Страница 13 из 86
- Сколько уж обживаем землю - а всё Л'ёкко никак не уймётся, всё чужие мы для него! - ворчал исавори. – Аж до кости... И кровь не останавливается... Ну, Л'ёкко! Нашёл, кого мучить! Знаешь, - обратился он к внуку, - чувствую - не ходок я сегодня. - И, отвечая на вопросительный взгляд Пойкко, добавил: - Нам бы с тобой дотянуть до тайко-сья. Там тоже кувасы стоят, есть, где и от дождя, и от нечисти спрятаться. Придётся денёк отлежаться. - Он натужно вздохнул. - Стар я...
Пойкко стало жаль старика, за то, что ему приходится оправдываться. И так понятно, что надо залечить рану, тут и сильный бы не стерпел, не то, что старик. Иасвори достал берестяную чашку и подставил её под струи дождя. Подождал, покуда она наполнится, плеснул на кровавый пучок травы и начал обмывать глубокую рану. По бледной худой лодыжке потекли кровяные разводы.
- Дождь поутихнет малость – ты сходи, поищи травы суссо: она кровь останавливает, – попросил он. – Нет-нет, пускай поменьше дождь станет – не то вымокнешь, – остановил он рванувшегося Пойкко.
Внук остановился и посмотрел на Каукиварри. Исавори был решителен, смотрел строго. Мальчик плюхнулся на место.
... Пойкко успел даже подремать. Долго сидел, всматриваясь в буйную игру прозрачных струй, бьющих в пузырящиеся лужи, в поблекшую лесную зелень и не ощутил того мгновения, когда сознание его переместилось из Срединного мира в мир грёз, столь неуловима была грань, разделяющая их.
Пробудился он под звуки разливающихся в насыщенной испарениями чаще, пока ещё робких, птичьих трелей. Туман сочился от самой земли, словно дым от костров жителей Подземного мира, подпиравшего всё мироздание. Дрожащими сполохами поднимался он над травой и кустами и, закручиваясь в спирали, медленно уплывал вверх, где смешивался с серостью затянутого неба и исчезал в ней бесследно. Дождь прекратился и только падавшие с ветвей капли барабанили по широким листьям, разросшихся вдоль тропы чемерицы и пучки.
Пойкко проморгался, озябшие плечи тронула мелкая дрожь, возвращая тепло в тело. Волглая одежда своими прикосновениями вызывала жгучее желание скорее освободиться от неё. Мальчик взглянул на старика. Тот тоже спал, неловко запрокинув голову; рот его был приоткрыт, и в уголке губ скапливалась слюна. Кровь на ноге остановилась, окровавленный травяной пучок выпал из расслабленных пальцев исавори и лежал на земле. Пойкко осторожно, чтобы не потревожить деда, встал и вышел на влажную тропинку. Надо было собрать лечебной травы. Он посмотрел в одну, другую сторону, поразмыслил, и свернул вправо, туда, откуда они пришли: смутно припоминалось, что где-то ему попадались листики суссо.
Он миновал пару изгибов тропы и дошёл до места, где споткнулся и упал исавори. Вот и корень, ловчей петлёй выглядывающий из земли. Дед его не приметил и угодил ногой в ловушку плутоватого Л'ёкко. Поросль суссо он видел где-то пораньше. Пойкко помедлил, обдумывая, не лучше ли вернуться: вдруг исавори очнётся прежде, чем он возвратится. Но, решив, что Каукиварри всё и так поймёт, он поспешил дальше.
Поворот за поворотом, Пойкко быстрым шагом продвигался вперёд, внимательно разглядывая землю под ногами. Но чудодейственной травы, способной останавливать кровь и залечивать раны, всё не попадалось. Не обманывает ли его память? Может, он видел траву вообще не сегодня? Вон уже показалось бревно, застрявшее в своём падении меж тесно стоящих ёлок и нависшее над тропой. А отсюда не так далеко до стоянки с древними куванпыл. Не уж-то и впрямь, обманулся? Он ускорил шаги и перешёл на бег.
Мальчик, пригнув голову, едва миновал нависшую лесину, как вдруг, слева, из травяных зарослей, на тропу выкатился огромный мохнатый ком. Пойкко с разлёту, чуть не врезался в него – успел завалиться насторону и, возопив во всё горло, проехался на боку, буравя разлетающуюся вокруг чёрную грязь. Бурый шерстяной ком откачнулся и дико взревел. Пойкко судорожно запустил пальцы в траву, крик замер у него на предательски задрожавших губах. Он понял, что угодил в беду: перед ним, медленно отрывая грузное тело от земли, поднимался на задних лапах огромный медведь.
Пойкко начал отползать, елозя оскользавшимися ногами, спиной ощущая еловые шишки, валявшиеся на тропе. Пальцы его по-прежнему сжимали выдранный с корнем клочок травы. Медведь, всколыхнувшись лоснящимся жирным телом, вытянул шею в его сторону и вновь заревел, обдав лицо Пойкко непереносимой гнилостной вонью. Сердце мальчика, бешено колотившееся в груди, внезапно замерло: он живо понял, что настали его последние мгновения. Такой короткой и бесполезной жизни, как теперь ему виделось; ведь даже посвящение не прошёл! Сейчас всё кончится. Он содрогнулся от осознания того, что прямо сей час огромные медвежьи клыки и когти вопьются в его мягкую плоть и начнут разрывать его, разбрасывая кровавые клочья. А он, ещё живой, будет истошно кричать, звать на помощь, чувствуя, как страшный хищник хрустит костями и чавкает, пожирая его живьём. И самое страшное было то, что через это предстоит пройти. Пройти, прежде, чем он попадёт в Туннело – страну мёртвых.