок громко фыркнул, и губы его разошлись, развезши чёрную щель, через которую начало прорываться утробное бульканье.
- Ну и напугал! – протянул он и вновь забулькал. В этих звуках Пойкко с удивлением разгадал смех пришельца. - Ну и ну! Чуть до смерти не довёл. – Старичок приложил ладони к сердцу. – Так и обмер весь. – Затем в глазах его промелькнула вспышкой задоринка. – Ты откуда здесь взялся?
**
В сероватых сумерках, расположившись вокруг весело горевшего небольшого костерка, ощущая внутри приятную тягость сытых желудков, они чинно беседовали, вяло обмахиваясь от наседавшего комарья.
- А ведь ты меня, однако, за Л'ёкко принял! – маленький старичок забулькал, словно кипящий бурдюк, и хитро прищурился.
Лицо Пойкко зарумянилось; он не находился с ответом и смущался всё больше и больше.
- Знаю, знаю! – кивнул, ухмыляясь, старичок, скаля щербытый рот. – Так-то частенько бывает. Люди пугаются. А вообще-то я мирный.
Выручая незнающего, куда себя деть внука, Каукиварри пришёл на помощь:
- Не так-то и похож, надо сказать. По мне, так и вовсе не похож. Я сразу понял кто ты есть, хотя до того не встречал.
- Ладно, – махнул рукою собеседник, – все так говорят. Но я-то наверняка знаю, что обо мне думают. – Он вновь улыбнулся. – Да это и не удивительно.
Пойкко невольно покосился на горбатого чудного старичка: Л'ёкко, да и только!
- Что слышал обо мне, то приятно. – Горбун сменил тон и заговорил серьёзно. – Надеюсь, что ничего плохого. А я тоже знаю, зачем вы здесь.
Каукиварри кивнул.
- Посвящение, – продолжал старичок, бочком, чтобы не поранить огонь острым краем, подкладывая в костёр новую ветку. – Народ уже собирается. Три дня, как: пришли люди от Ноппиляне, Полвиен. Привели мальчишек целую кучу! Наши тоже отправились в ближние и дальние стойбища. Скоро возгорят костры и рассеются дымом богатые воздаяния! Хорошее время! – смачно присовокупил он, замолкая.
Он поднял и покрутил в руке зажаренного окуня, мотнул головой и вернул на место. Лениво осмотрел добрую кучку оставшегося жарева, к которому уже никто не притрагивался, сглотнул слюну, подавив сытую отрыжку.
- Когда в стойбище пойдёте? – спросил он погодя, заметив некоторую сдержанность гостей, до сих пор присутствующую в их отношении к нему – "хозяину" тайко-сья.