Страница 8 из 12
– Святого человека? – произнесла Мандаравати с усмешкой. – Оставь в покое моего супруга и подумай лучше о своём отце! Каково будет этому достойному мужу узнать, о твоём скандальном изгнании?
– Он не перенесёт моего позора! – прошептал в искреннем раскаянии Ватсьяяна. – Умоляю вас, госпожа, ради моего отца сохраните эту историю в тайне. А я буду вечно молить богов о вашем драгоценном здоровье.
– Хорошо, – смягчилась Мандаравати. – На этот раз я промолчу. Но знай, что с сегодняшнего дня ты находишься под моим неусыпным надзором.
С этими словами хозяйка удалилась, оставив несчастного ученика в чрезвычайно подавленном состоянии духа.
В последующие дни Ватсьяяне пришлось забыть о ночных похождениях. С Чандрикой он виделся только мельком, о том же, чтобы вновь отправиться к Шриядеви не приходилось даже мечтать. И вот в то время, когда будущее рисовалось Ватсьяяне в весьма мрачных тонах, в его судьбе произошла новая неожиданная перемена. Всё началось с письма, полученного Харидаттой от его старшей дочери. Женщина эта уже давно вышла замуж и проживала в деревне довольно далеко от города. Её младшему сыну должно было вскоре исполниться три года, и она звала отца для совершения над ним обряда гудакармы. Старый брахман засобирался в дорогу. Он должен был отсутствовать не менее трёх дней, так что у Ватсьяяны нежданно-негаданно образовались небольшие каникулы. Возликовав душой, он надеялся использовать ниспосланное судьбой время на возобновление связи с Чандрикой, однако в последний момент старик по просьбе жены решил взять младшую дочь с собой. Вместе с ними отправилось несколько слуг и служанок. Большой дом наполовину опустел. Всё это оказалось весьма удобным для завязывания нового любовного приключения. Утром Мандаравати встретила Ватсьяяну возле ворот и спросила, куда он направляется.
– Разве госпожа не знает? – удивился юноша. – Закон предписывает мне побираться. Если я с утра не обойду с чашей город, то буду иметь на обед одну только колодезную воду.
– Мой муж всегда отличался чрезмерной приверженностью к старинным обычаям, – возразила Мандаравати. – Добро бы мы были нищими, но слава богам, дом наш – полная чаша. Лишняя горсточка риса нас не обременит. К тому же твои занятия на время прекратились, и ты можешь пока забыть об обязанностях ученика.
В результате Ватсьяяна остался дома и не прогадал. Хозяйка не ограничилась горсточкой риса, но в придачу к ней прислала ещё масла и сладких пшеничных лепёшек, замешанных на патоке. Уже давно наш герой не имел такого обильного и изысканного обеда.
Дальше – больше! Ближе к вечеру Мандаравати позвала Ватсьяяну в свою светёлку и попросила помочь ей перемотать шерсть. Интимная обстановка и сам характер их занятия (Ватсьяяна сидел с широко раздвинутыми руками, а Мандаравати сматывала с них нитки в клубки) весьма располагали к непринуждённой беседе.
– Давно хотела узнать у тебя, красавчик, – спросила жена брахмана, – скольким женщинам в нашем городе ты уже успел разбить сердце? Думаю, их было немало.
– Вы шутите, госпожа, – попытался разубедить хозяйку юноша. – Брахмачарину не подобает помышлять о женщинах; к тому же у меня нет необходимого досуга, ведь всё моё время без остатка отдано изучению вед и душеспасительным размышлениям.
– Значит, все твои помыслы обращены к божественным предметам? – спросила Мандаравати, пряча в черных живых глазах улыбку.
– Иначе, зачем бы я приехал в этот город?
– Скажи тогда, дружок, – усмехнулась хозяйка, – какая небесная апсара исцарапала тебе всю спину?
– Откуда вы об этом узнали, госпожа? – изумился Ватсьяяна.
– Всё очень просто, – без тени смущения объяснила Мандаравати, – я подсматривала за тобой, когда ты совершал омовение. Чему ты так удивляешься? Разве тебе самому не приходилось прятаться в прибрежных зарослях, наблюдая за купанием девушек? А ведь женщины слеплены из того же теста, что и мужчины. У них тоже есть любопытство.
