Страница 84 из 86
— Dura, — прорычал Шон мне в ухо, и я подскочила, не поняв, что к чему.
Оказалось, дурой он назвал совсем не меня. Он говорил по телефону. Вернее, орал. На разговор это походило меньше всего.
— Что там написано в книге творения, помните? И в день пятый Господь создал гадов ползучих. Явно ваших родственников, О’Диа! А что делал Господь в седьмой день? Отдыхал. Так, ради всего святого, позвольте мне сделать то же самое!
Я замахала Шону рукой, чтобы успокоился, но он не обратил на меня никакого внимания. Одеяло свалилось, и я видела, как ходит ходуном его грудь. Он грозил виртуальному Бреннону О’Диа настоящим кулаком.
— Я знаю, что сегодня не воскресенье, я не… — и он вновь произнёс то странное слово «дура». — Я сказал «день седьмой», О’Диа! Я был у вас семь дней назад. Оставьте уже меня в покое… Да плевать я хотел, что там течёт! Я не единственный в округе, кто разбирается в трубах. О’Диа, последний раз повторяю, ноги моей в вашем доме не будет. И если позвоните ещё раз, то я не буду так вежлив. И вам доброго дня!
И вежливый Шон рухнул на подушку, откинул руку, бросил телефон на прикроватный коврик и повторил то самое магическое слово.
— Что значит «дура»? — спросила я.
Шон повернул ко мне голову и чётко произнёс:
— Dúr, без «а». Синоним к О’Диа. Глупый.
Я усмехнулась — родственность языков на лицо. К счастью, души у нас с ним разные.
— Так не разговаривают с клиентами. Это чревато…
Шон прикрыл лицо ладонями и выругался, чтобы спустить пар, и у него почти получилось ответить мне спокойно.
— Он не клиент и никогда им не был. О’Диа решил заделаться ко мне в ангелы-хранители. Этот идиот каждую неделю что-то ломает в доме, чтобы пригласить меня и всучить ещё немного денег. Понимаешь?
Я не стала улыбаться. Слишком скользкой темы мы коснулись — его доходов.
— Но ведь людям нужны деньги, — попыталась я ответить как можно нейтральнее, поняв, что сам Шон высказался и теперь будет молчать.
— Людям нужна еда, сон и секс. И больше им ничего не нужно.
— Вот как раз на еду и нужны деньги, — попыталась я проигнорировать третий пункт.
— На еду мне хватает без О’Диа. Поверь, мне совсем немного нужно.
Охотно верю, на выпивку идёт куда больше! И если бы ты бросил пить, уже давно разбогател! Руки-то у тебя из того места растут, из какого надо. Только с мозгами проблема.
— И пока мне хватает на еду, — продолжал Шон, разглядывая мою грудь, которую я забыла прикрыть одеялом, — я не трачу время на дурацкую работу.
— А на что ты тратишь своё время? — сделала я свой выпад, и он отбил его с лёгкостью, как я и предполагала:
— Сейчас я его трачу на тебя.
А другого ответа от него не добьёшься. Другой ответ и так ясен: на пьянки с Падди и просмотр хёрлинга по телевизору. Как хорошо, что мой мозг ещё не утратил способность отключаться от чужеродной речи, а то бы я стала спецом в хёрлинге после его разъяснений. Был бы умнее, понял бы, что мне куда приятней гладить собаку, которая улеглась подле дивана мне на ноги, а не вникать в этот доисторический хоккей на траве!
— Женская грудь похожа на яблоко, почему ты отрицаешь очевидное?
Я наконец залезла обратно под спасительное одеяло. Хотя какое там спасительное — Шон же был под ним и тоже голый.
— Грудь похожа на шар, яблоко похоже на шар, лицо похоже на шар. Шар — основа рисунка. Я просто подумала, что рисовать шар тебе будет скучно, и потому предложила нарисовать яблоко, как ребёнку.
Шон съел мой ответ. Теперь пришёл мой черёд давиться.
— Что я могу предложить тебе на завтрак?
Боже мой, только не секс! О’Диа позвонил в недоброе утро. После хёрлинга и пива у нас вообще ничего не получилось — моё тело напрочь отказалось принимать в себя резинку. Кажется, на нашем тренинге поставлен жирный крест. Только бы Шон не предпринял новой попытки — мне будет от него не отбиться. Единожды сказанное «да» в сознании ирландских мужчин в «нет» уже не превращается.
— А что ты обычно ешь на завтрак? — спросила я осторожно, надеясь не напроситься ни на яичницу, ни на бутерброд, ни на очередной поцелуй под простынёй.
— Овсянку, — получила я ответ, который никак не ожидала. Для меня она хуже манной каши, но критиковать чужие вкусы, лёжа в чужой постели, не стоит.
— Хорошо, я тоже буду овсянку.
Только бы Шон не предложил мне сварить её самой. Даже собака от моей каши откажется!
— Вот и хорошо. Я включу водогрей. Иди в душ, а я на кухню. Потом поменяемся. Я горячей овсянку всё равно не ем.
Отлично! Минут пять я могу спокойно поваляться. Ага, не успела я обнять подушку, как меня жадно облизали.
— Доброе утро, — сказала я по-русски и потрепала собаку за ухом. — Гулять хочешь? Подожди…
Я вылезла из-под одеяла и, захватив со стула одежду, прошла в ванную. Из-за вчерашних многочисленных переодеваний вещи были свежими, а вот я выглядела печеным яблоком. Умыться и почистить зубы хоть даже пальцем — абсолютный «must» для моей реанимации. И душ, и мужской дезодорант. Да и чёрт с ним. Я уже до кончиков волос пахну мистером Муром. Я даже расчёску взяла — когда по голове ёжик с утра покатался, не до брезгливости. Ну что, любо-дорого смотреть, блин…
— Хм…
При виде меня Шон дар речи потерял или просто передумал говорить нечто нелицеприятное. Во всяком случае, не мешало бы закрыть дверцу холодильника или взять наконец из него то, зачем полез до моего появления.