Страница 14 из 86
Горловое ворчание хищника смолкло, смрадное дыхание стало ближе. "Ну же, ну! – ожидание становилось невыносимым; если уж суждено погибнуть, так пускай это произойдёт быстрее. – Скорее же!" Потом дыхание зверя отодвинулось, и Пойкко подумал, что медведь готовится к броску. Мальчик зашептал слова заученной молитвы, обращённые к всесильному божеству, дарующему жизнь. Вот и всё...
Мгновения растягивались, превращаясь в вечность. Да что же это?! Он лежал, не шевелясь, уже простившийся со всем, что было дорого. Мать, братья и сестрёнки, исавори. Лица родных промелькнули и ушли.
Он услышал какой-то шорох и стиснул зубы, невольные слёзы покатились по его щекам.
Мгновение, ещё мгновение, ещё и ещё... Чего же он медлит?
Потом уже в отдалении он услышал шорох.
Негромкое рычание тоже показалось далёким.
Он осторожно разомкнул веки и увидел, что медведь находится от него не менее, чем в трёх десятках шагов и продолжает удаляться в сторону покинутого ими с исавори стойбища. Зверь ещё порыкивал, но с каждым разом рык его становился всё глуше. Пойкко дождался, пока хищник не скроется за деревьями, заслоняющими тропу, и сел, подобрав ноги. В руке он почувствовал что-то мокрое. Глянув туда, он обнаружил, что пальцы его сжимают пучок травы суссо, которую он искал, что едва не обернулось для него смертью.
Он ещё долго не мог прийти в себя. Из глаз текли немые слёзы. Спину сотрясала крупная дрожь.
...Исавори поджидал его на тропе. Лицо его было серьёзным и, даже, несколько злым. Но Пойкко не чувствовал страха и даже робости. Он лишь опустил голову и ускорил шаги. Поравнявшись с Каукиварри, мальчик выставил перед собой кулак с зажатой в посиневших пальцах травой суссо.
- Я нашёл, – сказал он, избегая взгляда исавори.
Старик пристально осмотрел его перепачканную грязью одежду, покрасневшие и отёкшие веки и оставил слова негодования и порицания при себе: проживший долгую жизнь Каукиварри догадался, что с его внуком стряслось что-то из ряда вон выходящее. Но, видя, что Пойкко пока не готов открыться, распрашивать его не стал. Сам расскажет, решил он и кивнул на тропу, предлагая продолжить путь. Внук протянул ему траву, подобрал брошенные под елью вещи и вернулся к старику. Тот молча отвернулся и, опираясь о копьё, неспешно зашагал по скользкой тропе, сильно припадая на раненую ногу.
**
До покосившейся жердяной огорожи тайко-сья дотащились лишь к вечеру. Исавори едва переставлял ноги, испытывая сильную боль, которую мужественно переносил, ни разу не пожаловавшись. Время от времени, он, молча, останавливался и опускался на землю. Смазывал кровоточащую рану кашицей из жёваных листьев суссо и некоторое время сидел, дожидаясь, когда поутихнет боль; затем Пойкко помогал деду подняться, и они шли дальше.
Святилище находилось чуть в стороне от основной тропы, на острове, посреди заросшей кочкарником болотинки. Здесь громоздились, вознося ввысь могучие стволы и ветви, старые кедры-великаны. Вся роща была обнесена прозрачной изгородью со светящимися проранами в местах, где жерди подгнили и упали в траву. Вход в священное место ограничивали два перевёрнутых корнями кверху ствола в полтора человеческих роста высотой; проход между ними закрывала заслонка из переплетённых еловых ветвей. На жердях изгороди, тех, что повыше, скалились черепа многочисленных оленей, лошадей, лосей и иной живности, приносимой в качестве даров к тайко-сья просителями. Возле входа виднелось несколько очажных ям, где готовилось жертвенное угощение во время родовых церемоний. Вдоль изгороди, ближе к деревьям, располагалось с десяток корьевых кувасов, в которых останавливаются те, кто приходил к святилищу в поисках утешения или требовать что-нибудь у всесильных обитателей тайко-сья. Сквозь жердник, за городьбой виднелось ещё несколько хижин, в которых обычно, как шопотом объяснил Каукиварри внуку, жили те, кто приходил поститься. На древесных стволах, обступавших святилище были вытесаны лики хёнки и развешаны большие и малые деревянные куклы, обмотанные лоскутками кожи и связками ожерелий.
Исавори велел отодвинуть заслонку от входа. Пойкко легко сдвинул в сторону нетяжёлый плетёный щит и пропустил измученного болью Каукиварри в узкий проход. Сам последовал за ним.