– Я вспомнил, – попытался оправдаться Ватсьяяна, – два дня назад собаки загнали меня в колючие заросли. Наверно, тогда и…
Мандаравати встретила его неуклюжую ложь весёлым смехом.
– Милый мальчик, – сказала она, – возможно, я кажусь тебе глупой старухой, но поверь: отличить случайные ссадины от царапин страсти мне пока по силам.
– Ваша проницательность, госпожа, – пробормотал юноша, – поистине безгранична и может сравниться только с вашей добротой.
Жена Харидатты отложила клубок, села на софу рядом с Ватсьяяной и погладила его по щеке.
– Не бойся, – вкрадчиво произнесла она, – я не собираюсь никому доносить. Просто жаль отдавать тебя в руки уличных женщин. Они научат тебя царапаться и кусаться, откроют глаза на сотни других никчемных вещей, предадутся с тобой изощрённому сладострастию, но позабудут рассказать о самом важном – о нежности и теплоте.
– Чего вы хотите от меня, госпожа? – спросил окончательно сбитый с толку Ватсьяяна.
– Хочу обучить тебя искусству поцелуев, – отвечала Мандаравати. – Пылкие сластолюбцы, не придают им значения, но для тех, кто привык пить напиток любви маленькими глоточками, поцелуй был и остаётся источником неиссякаемого очарования.
Жена Харидатты сняла с пальцев юноши витки шерсти и приблизила своё лицо вплотную к его лицу. Взволнованный Ватсьяяна ощутил лёгкое, как дыхание, прикосновение её уст.
– Знай, – сказала Мандаравати, – если девушка своими губами мельком дотронется до твоих – это поцелуй воздушный. Целовать долго и страстно ей мешает стыдливость. Но если девушка на мгновение забудет о своей стеснительности, закроет глаза, возьмёт твои руки и позволит лёгким укусом схватить её нижнюю губу – это называется поцелуй трепетный.
Уста их вновь слились, однако новый поцелуй уже не походил на прежний – в нём было больше смелости, и уже ощущался привкус страсти.
– После долгих уговоров, – продолжала Мандаравати, – девушка сама желает поцеловать любимого. Если язык её через короткие интервалы проникает в твой жаждущий рот – это называется поцелуй касательный. Он означает, что девушка готова дальше шагать с тобой по пути Камы. Тут открывается простор для множества увлекательных игр, каждая из которых волнует кровь и разжигает желание. Например, целуя верхнюю губу своей любимой, ты отдаешь ей свою нижнюю, тогда вы играете в поцелуй верхней губы. Если же ты втягиваешь своим ртом обе её губы – это поцелуй охватный. Можно устроить даже своеобразное состязание на предмет того, кто первый овладеет губами другого.
– Всё это звучит очень волнующе, – признался Ватсьяяна. От новых, неведомых прежде ласк у него чуть-чуть закружилась голова. Голос наставницы сделался глуше и тише, словно долетал к нему издалека.
– Для женщины, опытной в искусстве любви, – говорила она, – поцелуи несут не меньшее наслаждение. Но если девушка открывает им только лицо, женщина отдаёт поцелуям всё своё тело. Мой урок не утомил тебя, Ватсьяяна?
– Нет, госпожа, – отвечал он. – Воистину, ты вещаешь о предметах возвышенных и бесконечно прекрасных.
– Тогда гляди на меня и запоминай, – велела она. – Все женщины разняться между собой, и каждая требует к себе особенного подхода. Женщин, подобных мне, именуют «газелями». Отличить нас от других нетрудно.
С этими словами Мандаравати развязала шнурки на уттарии и приспустила ткань.
– Как видишь, голова у меня маленькая, грудь высокая, – заметила она, – в то время как руки и плечи округлые и длинные; живот втянутый, а тело – нежное и мягкое.
– Ты говоришь совершенную правду, – подтвердил Ватсьяяна.
– Однако, главное всё-таки не в них, – продолжала Мандаравати. – Прежде всего остального обращай внимание на бёдра и лобок. У меня они – полные, а ноги ниже бёдер – плотные Моя йони глубиною в шесть пальцев. Всё это говорит о натуре влюбчивой и ревнивой, чрезвычайно склонной к любовным наслаждениям. Таковы все женщины-газели.
– Твои речи, госпожа, омыли мой разум подобно потокам амриты, – признался Ватсьяяна. – Теперь ясно, отчего ты неравнодушна к поцелуям.