Двойной без сахара

— Bloody hell! — Джеймс Джойс таким вихрем пронеслась мимо хозяина, что его спас от неминуемого падения лишь почтовый столб. — Gerroff! — заорал Шон так, что задрожали барабанные перепонки. У меня. Собака же не реагировала на хозяйскую ругань вовсе. Она стояла передними лапами у меня на груди и самозабвенно облизывала лицо.

Увы, её язык не слизал следы сна. Услышав шум, я пробиралась к двери на ощупь. Но мозг уже включился, и я присела на порог, чтобы своим телом защитить собаку от расправы. И Шон не подошёл.

— Что ты тут делаешь? — спросила я, застёгивая верхнюю пуговицу пижамной кофты, которую Джеймс Джойс умудрилась подцепить когтями. Но всё же не стала напоминать её хозяину про вчерашнее обещание. Я была рада его видеть. Вернее, Джеймс Джойс. Одинокая ночь оставила неприятный осадок, но искренняя собачья радость подняла меня до небес.

— Это не я. Это всё эта тварь. Она убежала во время прогулки.

Шон замер на полпути от почтового ящика. Я осталась сидеть, обнимая собаку, совсем не уверенная, что хозяин уже сменил гнев на милость. Подождём. Его же не смущает смотреть на меня сверху вниз!

— Потом увидел, что машины нет, и решил взглянуть в ваше отсутствие на почтовый ящик. Любопытно ведь! Я не хотел нарушать наш договор. И тем более — будить тебя. Отпусти собаку, и я уйду.

— А я её не держу.

Я поднялась и, заметив на коленях шерсть, принялась отряхиваться. Шон кликнул собаку, но та не пошла к нему.

— Да что же такое! — сказал он без злобы, но с обидой. — Неблагодарная сучка, ты променяла двенадцать лет любви и заботы на одну ласку заезжей девчонки. Есть сегодня даже не проси.

Я не смогла сдержать улыбки. Собака продолжала вилять хвостом — даже если она и поняла угрозу хозяина, то ей было плевать. Здоровый собачий пофигизм. Стоит поучиться. Я провела рукой от холки до хвоста, и Джеймс Джойс прижала от удовольствия уши.

— Пойдём домой, — продолжил Шон примирительно, и собака подошла к нему, поджав хвост. — Нам здесь не рады. Во всяком случае, мне.

— Отчего же! Я рада, что ты зашёл. У меня осталась краска. Могу покрасить второй ящик, если тебе нравится первый, — предложила я с неполной уверенностью, что хочу услышать в ответ «да», но Шон тут же согласился.

— Если только мисс Брукнэлл не будет против того, что ты тратишь время на всякую ерунду, — добавил он с улыбкой, и я ответила ему ещё большей, чтобы прикрыть рану в сердце.

— Мисс Брукнэлл об этом не узнает. Она улетела в Нью-Йорк.

— Вот как, — опешил Шон. — Я думал, она уехала в магазин. Что случилось?

— Что-то в семье. Я точно не знаю. Она не сказала.

— Как так не сказала?

— Вот так, — улыбнулась я, почувствовав резь в глазах. — Мы не настолько близки, чтобы делиться сокровенным.

Да, да, именно об этом я и думала всю ночь. Во всяком случае, ту часть ночи, которую пролежала, глядя в тёмный потолок.

— Надолго?

Я вновь пожала плечами.

— Ты не можешь оставаться здесь одна.

— Это ещё почему? — спросила я с вызовом, чтобы побороть подступающие слёзы. — В контракте нет моего имени, поэтому?

Шон сжал губы. Я его обидела, того не желая.

— Потому что ты без машины. И я уезжаю. Лана…

Я не дала ему договорить:

— Падди никуда не уезжает.

— До паба ещё доехать надо.

— У меня есть велосипед.

— Лана…

— Шон, не начинай. Я не поеду в Корк. Точка.

— Это тебя ни к чему не обязывает…

— Шон, этого я боюсь меньше всего. Я не хочу портить тебе и твоим племянникам каникулы. Я плохой велосипедист.

— А если мы не поедем в поход…

— Шон, прекрати! Со мной ничего не случится, а вот твои племянники на тебя обидятся. Не поднимай больше эту тему, ладно? И у меня есть ещё Бреннон О’Диа. Он с удовольствием составит мне компанию. Ему очень нравятся мои шаржи. Кстати, я хочу подарить тебе один. Твою собаку. Пойдём.

Шон вошёл за мной следом и, оттолкнув Джеймс Джойс ногой, захлопнул дверь перед мокрым чёрным носом.

— Я не могу впустить её. Вдруг у будущих постояльцев будет аллергия на шерсть.

Собака заскреблась в дверь, но после хозяйского окрика притихла. Но через секунду я увидела её уже за стеклянной дверью — сообразительная псина. Шон проигнорировал её просьбу войти — стекло не жалко, не поцарапает. Я взяла со столика папку и достала рисунок, но захлопнуть не успела, Шон ухватился за край шаржа на Господина Гончара. Я давно не слышала ни от кого такого по-детски искреннего смеха, как в тот момент от Шона.

— Отдай! — я спрятала шарж и строго взглянула на развеселившегося мистера Мура. — Только ему не говори, ладно? — Шон согласно замотал головой. — У меня есть неприятная история с шаржами. Лето я проводила всегда у бабушки с моим кузеном. Он гулял все ночи напролёт, а потом дрых полдня, и его дружки заставляли меня его будить, ну и я получала много неласковых слов в свой адрес. А в десять лет девочки обидчивые. Я нарисовала шаржи на всю компанию и подписала имена. Пока кузен спал, я заклеила ими дверь его комнаты и предложила друзьям самим его разбудить. Они очень громко хохотали, пока не доходили до своего портрета. Тогда смех мгновенно обрывался. Неделю они со мной вообще не разговаривали.

— Я буду разговаривать, если ты нарисуешь меня, — сказал Шон, едва я замолчала. — А за Джеймс Джойс спасибо.

— Хорошо. Только после почтового ящика. Боюсь, краска испортится или вдохновение пропадёт.