Двойной без сахара

— А теперь твой черёд?

— Чего? — не поняла я.

— Ты обещала научить меня рисовать.

Отлично! Вот именно этим и должны заниматься те, кто не знают чем друг с другом заняться, кроме… И я разложила на столешнице листы с карандашами.

— Что ты хочешь научиться рисовать? — спросила я как можно нейтральнее.

— Твою грудь, — без минутной запинки ответил Шон.

И я чуть не швырнула в него карандашом. Вернее, швырнула, но это выглядело так, будто карандаш сам упал. Я подняла его с пола и захватила от раковины блюдце.

— Начинают обычно с яблока. Обведи круг, — я прижала блюдце к листу и надавила на руку Шона. — Осторожно. Не сломай грифель.

— Яблоко похоже на грудь. Давай всё же начнём с груди, — не унимался Шон, и мне захотелось надеть ему блюдце на голову. — Ну, это правда, — улыбнулся он, глядя в мои злые глаза.

— Яблоко похоже на яблоко, — отрезала я, схватила новый лист и принялась чертить схемы светотени.

Шон делал вид, что слушает, но явно мечтал сжать, вместо карандаша, мою грудь. Яблоко в его исполнении меньше всего походило на фрукт, но и сосок он, слава богу, к нему не пририсовал. Даже первоклассник и тот рисует лучше. Шон Мур надо мной этот час хорошо поиздевался.

— Довольно! — заорала я и отобрала карандаш.

Шон, будто и вправду обидевшись, подпёр подбородок кулаками.

— Не понимаю, почему ученики признаются тебе в любви. Ты злыдня. Тебя к детям вообще подпускать нельзя.

Хорошо, что я уже спрятала карандаши в пенал, а то бы точно ткнула ими его куда-нибудь побольнее.

— Ты не ребёнок. С детьми я другая.

— Надо со всеми быть одинаковой. У меня сразу ничего не получается. Я же сказал, что учёба даётся мне с трудом. Нет бы подбодрить, а ты…

Я прикрыла глаза, чтобы досчитать до десяти.

— Шон, я очень ценю, что ты сделал для меня. Я ценю твоё терпение. Но я бездарная ученица и оставим это. Ты когда едешь в Корк?

— Не сегодня, — улыбнулся он. — Сегодня я учусь рисовать грудь.

Я сжала губы.

— Эрик тебе когда-нибудь говорил, что ты прекрасна, когда злишься?

— Пошёл вон! — закричала я раньше, чем подумала. Да, у моего тела пока работал инстинкт самосохранения. — Пошёл вон!

Шон сцепил руки под подбородком и покачал головой.

— Какая же ты красивая!

— Ты что, не слышал, что я сказала? Пошёл вон!

— Не пойду. Мне здесь хорошо.

Я выдохнула и вцепилась пальцами в спутавшиеся волосы — дура, забыла расчесать, пока были влажными.

— Шон, почему ты ведёшь себя, как козёл?

Шон заулыбался ещё шире. Что больше позабавило его, мои слова или всё же вшивый домик на голове, кто знает, но мои познания в ирландских мужчинах приумножились изрядно за эти сутки, и потому я использовала ирландскую фразу в русском значении. Козёл ты, Шон Мур, но, к счастью, любовь не зла.

— Я очень даже логичен, глупая русская девчонка. Мне хорошо с тобой. По-дурацки ведёшь себя именно ты. Твоя серьёзность пугает. Я чувствую себя профессором, у которого боятся завалить экзамен.

Я кивнула. Да-да, я очень рада дать тебе возможность почувствовать себя профессором. Жаль, для меня ты, сколько бы чечёток не отбивал, навсегда останешься водопроводчиком, высасывающим за вечер полбутылки виски или всю бутыль. Красавчик! Лучше б твой отец сделал тебя фермером. Пришлось бы каждое утро в поле ходить, пить бы было некогда. Чем вообще твой день занят? Детские книжки читаешь? Большего в твою башку всё равно не влезет… Хоть бы кран, что ли, у кого сломался, и ты свалил до вечера. Два часа в постели я могу тебя вынести, но целый день нос к носу, увольте.

Хотелось выплеснуть всё это на мистера Мура, но что-то сдерживало поток гадких слов. Наверное, воспитание.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?

— Расслабилась. Мы не на секс-тренинге здесь. Мы живые люди. Ну, попытайся хоть что-то почувствовать ко мне… Ну, вспомни «Мосты графства Мэдисон», у них было всего несколько дней, но они сумели с первого ужина зажечь друг в друге страсть. Ну, неужели я настолько хуже этого фотографа? Не поверю, что её возбудили фотографии Неаполя из «Нэшнл Джеографик».

Шон ждал от меня ответа. А что я должна была ему сказать? Да, именно фотографии положили героя в постель фермерши. Они могли говорить о том, о чём не говорят с фермерами. А ты-то даже не фермер, увы.

— О’кей, — согласилась я непонятно на что. — Никакой больше серьёзности. Ну, что делают несерьёзные девочки в твоём понимании?

— Обед.

Мне так и хотелось выругаться. Шмотки я ему постирала, сейчас накормлю, потом в постель уложу. Хорошо устроился! Когда уже ты в Корк свалишь?!

Я сунулась в холодильник и в овощной ящик. Лучше и не придумаешь! Картошка! Я нажарю ему картошки с луком. Может, ещё и на сковородке подам. Кушать подано, жрать пожалуйста! Жаль, что на «Оливье» ничего, а так бы я до самого утра с удовольствием кромсала овощи, только бы тебя не видеть. А ты не свалишь даже с кухни, будто без тебя картошку не почищу!

— А ты бы мог съесть мешок картошки за день? — не смогла я удержаться от мучающего меня с музея вопроса.

Шон задумался. А чего тут думать?

— Надеюсь, мне никогда не придётся проверять это на себе.

Ладно, ешь куриные бёдрышки, так уж и быть. На сковородке они быстро зажарились. С корочкой. Как у бабушки. Лиззи никогда не стала бы такое есть!

— Открыть вино?

— Нет! — я чуть не опрокинула на себя тарелку. — Никакого алкоголя, понял?!