Страница 64 из 86
— Лана, я спросил тебя, пока ты была трезвой, ты ответила — нет. Ответ «да» от пьяной я не принимаю. Я не мальчик, который бегает за каждой пьяной тёткой в надежде, что может эта его не скинет.
Я отвернулась. Молча. Вот так живёшь и не знаешь, какими принципиальными могут быть водопроводчики. Завтра трезвая тётка тебя на пушечный выстрел не подпустит, а Лиззи я так и скажу — он отказался со мной спать. Не пойдёт же она к мистеру Муру за объяснениями! Это же жизнь, а не мыльная опера. Так что даже хорошо, что всё так хорошо закончилось. Моя совесть перед всеми чиста, как виски.
— О чём ты думаешь?
А я и не заметила, как вновь перекатилась на спину. Думала я, увы, не о побелке потолка, но правду ему знать необязательно.
— Ты будешь смеяться. Я думаю об этой русской официантке, — Шон даже сделал заинтересованное лицо. — Вернее, о том, что она подумала о нас… Точнее обо мне.
— И что она подумала?
Ну, не свинство ли, висеть над пьяной тёткой в полуобнажённом виде после того, как зачитал ей кодекс чести и морали ирландских водопроводчиков?
— Скорее, что она почувствовала. Зависть… Или наоборот превосходство, что никогда не опустится до того, чтобы спать с кем-то в отеле. С кем-то, кому посчастливилось родиться в лучшей стране…
— Лана, ты сама возвращаешься к запретной теме. Выходит, я прав, и тебя это гложет. Ладно, — бросил он через минуту моего молчания. — Что б там она ни подумала, она никогда не догадается, чем мы тут в действительности занимаемся. Читать дальше?
— Читай, если хочешь. Я её почти дочитала, хотя местами засыпала. Думаю, под твой голос я усну ещё быстрее.
— Спасибо.
— Не обижайся, — я даже за локоть его схватила, но тут же отдёрнула руку, будто обожглась. — Это комплимент.
— Я знаю. Я продавал свой голос. И было время за него платили гораздо больше, чем за мои руки.
Я произнесла нечто нечленораздельное, что заставило Шона продолжить фразу:
— В отделе по работе с клиентами Водафона. На меня переключали тех, кто желал отказаться от нашего сервиса — интернета или телефона. Моя задача была убедить их остаться нашими клиентами.
— И какими были твои успехи?
— Три года мне исправно платили зарплату, пока я сам не ушёл.
— А почему ушёл?
— Потому что уехал из Корка, а в нашей деревне мой голос никому не нужен, нужны только руки. Да и то нечасто.
— Жалеешь?
— О чём?
— Ну, о том, что уехал из Корка и… Ну… В общем, ну… возишься с кранами.
— Нет, не жалею. Я ехал в Корк для Кары. Без неё мне там нечего было делать. Из-за неё я и микрофон на себя надел. Ей надоели мои грязные футболки, ей хотелось, чтобы я выходил из дома в костюме и в нём же возвращался, даже галстука не ослабив. В общем, я если и жалею о чём-то, то лишь о том, что даже в костюме не сумел стать тем, кем она хотела меня видеть, — Шон замолчал, но лишь на пару секунд. — Если у нас нынче ночь откровений, то да, в какой-то момент в своей жизни я чувствовал себя полным ничтожеством, не способным дать любимой женщине то, что она от меня ждёт.
Теперь Шон замолчал окончательно. Я наконец-то отыскала на потолке пятно и выдала:
— Я думаю, что она просто слишком многого от тебя требовала.
— Так и должно быть, — не дал он мне закончить начатую мысль. Наверное, думал, что я стану его жалеть, а я не собиралась этого делать. — Мы всегда требует больше, чем рассчитываем получить. Специально ставим высокую планку, чтобы было к чему стремиться. Правда, пытаясь допрыгнуть до неё, можно выпрыгнуть из штанов. Ладно, книга интереснее моих соплей. Слушай.
И я слушала, только недолго, а сколько проспала, не знаю. Ночь промелькнула яркой вспышкой — вернее, я проснулась от солнца, бьющего в незашторенное окно. Дождя как ни бывало. Дорога безопасна. Насколько ирландские дороги вообще могут быть безопасными.
Шон читал. Он вообще спал? И если рано проснулся, желая прочитать продолжение любимой маминой книги, мог бы заодно и одеться. Или хотя бы повесить скомканную рубашку на плечики отвисеться. Мне, конечно, плевать на его внешний вид, но всё же в нём осталось немного хороших манер от образа жизни клерка, потому он и выпадал малость из привычного образа водопроводчика. Даже выуживать из собеседника истории не разучился. Только бы не стал убеждать меня остаться с ним. И не успела я подумать, как Шон навис надо мной. К счастью, я была одета, хоть и успела скинуть одеяло.
— Ты всё ещё хочешь этого?
Шон почти коснулся моих губ. Дрожь волной прокатилась по телу, и я не могла понять её причину: отсутствие одеяла или близость самца. И если последнее, то это точно не желание слиться с ним в первобытном экстазе. Только и отвращения от близости мужского тела я не испытывала. Или не успела испытать, потому что Шон отпрянул, не дожидаясь ответа, или прочитал отказ в моих трезвых глазах. Он свесил с кровати босые ноги — когда успел снять носки? Когда я засыпала, они на нём точно были.
— Я не обижаюсь, — сказал он, оставаясь ко мне спиной. — Изменить первый раз для женщины сродни лишению девственности. Страшно ошибиться в выборе партнёра. Потом начинаешь относиться к этому проще. Как и к отказам.
Только сгорбленная спина говорила об обратном. Даже стало жалко его, захотелось провести рукой между лопаток, утешить, как ребёнка, но страх в ту же секунду оказаться между матрасом и его телом быстро взял жалость под контроль.